Файл: Метелев С.Е. - Современный терроризм и методы антитеррористической деятельности. Монография - 2008.doc

Хотелось бы отметить, что в США уже более 10 лет существует Центр по изучению военных кампаний, специалисты которого не только занимаются фундаментальными исследованиями в области локальных войн и вооруженных конфликтов, но и оперативно информируют руководство страны о наиболее приемлемых вариантаx использования вооруженных сил в различных кризисных ситуациях. Именно эксперты этого Центра непосредственно занимались обоснованием и подготовкой операций американских вооруженных сил: "Буря в пустыне", "Лиса в пустыне" (Ирак), "Решительная сила" в Косово и др.

Общие принципы борьбы с экстремизмом и использования военных структур США во внутригосударственных кризисных ситуациях (конфликтах) содержатся в Конституции США, своде законов, своде федеральных законоположений. Их конкретизация дается в ряде подзаконных актов, прежде всего министерства обороны и министерств видов вооруженных сил. Одним из последних документов этой категории является принятый в июле 1993 г. Устав FM 100-19, FM 7-10 "Внутригосударственные операции". В нем раскрываются основные принципы и механизмы использования вооруженных сил и взаимодействия их с гражданскими властями в целях предотвращения актов вооруженного насилия внутри государства.

В США Президенту предоставляется право использовать либо территориальные воинские формирования, либо войска и силы федеральных вооруженных сил (сухопутные войска и военно-морские силы) для борьбы с гражданскими беспорядками, а также в случае нарушения конституционных прав граждан, для предотвращения тайных заговоров и незаконных объединений, имеющих своей целью свержение законно избранного правительства или подрыв устоев государства и права и борьбы с ними.

Ориентируясь на пример США, стали действовать и другие государства. Вооруженные силы Турции, основываясь на той же мотивации, осуществили боевые операции на территории Ирака для подавления опорных баз террористической курдской организации, Израиль регулярно предпринимал аналогичные действия в отношении Сирии и Ливана. По данным британской газеты "Обсервер", в апреле 1996 г. несколько сотрудников спецслужб Израиля под видом гражданских лиц прибыли на территорию Южного Ливана в Кванту в район расположения лагеря ООН для беженцев, где, по мнению израильтян, скрывались боевики исламской террористической организации "Хезболла". Разведчики передали по радио своему командованию точные координаты лагеря и покинули его территорию, после чего по нему были нанесены артиллерийские и авиационные удары. В результате погибло более 100 беженцев.

Одной из немногих официальных оценок не в пользу США стало решение Международного суда по делу Никарагуа, когда суд не одобрил и осудил поведение США. Американцы пытались обосновать совершаемые ими нарушения принципа суверенного равенства государств тем, что они осуществляются в рамках "борьбы с коммунистическим тоталитаризмом". Но Международным судом этот аргумент был отвергнут со следующей формулировкой: "Суд не может согласиться с тем, что появилось новое правило, предоставляющее одному государству право вмешательства в дела другого государства в силу того, что последнее избрало определенную идеологическую и политическую систему". Также суд в своем решении пришел к выводу о необходимости предоставить отдельному государству возможность использования силы лимитированной интенсивности для противодействия насильственным актам.

В настоящее время западные правительства готовы к жесткому ответу террористам. Однако, к сожалению, такая готовность до сих пор имеет весьма избирательный характер. Особенно - в отношении России. Это желательно всегда помнить, воспринимая оценки действий российских властей другими членами международного сообщества, а тем более их рекомендации из самых благих побуждений, реалистично и критично, не гонясь за сиюминутной похвалой с чужого плеча, а ориентируясь на свои национальные интересы, общепризнанные права собственных граждан и, прежде всего, их право на жизнь и безопасность от угроз терроризма.

Важно на внутригосударственном уровне систематически проводить объективную (с привлечением независимых экспертов, представителей всех ветвей власти, компетентных ведомств, общественных правозащитных организаций) и полную оценку собственных действий и необходимых в будущем дополнительных мер обеспечения, как надлежащего уровня безопасности, так и должной степени защиты прав и свобод граждан. Причем необходимо, чтобы результаты такого анализа доводились до сведения собственного населения - для достижения общественного согласия относительно целесообразности и адекватности предпринимаемых государством шагов.

В этой связи, анализируя действующую правовую базу России применительно к правовым основаниям применения вооруженных сил при ответе на терроризм, необходимо отметить, что Военной доктриной Российской Федерации под военной опасностью понимается такое внешнее проявление в отношениях или действиях между государствами, когда возникает возможность развязывания войны одного государства против другого (группы государств против одного или нескольких государств). Военная угроза - это определившееся намерение какого-либо государства (группы государств) развязать войну против другого государства (группы государств) или нанести ущерб его национальным интересам и суверенитету агрессивными действиями.

