Файл: Сборник входят следующие стихотворения Ты помнишь В нашей бухте сонной Cижу за ширмой.doc

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

И молча жду, – тоскуя и любя.
Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбу дишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.
О, как паду – и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!
Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.
4 июня 1901, с. Шахматово

« Мы встречались с тобой на закате…»

Мы встречались с тобой на закате.

Ты веслом рассекала залив.

Я любил твое белое платье,

Утонченность мечты разлюбив.
Были странны безмолвные встречи.

Впереди – на песчаной косе

Загорались вечерние свечи.

Кто‑то думал о бледной красе.
Приближений, сближений, сгораний –

Не приемлет лазурная тишь…

Мы встречались в вечернем тумане,

Где у берега рябь и камыш.
Ни тоски, ни любви, ни обиды,

Всё померкло, прошло, отошло..

Белый стан, голоса панихиды

И твое золотое весло.
13 мая 1902

Две надписи на сборнике

I

Вы предназначены не мне.

Зачем я видел Вас во сне?

Бывает сон – всю ночь один:

Так видит Даму паладин,

Так раненому снится враг,

Изгнаннику – родной очаг,

И капитану – океан,

И деве – розовый туман…

Но сон мой был иным, иным,

Неизъясним, неповторим,

И если он приснится вновь,

Не возвратится к сердцу кровь…

И сам не знаю, для чего

Сна не скрываю моего,

И слов, и строк, ненужных Вам,

Как мне,– забвенью не предам.

II

Едва в глубоких снах мне снова

Начнет былое воскресать,‑

Рука уж вывести готова

Слова, которых не сказать…

Но я руке не позволяю

Писать про виденные сны,

И только книжку посылаю

Царице песен и весны…

В моей душе, как келья, душной

Все эти песни родились.

Я их любил. И равнодушно

Их отпустил. И понеслись…

Неситесь! Буря и тревога

Вам дали легкие крыла,

Но нежной прихоти немного

Иным из вас она дала…
1902

Пушкинскому дому

Имя Пушкинского Дома

В Академии наук!

Звук понятный и знакомый,

Не пустой для сердца звук!
Это – звоны ледохода

На торжественной реке,

Перекличка парохода

С пароходом вдалеке,
Это – древний Сфинкс, глядящий

Вслед медлительной волне,

Всадник бронзовый, летящий

На недвижном скакуне.
Наши страстные печали

Над таинственной Невой,

Как мы черный день встречали

Белой ночью огневой.
Что за пламенные дали

Открывала нам река!

Но не эти дни мы звали,

А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих

Кратковременный обман,

Прозревали дней грядущих

Сине‑розовый туман.
Пушкин! Тайную свободу

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость

Вдохновляла в те года?

Не твоя ли, Пушкин, радость

Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый

И родной для сердца звук

Имя Пушкинского Дома

В Академии наук.
Вот зачем, в часы заката

Уходя в ночную тьму,

С белой площади Сената

Тихо кланяюсь ему.
1921

Седое утро

Утро туманное, утро седое…

Тургенев

Утреет. С богом! По домам!

Позвякивают колокольцы.

Ты хладно жмешь к моим губам

Свои серебряные кольцы,

И я – который раз подряд –

Целую кольцы, а не руки…

В плече, откинутом назад,‑

Задор свободы и разлуки,

Но еле видная за мглой,

За дождевою, за докучной…

И взгляд, как уголь под золой,

И голос утренний и скучный…

Нет, жизнь и счастье до утра

Я находил не в этом взгляде!

Не этот голос пел вчера

С гитарой вместе на эстраде!..

Как мальчик, шаркнула; поклон

Отвешивает… «До свиданья…»

И звякнул о браслет жетон

(Какое‑то воспоминанье)…

Я молча на нее гляжу,

Сжимаю пальцы ей до боли…

Ведь нам уж не встречаться боле.

Что ж на прощанье ей скажу?..

«Прощай, возьми еще колечко.

Оденешь рученьку свою

И смуглое свое сердечко

В серебряную чешую…

Лети, как пролетала, тая,

Ночь огневая, ночь былая…

Ты, время, память притуши,

А путь снежком запороши».
29 ноября 1913

Коршун

Чертя за кругом плавный круг,

Над сонным лугом коршун кружит

И смотрит на пустынный луг.‑

В избушке мать, над сыном тужит:

«На хлеба, на, на грудь, соси,

Расти, покорствуй, крест неси».
Идут века, шумит война,

Встает мятеж, горят деревни,

А ты всё та ж, моя страна,

В красе заплаканной и древней.‑

Доколе матери тужить?

Доколе коршуну кружить?
22 марта 1916

Из газет

Встала в сияньи. Крестила детей.

И дети увидели радостный сон.

Положила, до полу клонясь головой,

Последний земной поклон.
Коля проснулся. Радостно вздохнул,

Голубому сну еще рад наяву.

Прокатился и замер стеклянный гул:

Звенящая дверь хлопнула внизу.
Прошли часы. Приходил человек

С оловянной бляхой на теплой шапке.

Стучал и дожидался у двери человек.

Никто не открыл. Играли в прятки.
Были веселые морозные Святки.
Прятали мамин красный платок.

В платке уходила она по утрам.

