Файл: Лотман Ю.М. Культура и взрыв.pdf

В собственно светских, дружинных и рыцарских текстах семиотика чести и славы разработана со значительно большей детализацией. Западный материал по этому вопросу собран в монографии аргентинской исследовательницы Марии Розы Лиды де Малькиель «Идея славы в западной традиции. Античность, западное средневековье,

Migne. Patrologia Latina. T. LXXX, livre U, § 42.

*Raimond Lulle. Oeuvres. Ed. J. Rosselo. T. IV. Palma de Majorque, 1903. P. 3.

**Полное собрание русских летописей. Т. I. М., 1962. С. 253.

Дурак u сумасшедший

==85

Кастилья» *. Из приведенных ею данных с очевидностью следует, что в классической модели западного рыцарства строго различаются знак рыцарского достоинства, связанный с материально выраженным обозначаемым - наградой, и словесный знак - хвала. Первый неизменно строится как соотнесение размера награды и величины достоинства. Это подчеркивается и в словаре А.-Ж. Греймаса**. Понятие вознаграждения как материального обозначающего, обозначаемым которого является достоинство рыцаря, проходит через многочисленные тексты. Хотя «honneur» и «gloire» постоянно употребляются в паре как двуединая формула ***, смысл их глубоко различен. Различия, в конечном итоге, сводятся к противопоставлению вещи в знаковой функции и

Maria Rosa Lida de Malkiel. L'idée de la gloire dans la tradition occidentale. Antiquité, moyen âge occidental, Castille. Книга была опубликована по-испански в Мехико в 1952 г. Мы пользовались французским переводом: Paris, libr. С. Klincksieck, 1958. К слову «onor, enor, anor» даются следующие значения: «l. Honneur dans lequel quelqu'un est tenu; 2. Avantages matériels qui en résultent <... > 4. Fief, bénéfice féodal <·.. > 5. Bien, richesse en général <... > 8. Marques, attributs de la dignité.» (Dictionnaire de l'ancien français jusqu'au milieu du XIV® siècle par A. Greimas. Paris, ^Larousse, 1969. P. 454).

Трубадур Жиро де Борнейль, оплакивая смерть Ричарда Львиное Сердце, говорит о его «чести и славе». Эту же формулу употребляет и средневековый поэт Гонзало де Берсео: «Чтобы возросла его честь и увеличилась его слава» (цит. по M. R. L. de Malkiel. P. 128). В средневековом испанском эпическом тексте «Libro de Alexandre» читаем: Нет ни чести, ни славы для достойного мужа Искать приключений в местах нечестивых.

(Там же. Р. 179) Примеры эти можно было бы умножать и дальше.

==86

слова, также выполняющего роль социального знака. Систему, наиболее близкую к употреблениям раннего русского средневековья, мы, пожалуй, находим в «Песне о моем Сиде».

«Честь» здесь неизменно имеет значение добычи, награды, знака, ценность которого определяется ценностью его плана выражения, взятого в незнаковой функции. Именно поэтому Сид может воскликнуть: Пусть знают в Галисии, Кастилии и Леоне, Каким богатством я наградил <снабдил> каждого из двух моих зятей

(стихи 2579—2580).

Однако «честь» - не только знак достоинства: она знак и определенного социального отношения: «Честь, по сути, связана с социальной основой (données sociales) и, следовательно, подчинена всей системе юридических установлений, правила которых тщательно зафиксированы и для суждения о тонкостях функционирования которых немногие документы столь содержательны, как Песнь <о моем Сиде. - Ю. Л. >. Именно король как источник чести отнимает этот свой дар у героя. И тогда тот уже сам добивается верностью, подвигами и размахом восстановления своей утраченной чести». Исследовательница подчеркивает специфическое сочетание поэзии верности и служ бы с крайним индивидуализмом, своеволием и уважением к своей самостоятельности, что делает рыцарское понятие чести трудно перекодируемым на язык позднейших политических терминов *.

Связь чести с вассальными отношениями отчетливо прослеживается и в русских источниках. Показательно, что честь всегда дают, берут, De Malkiel M. R. L. Op. cit. P. 121—122.

Дурак u сумасшедший

==87

воздают, оказывают. Этот микроконтекст никогда не применяется к славе. Честь неизменно связывается с актом обмена, требующим материального знака, с некоторой взаимностью социальных отношений, дающих право на уважение и общественную ценность.

Однако при анализе понятия чести и его глагольных производных в текстах Киевской поры следует иметь в виду одну особенность: «честь» всегда включается в контексты обмена. Ее можно дать, воздать и приять. Известная синонимичность, казалось бы, противоположных глаголов «дать» и «брать» объясняется амбивалентностью самого действия в системе раннефеодальных вассальных отношений. Акт дачи дара был одновременно и знаком вступления в вассалитет и принятия в него. При этом будущий вассал, вступая в эту новую для него зависимость, должен был принести себя, свои земли в дар феодальному покровителю, с тем, однако, чтобы тут же получить их обратно (часто с прибавлениями), но уже в качестве ленной награды. Таким образом, подарок превращается в знак, которым обмениваются, закрепляя тем самым определенные социальные договоры. С этой амбивалентностью дачи-получения, когда каждый получающий есть вместе с тем и даритель, связывается то, что честь воздается снизу вверх и оказывается сверху вниз. При этом неизменно подчеркивается, что источником чести, равно как и богатства, для подчиненных является феодальный глава *.

