Файл: Рассел - Наука и религия.doc

иглы. Но, как повествует хроника того времени, "столь глубоко проник дьявол

в его сердце, что он отрицал все, что до этого признавал". Поэтому его

пришлось сжечь.

Закон против колдовства был отменен в Шотландии в 1736 году. Но вера в

ведьм продолжала жить. В учебнике права, изданном в 1730 году, его автор

писал: "Нет ничего яснее, чем то, что ведьмы могли существовать и

существовали на самом деле; вероятно, они и сейчас существуют; этот вопрос я

намерен с божьей помощью осветить в более пространном труде по уголовному

праву". Лидеры влиятельной секты, отделившейся от Шотландской церкви,

опубликовали в 1736 году заявление по вопросу об испорченности века. В нем

содержались жалобы не только на то, что поощряются танцы и театр, но и что

"недавно были отменены криминальные статуты против ведьм, а это противно

ясно выраженной букве закона Божьего".

Удивительно, но преследования ведьм прекратились в западных странах

почти в одно и то же время. В Англии вера в колдовство была сильнее среди

пуритан [50], чем среди англикан [51]; за колдовство наказывали одинаково и

во времена английской республики, и во все время правления Тюдоров [52] и

Стюартов [53]. С наступлением Реставрации модным стало скептическое

отношение к этому вопросу; последняя известная казнь состоялась в 1682 году,

хотя говорят, что были и другие, вплоть до 1712 года. В этом году был

процесс в графстве Хартфордшир, начатый местным духовенством. Судья не верил

в состав преступления и пробовал повлиять на присяжных, однако присяжные

вынесли суровый приговор. Когда решение суда отменили, это вызвало

решительные протесты клира. В Шотландии, где пытки и казни ведьм были

гораздо более распространенным явлением, чем в Англии, они прекратились лишь

к концу XVIII столетия: последнее сожжение ведьмы произошло не то в 1722, не

то в 1730 году. Во Франции последний костер был устроен в 1718 году. В Новой

Англии вспышка интереса к ведьмам произошла в конце XVII века, однако больше

этого никогда не повторялось. Вера в ведьм сохранялась долгое время и до сих

пор еще живет в глухих сельских местностях. В 1863 году в Эссексе соседи

устроили суд Линча над стариком, которого считали злым волшебником.

Юридически признание колдовства преступлением дольше всего сохранялось в

Испании и Ирландии. В Ирландии закон против колдовства был отменен лишь в

1821 году, а в Испании в 1780 году был сожжен некий заклинатель.

Леки [54] делает любопытное замечание, что вера в возможности черной

магии была разрушена не аргументами, а широко распространившейся верой в

законосообразность мира. Он утверждает даже, что в дискуссиях о колдовстве

более убедительные аргументы выдвигали те, кто верил в его существование. В

этом, вероятно, не было ничего странного: в пользу существования колдовства

---

приводились цитаты из Библии, а противники колдовства не отваживались

отрицать, что писание непогрешимо. Кроме того, лучшие ученые того времени не

желали утруждать себя борьбой с предрассудками - во-первых, у них была своя,

очень важная работа, а во-вторых, они опасались народного возмущения.

Видимо, это было разумно. После Ньютона люди стали верить, что бог когда-то

создал природу и предписал ей законы, чтобы происходящее соответствовало его

намерениям и не было нужды вмешиваться, за исключением особых случаев, вроде

возвещения христианской религии.

Протестанты полагали, что чудеса действительно происходили в I и II

столетиях христианской эры, а затем прекратились. Если уж бог не занимался

более устройством чудес, то вряд ли это позволялось сатане. Да и научная

метеорология не могла признавать в качестве причин ураганов летающих на

метлах пожилых женщин. Какое-то время богохульством считалось объяснение

природными причинами молнии и грома, которые были в исключительном ведении

бога. Это воззрение было еще живо, когда развернулась борьба с

громоотводами. В 1755 году в Массачусетсе произошло землетрясение, и

преподобный доктор Прайс приписал его "железным шпилям", изобретенным

"хитроумным мистером Франклином" [55]. Он сказал: "В Бостоне их установлено

больше, чем во всей Новой Англии, поэтому город и пострадал в большей

степени. О! Нет спасения от всемогущей длани господней!" Несмотря на

предостережения, бостонцы продолжали устанавливать "железные шпили", но

землетрясений от этого не становилось больше.