При этом оговаривается, что вооруженный конфликт может возникнуть в форме вооруженного инцидента, вооруженной акции и других вооруженных столкновений ограниченного масштаба и стать следствием попытки разрешить национальные, этнические, религиозные и иные противоречия с помощью средств вооруженной борьбы. При этом одна из характерных черт конфликта - широкое использование диверсионных и террористических методов.

Терроризм Военной доктриной Российской Федерации отнесен к числу основных внутренних угроз. Наряду с попыткой насильственного свержения конституционного строя; противоправной деятельностью экстремистских националистических, религиозных, сепаратистских и террористических движений, организаций и структур, направленной на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической обстановки в стране; планированием, подготовкой и осуществлением действий, направленных на дезорганизацию функционирования федеральных органов государственной власти, нападения на государственные, хозяйственные, военные объекты, объекты жизнеобеспечения и ин формационной инфраструктуры; созданием, оснащением, подготовкой и функционированием незаконных вооруженных формирований; незаконным оборотом на территории Российской Федерации оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и других средств, которые могут быть использованы для осуществления диверсий террористических актов, иных противоправных действий; организованной преступностью, контрабандной и иной противозаконной деятельностью в масштабах, угрожающих военной безопасности Российской Федерации.

К источникам военных опасностей и угроз причислен и ряд факторов, непосредственно связанных с угрозами террористическими: существующие и потенциальные очаги локальных войн и вооруженных конфликтов, нерешенные территориальные претензии; распространение современных видов оружия и новейших технологий военного производства, которые с большой вероятностью могут быть использованы для реализации различных политических целей; распространение международного терроризма, использующего нетрадиционное орудие (ядерное, химическое, бактериологическое), а также новейшие достижения в области традиционных вооружений (переносные ракетные установки, современные взрывчатые вещества, включая пластиковые).

Таким образом, в контексте Военной доктрины Российской Федерации терроризм как одно из проявлений военной угрозы адекватен агрессии.

С учетом вышесказанного целесообразно в Военной доктрине закрепить как правовые основания применения военной силы в ситуации ответа государства на акты международного терроризма, так и общие положения, касающиеся применения вооруженных сил в борьбе с антиконституционными проявлениями на территории страны и правового регулирования таких действий специальным законодательством.

При разработке же собственно антитеррористической стратегии (в рамках государственной концепции противодействия экстремизму и терроризму), рассматривая экстремизм и терроризм в контексте посягательств на конституционный строй, особое внимание следует уделить соотношению различных ее аспектов с исключительной формой угрозы безопасности государства - агрессией, а также с социальными явлениями, представляющими собой непосредственную угрозу и безопасности граждан или конституционному строю Российской Федерации, устранение которых требует применения чрезвычайных мер.

Как известно, в таких ситуациях, при наличии определенных законом условий, «можно введение соответственно военного и чрезвычайного положения, в том числе в целях пресечения актов терроризма. Однако четко такие критерии применительно к террористическим угрозам - внутренним, а тем более внешним - не обозначены. Тем не менее, в последнее время приходится все чаще констатировать, что правовой режим чрезвычайного и военного положения нередко является единственно адекватной формой реагирования на масштабные проявления терроризма. Именно поэтому представляется необходимым концептуальное (и детальное - в законодательстве) закрепление параметров оценки терроризма применительно к вооруженным методам борьбы, а также иным антиконституционным проявлениям.

Прежде всего, на государственную стратегию контроля над терроризмом и экстремизмом целесообразно спроецировать отдельные положения военной доктрины. Например, в блоке вопросов, касающихся международного терроризма, предлагается экстраполяция ситуации агрессии (п. 1 раздела II Военной доктрины) на акт международного терроризма с государственным участием. В таком контексте Россия могла бы сослаться на свое право "применения Вооруженных Сил Российской Федерации и других войск для отражения агрессии против нее" в лице террористических формирований, базирующихся на территории другого государства, с одновременным обязательным введением военного положения в областях, прилегающих к району вооруженного вторжения боевиков.

Некоторые авторы предлагают выделить в Федеральном конституционном законе "О военном положении" раздел "Поддержание режима военного положения в районах внутренних конфликтов с использованием средств вооруженного насилия". Основными целями введения такого режима стали бы: восстановление законности и конституционного порядка; стабилизация общественно - политической обстановки; обеспечение государственной и общественной безопасности; защита прав и свобод граждан, оказание необходимой помощи населению; создание условий для урегулирования конфликтов политическими методами. Наряду с этим предлагается дополнить ст.87 Конституции Российской Федерации нормой о том, что военное положение может вводиться не только в случае агрессии против России, но и при возникновении вооруженных посягательств на конституционные строй, угрожающих национальной безопасности и территориальной целостности государства.