Сегодня оставила дома платок:

Дети прятали его по углам.
Подкрались сумерки. Детские тени

Запрыгали на стене при свете фонарей.

Кто‑то шел по лестнице, считая ступени.

Сосчитал. И заплакал. И постучал у дверей.
Дети прислушались. Отворили двери.

Толстая соседка принесла им щей.

Сказала: «Кушайте». Встала на колени

И, кланяясь, как мама, крестила детей.
Мамочке не больно, розовые детки.

Мамочка сама на рельсы легла.

Доброму человеку, толстой соседке,

Спасибо, спасибо. Мама не могла…
Мамочке хорошо. Мама умерла.
27 декабря 1903

« Ветер хрипит на мосту меж столбами…»

Ветер хрипит на мосту меж столбами,

Черная нить под снегами гудёт.

Чудо ползет под моими санями,

Чудо мне сверху поет и поет…
Всё мне, певучее, тяжко и трудно,

Песни твои, и снега, и костры…

Чудо, я сплю, я устал непробудно.

Чудо, ложись в снеговые бугры!
28 декабря 1903

« Поднимались из тьмы погребов…»

Поднимались из тьмы погребов.

Уходили их головы в плечи.

Тихо выросли шумы шагов,

Словеса незнакомых наречий.
Скоро прибыли то лпы других,

Волочили кирки и лопаты.

Расползлись по камням мостовых,

Из земли воздвигали палаты.
Встала улица, серым полна,

Заткалась паутинною пряжей.

Шелестя, прибывала волна,

Затрудняя проток экипажей.
Скоро день глубоко отступил,

В небе дальнем расставивший зори.

А незримый поток шелестил,

Проливаясь в наш город, как в море.
Мы не стали искать и гадать:

Пусть заменят нас новые люди!

В тех же муках рождала их мать.

Так же нежно кормила у груди…
В пелене отходящего дня

Нам была эта участь понятна…

Нам последний закат из огня

Сочетал и соткал свои пятна.
Не стерег исступленный дракон,

Не пылала под нами геенна.

Затопили нас волны времен,

И была наша участь – мгновенна.
10 сентября 1904

« Я шел к блаженству. Путь блестел…»

Я шел к блаженству. Путь блестел

Росы вечерней красным светом,

А в сердце, замирая, пел

Далекий голос песнь рассвета.

Рассвета песнь, когда заря

Стремилась гаснуть, звезды рдели,

И неба вышние моря

Вечерним пурпуром горели!..

Душа горела, голос пел,

В вечерний час звуча рассветом.

Я шел к блаженству. Путь блестел

Росы вечерней красным светом.
18 мая 1899

« Дышит утро в окошко твое…»

Дышит утро в окошко твое,

Вдохновенное сердце мое,

Пролетают забытые сны,

Воскресают виденья весны,

И на розовом облаке грез

В вышине чью‑то душу пронес

Молодой, народившийся бог…

Покидай же тлетворный чертог,

Улетай в бесконечную высь,

За крылатым виденьем гонись.

Утро знает стремленье твое,

Вдохновенное сердце мое!
5 августа 1899

Неведомому Богу

Не ты ли душу оживишь?

Не ты ли ей откроешь тайны?

Не ты ли песни окрылишь,

Что так безумны, так случайны?..
О, верь! Я жизнь тебе отдам,

Когда бессчастному поэту

Откроешь двери в новый храм,

Укажешь путь из мрака к свету!..
Не ты ли в дальнюю страну,

В страну неведомую ныне,

Введешь меня – я вдаль взгляну

И вскрикну: «Бог! Конец пустыне!»
22 сентября 1899

Моей матери

(«Спустилась мгла, туманами чревата…»)

Спустилась мгла, туманами чревата.

Ночь зимняя тускла и сердцу не чужда.

Объемлет сирый дух бессилие труда,

Тоскующий покой, какая‑то утрата.
Как уследишь ты, чем душа больна,

И, милый друг, чем уврачуешь раны?

Ни ты, ни я сквозь зимние туманы

Не можем зреть, зачем тоска сильна.
И нашим ли умам поверить, что когда‑то

За чей‑то грех на нас наложен гнет?

И сам покой тосклив, и нас к земле гнетет

Бессильный труд, безвестная утрата?
22 ноября 1899

« Ярким солнцем, синей далью…»

Ярким солнцем, синей далью

В летний полдень любоваться –

Непонятною печалью

Дали солнечной терзаться…
Кто поймет, измерит оком,

Что за этой синей далью?

Лишь мечтанье о далеком

С непонятною печалью…
17 февраля 1900

« Лениво и тяжко плывут облака…»

Лениво и тяжко плывут облака…

Лениво и тяжко плывут облака

По синему зною небес.

Дорога моя тяжела, далека,

В недвижном томлении лес.
Мой конь утомился, храпит подо мной,

Когда‑то родимый приют?..

А там, далеко, из‑за чащи лесной

Какую‑то песню поют.
И кажется: если бы голос молчал,

Мне было бы трудно дышать,

И конь бы, храпя, на дороге упал,

И я бы не мог доскакать!
Лениво и тяжко плывут облака,

И лес истомленный вокруг.

Дорога моя тяжела, далека,

Но песня – мой спутник и друг.
27 февраля 1900