После Ньютона точка зрения преподобного доктора Прайса могла попасть

только в разряд суеверий. И по мере того, как вера в чудесные вмешательства

угасала, исчезала и вера в колдовство. Свидетельства, приводившиеся в пользу

существования ведьм, никогда не были опровергнуты - вопрос о них просто

перестал казаться заслуживающим внимания.

На всем протяжении средневековья болезни пытались предупреждать и

лечить методами, которые основывались на предрассудках или же были

совершенно произвольными. Ничего другого и нельзя было ожидать при низком

уровне анатомии и физиологии, которые не могли развиваться без вскрытий,

запрещавшихся церковью. Везалий [56] - отец научной анатомии - сумел обойти

официальные запреты, потому что был врачом императора Карла V [57].

Император боялся за свое здоровье и всячески опекал любимого лекаря. В его

правление конференция теологов даже вынесла решение, что вскрытие не может

считаться святотатством. Однако взошедший на престол Филипп II не счел

нужным его защищать, и Везалию перестали поставлять тела для вскрытия. В

соответствии с догмами, в человеческом теле имеется некая неразрушимая

---

косточка, из которой потом и должно произойти воскрешение. Везалий, когда

его спросили о ней, признался, что никогда не находил ничего подобного. Это

был не лучший ответ, однако, видимо, все же недостаточно скверный, чтобы

можно было начать преследование.

Ученики Галена [58], взгляды которого стали преградой на пути прогресса

медицины, подобно тому, как учение Аристотеля стало преградой для прогресса

физической науки, преследовали Везалия с неослабевающей злобой, и наконец им

представился случай уничтожить своего противника. Когда Везалий производил

вскрытие одного испанского гранда, разумеется с разрешения родственников

усопшего, сердце вельможи - во всяком случае, так утверждали враги Везалия -

стало проявлять под ножом признаки жизни. Ученого обвинили в убийстве, и им

занялась инквизиция. Благодаря заступничеству короля он отделался

паломничеством в святые земли, но на обратном пути попал в кораблекрушение

и, хотя и сумел добраться до берега, умер от истощения.

Влияние Везалия было весьма значительным, а один из его учеников,

Фаллопий [59], внес выдающийся вклад в медицину. Постепенно росло убеждение,

что для понимания происходящих в человеческом теле процессов требуется

наблюдение. физиология начала развиваться позднее, чем анатомия, - можно

считать, что она стала научной лишь при Гарвее (1578-1657) [60], который

открыл кровообращение. Подобно Везалию, Гарвей был придворным лекарем -

сначала при Якове I, а затем при Карле I. Однако, в отличие от Везалия,

после падения Карла его не стали преследовать. Прошедшее с тех пор столетие

смягчило взгляды, особенно в протестантских странах. В испанских

университетах циркуляцию крови отрицали вплоть до конца XVIII века, а

вскрытие даже не входило в курс медицинского образования.

Старые теологические предрассудки, порядком ослабевшие, оживали с

появлением чего-нибудь нового и неожиданного. Прививка против оспы вызвала

бурю негодования, а Сорбонна осудила ее по теологическим основаниям. Один

англиканский священник опубликовал проповедь, в которой утверждалось, что

язвы Иова были, вне всякого сомнения, вызваны дьявольской прививкой, и

многие шотландские церковные чины подписались под манифестом, в котором

заявлялось, что прививка "направлена против божьего суда". Однако прививка

оказалась столь эффективным средством, что никакие запугивания не могли

победить страха перед болезнью. Кроме того, в 1768 году императрица

Екатерина сделала прививку себе и своему сыну, и хотя, вероятно, она не была

образцом поведения с этической точки зрения, но считалась надежным

ориентиром в вопросах мирского благоразумия.