Однако подобное расширительное основание введения военного положение представляется избыточным, поскольку в случае угроз внутреннего порядка вполне адекватными являются меры, предусматриваемые режимом чрезвычайного положения (в значительной своей части повторяющие ограничения и специальные полномочия, зафиксированные в Федеральном конституционном законе "О военном положении"). Но разъяснить четко как в антитеррористическом законодательстве, так и (в случае необходимости) в названных федеральных конституционных законах основания использования соответствующих чрезвычайных мер в случае борьбы с терроризмом действительно целесообразно и практически важно.

В частности, это дало бы четкие правовые основания для ограничений в отношении наемников, воюющих на стороне чеченских боевиков. Как известно, во время первой и второй чеченских кампаний значительные нарекания со стороны различных российских и зарубежных правозащитников вызывала практика фильтрационных лагерей. Но применительно к военному положению вполне правомерны специальные полномочия по интернированию (изоляции) "в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права граждан иностранного государства, воюющего с Российской Федерацией". Таким образом, квалификация вторжения террористических групп с территории другого государства при содействии или очевидном (намеренном) попустительстве последнего как агрессии создавала бы четкую правовую основу для использования против соответствующей террористической угрозы режима военного положения, а также международно-правовых механизмов самозащиты.

3.4. Международные механизмы борьбы с терроризмом

История борьбы с терроризмом на международном уровне начинается со второй половины 20-х гг. XX в., когда в соответствии с решением Первого Международного Конгресса уголовного права (Брюссель, 1926 г.), проходившего под эгидой Международной Ассоциации уголовного права, была проведена серия конференций, посвященных проблеме терроризма. Основные направления сотрудничества по борьбе с терроризмом на государственном уровне определились именно в ходе этих международных форумов. Усилия юристов-международников были направлены на разработку и согласование документов, регулирующих такие аспекты проблемы терроризма, как:

• общие принципы борьбы с терроризмом и содержание некоторых терминов, используемых в официальных документах, регулирующих взаимодействие стран в рамках этого рода международной активности;

• специфика борьбы с терроризмом на воздушном транспорте;

• борьба с международным терроризмом на высшем международном уровне;

• конвенционный механизм борьбы с международным терроризмом;

• международное сотрудничество по борьбе с конкретными террористическими акциями и урегулированию отношений, возникших в результате их совершения.

Первая такая конференция, состоявшаяся в 1927 г., приняла документ, в котором была сделана попытка раскрыть понятие международного преступления и дать уголовно-правовую оценку этому явлению. Там же подчеркивалась необходимость уголовного преследования и наказания лиц за совершение наиболее опасных преступлений, создающих угрозу общественной безопасности.

Одним из первых шагов в организации международного сотрудничества против террора явилось утверждение Ассамблеей Лиги Наций в 1937г. проекта Международной конвенции по предотвращению и наказанию актов терроризма. Эта конвенция не была ратифицирована и не вступила в силу. Но внушительный пакет документов по проблеме терроризма, принятый ООН, ее специализированными учреждениями и региональными организациями, по сути лишь детализирует положения ст.1 названной конвенции. Они касаются обязанности "каждого Государства... воздерживаться от всяких действий, имеющих целью благоприятствовать террористической деятельности, направленной против другого Государства, и препятствовать действиям, в которых эта деятельность выражается... и взаимно оказывать друг другу содействие". Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма, принятая Генеральной Ассамблеей ООН в 1994 г., почти 60 лет спустя, вновь указала на необходимость усиления сотрудничества в борьбе с терроризмом и подтвердила обязанность государств принимать все возможные меры по его ликвидации. Но к началу XXIв. стало ясно, что угроза терроризма разрослась до глобального уровня, и международное сообщество пока с ней не справляется.

Глобальную антитеррористическую войну, объявленную США можно считать попыткой реализации высокотехнологичных планов смены извне режимов на территориях, откуда исходит реальная или виртуальная террористическая угроза, и последующего использования технологий по созданию там "новой государственности". Примером подобных действий стали Афганистан и Ирак. Оставляя в стороне весь комплекс неизбежных социальных, экономических, культурологических и других последствий политики США, можно утверждать, что в области международных отношений данная политика убедительно продемонстрировала все слабости уходящей в прошлое системы поддержания мира и безопасности, а также подводные камни, осложняющие процесс формирования нового миропорядка. Она доказала, в частности, что применение вооруженных сил не может служить универсальным способом противостояния терроризму. Судя по конфликтам на Ближнем и Среднем Востоке, способности регулярной армии бороться с иррегулярными террористическими объединениями весьма ограниченны. При этом следует особо подчеркнуть: сегодня нет доказательств, что антитеррористические методы, используемые государствами, способствуют решению самой проблемы терроризма. Более того, применение военной силы может стимулировать его развитие. Оно порождает также целый комплекс проблем, затрагивающих межгосударственные отношения. Все это резко снижает эффективность "армейского" варианта и требует поиска иных способов противостояния терроризму.