И во втором случае понятие это имеет специфически, феодально условный характер: князь — источник богатства, поскольку раздает дружине ее долю добычи. Но захватывает добычу в бою ведь дружина. Она отдает ее князю и получает назад уже как милость и награду. Показательно, что разрыв вассальных отношений

==88

Культура и взрыв

В дальнейшем мы можем встретиться и с тем, что честь воздает равный равному. Но в этом случае перед нами уже обряд вежливости, формальный ритуал, означающий условное вступление в службу, имеющий не более реального смысла, чем обычная в конце писем XIX в. заключительная формула: «Остаюсь Вашего превосходительства покорнейший слуга».

«Слава» - тоже знак, но знак словесный, и поэтому функционирующий принципиально иным образом. Она не передается и не принимается, а «доходит до отдаленных язык» и до позднейшего потомства. Ей всегда приписываются звуковые признаки: ее «гласят», «слышат». Ложная слава «с шумом» погибает. Кроме того у нее есть признаки коллективной памяти. Иерархически она занимает высшее, по сравнению с честью, место.

Честь имеет установленные, соответствующие месту в иерархии, размеры. В средневековом кастильском эпосе «Книга об Аполлонии» король обращается к неизвестному рыцарю, прибывшему во время пира: ... Друг, выбери себе место, Ты знаешь, какое место тебе подобает

И как, следуя куртуазности, тебе надлежит поступить, Так как мы, не зная, кто ты, можем ошибиться *. Объем оказываемой чести здесь важнее, чем личное имя. Последнее может быть скрыто, но

оформляется как возвращение чести. А.-Ж. Греймас приводит следующий текст: Rendre son hommage et son fief, se dégager des obligations de vassalité (Op. cit. P. 453: отдать свою честь и свой fief — освободиться от обязанностей вассала).

Libro de Apolonio. Ed. С. Caroll Marden. Paris, 1917. Str. 158.

Дурак и сумасшедший

==89

первое необходимо знать, иначе социальное общение делается просто невозможным (иначе обстоит дело в церковных текстах, ср. «Житие Алексия человека Божиего», построенное на том, что герой сознательно понижает свой социальный статут). Слава измеряется не величиной, а долговечностью. Слава в основном употреблении - хвала. В отличие от чести она не знает непосредственной соотнесенности выражения и содержания. Если честь связана с представлением о том, что большее выражение обозначает большее содержание, то слава, как словесный знак, рассматривает эту связь в качестве условной: мгновенное человеческое слово означает бессмертную славу. Поскольку человек средних веков все знаки склонен рассматривать как иконические, он пытается снять и это противоречие, связывая славу не с обычным, а особо авторитетным словом. Такими могут выступать божественное слово, слово, записанное «в хартиях», сложенное «песнопевцами», или слово «отдаленных язык». И в этом случае мы находим полный параллелизм между терминологией русского и западного раннего средневековья *.

В принципе слава закрепляется за высшими ступенями феодальной иерархии. Однако возможно и исключение: воин, завоевывающий славу ценой смерти, как бы уравнивает себя с высшей ступенью. Он становится равен всем. А как мы помним из «Изборника 1076 г.», слава дается равными. Система эта, различающая честь и славу, последовательно выдерживается в наиболее

старших текстах Киевской поры: «Изборнике ίο 7 6 г.», «Девгениевых деяниях», «Иудейской войне», отчасти «Повести временных лет» (в ком-

De Malkiel M. R. L. Op. cit. P. 121—128.

К оглавлению

==90

Культура и взрыв

бинациях с церковной трактовкой термина) и ряде других текстов. Особенно показательна в этом отношении «Иудейская война», относительно которой наблюдение это было сделано уже очень давно, еще Барсовым. Н. К. Гудзий писал: «терминология и фразеология, характеризующие идейный и бытовой уклад дружинной Руси», отражаются в русском переводе книг Флавия, соответствуя употреблению «в современных переводу оригинальных русских памятниках, особенно летописях. Таковы понятия чести, славы, заменяющие находящиеся в греческом тексте другие понятия - радости, обильного угощения, награды» *. Подробный анализ передачи понятий греческого оригинала в иной, специфически феодальной, системе (термины «честь» и «слава») дан Н. А. Мещерским**. Отметим лишь, что когда переводчик «Иудейской войны» передает греческое «ευφημία» (радость) как «честь» («И усретоша сопфоряне с честью и с похвалами»), то здесь он не просто переосмысляет греческую терминологию, но и делает это с поразительным знанием основных понятий общероманского рыцарства. Напомним, что такое истолкование «ευφημία» вполне соответствует, например, синонимичному «чести» «joi» из «Песни о моем Сиде». Словарь средневекового французского языка также фиксирует «joeiler» в значении «приносить дары» **\ Если напомнить, что «похвала» здесь бесспорный синоним «славы» (старофр. laude), то и тут видим существенную для русского феодализма и

История русской литературы. Т. I. М.-Л., изд. АН СССР, 1941. С. 148.

Мещерский Н. А. История иудейской войны Иосифа флявия в древнерусском переводе. М.-Л., 1958. С. 80. *** Dictionnaire de l'ancien français jusqu'au milieu du XIVe siècle, par A. Greimas. Paris, Larousse, 1979. P. 347.

Дурак и сумасшедший

==91

общую для раннего средневековья ряда стран формулу «честь и слава». Попутно уместно было бы обратить внимание на специфичность термина «веселие» в «Слове о полку Игореве»: «А мы уже, дружина жадни веселия». В этом случае оно, вероятнее всего, употреблено как синоним «честинаграды» (напомним, что словарь Greimas'a дает для «joiete» во французских рыцарских текстах XIII в. значение «usufruit», юридический термин, обозначающий передачу чужого имущества в пользование, что для рыцаря всегда было наградой-честью). Не случайно, видимо, выражения «веселие пониче», «не веселая година въстала» в «Слове» неизменно сопровождаются указаниями на материальный характер потери: «А злата и серебра ни мало того потрепати», «погании <... >