Споры начали было утихать, однако вновь разгорелись после изобретения

вакцинации. Священники (и медицинские работники) считали вакцинацию

---

"открытым вызовом небесам и воле божьей"; в Кембридже была прочитана

проповедь против вакцинации. В 1855 году, когда в Монреале разразилась

эпидемия оспы, католическая часть населения, поддержанная священниками,

сопротивлялась вакцинации. Один из священников сказал: "Если нас поразила

оспа, так это потому, что мы устроили прошлой зимой карнавал и услаждали

плоть, оскорбив этим господа бога". Святые отцы, церковь которых была

расположена в самом центре пораженного инфекцией квартала, продолжали

осуждать вакцинацию. Верующих призывали опереться на разного рода

религиозные обряды; с разрешения иерархов было устроено огромное шествие в

честь девы Марии, читались специальные молитвы по четкам.

Теологи всячески старались помешать облегчению человеческих страданий,

что проявилось и в связи с открытием анестезии. Симпсону [61], предложившему

в 1847 году применять анестезию при родах, тут же напомнили обращенные к Еве

слова господа: "В болезни будешь рождать детей" (Быт 3:16). А как она могла

бы страдать, находясь под действием хлороформа? Симпсону удалось доказать,

что анестезия не наносит вреда мужчинам, ибо бог, вынимая из Адама ребро,

навеял на него глубокий сон. Однако церковники-мужчины оставались все же не

убежденными в том, что касалось женских страданий. Заметим, что в Японии,

где книга Бытие не является авторитетом, женщинам все равно вменяется в

обязанность испытывать при родах боль и запрещается применять искусственные

средства облегчения страданий. Трудно удержаться от заключения, что многие

мужчины просто находят радость в женских страданиях и, следовательно, готовы

принять любой теологический или моральный кодекс, который предписывал бы

женщинам терпеливо сносить боль, даже если для этого нет никакого разумного

основания. Религия вредна не столько тем, что сама вызывает жестокость, -

она санкционирует ее с помощью "возвышенной" этики и освящает своим

авторитетом обычаи, пришедшие из глубины невежественных и варварских эпох.

Вмешательство теологии в медицинские вопросы продолжается и сегодня; на

такие вопросы, как контроль над рождаемостью и аборт, в некоторых случаях

все еще влияют библейские тексты и церковные декреты. Возьмем, к примеру,

энциклику о браке, выпущенную несколько лет назад папой Пием XI.

Практикующие контроль над рождаемостью, говорит он, "грешат против природы и

совершают действие постыдное и внутренне порочное. Неудивительно, что,

согласно Священному писанию, господь всемогущий взирает с величайшим

отвращением на это ужасное преступление и карает его иногда смертью". Он

продолжает, цитируя св. Августина, высказывавшегося по поводу следующего

библейского текста: "И сказал Иуда Онану: войди к жене брата твоего, женись

---

на ней, как деверь, и восстанови семя брату твоему. Онан знал, что семя

будет не ему, и потому, когда входил к жене брата своего, изливал [семя] на

землю, чтобы не дать семени брату своему. Зло было пред очами господа то,

что он делал; и он умертвил и его" (Быт 38:8-10). Никаких других причин для

осуждения контроля над рождаемостью нет. Что касается экономических

соображений, то энциклика гласит: "Мы глубоко тронуты страданиями тех, кто в

крайней нужде и испытывая большие трудности воспитывает своих детей"; однако

"нет таких трудностей, которые оправдывали бы нарушение закона божьего,

запрещающего все внутренне порочные действия".

Что касается прерывания беременности по "медицинским или

терапевтическим" причинам, то есть в тех случаях, когда оно необходимо для

спасения женщины, папа полагает, что ему нет оправдания. "Что вообще

является достаточным основанием для оправдания убийства невинного ребенка?

Убийство матери или ребенка противоречит заповеди божьей и закону природы,

гласящим: не убий!" Он объясняет далее, что здесь не имеются в виду войны

или высшая мера наказания, и заключает: "Похвально, когда честные и искусные

врачи стремятся сохранить жизнь и матери и ребенку; напротив, те, кто

приносят смерть, ссылаясь при этом на свое медицинское звание или по мотивам

введенной в заблуждение жалости, недостойны этой благородной профессии".

Таким образом, учение католической церкви не просто опирается на тексты, но

сами тексты считаются применимыми к человеческому зародышу на самом раннем

этапе его развития, потому что, как полагают, зародыш обладает тем, что

теологи называют "душой".

До недавнего времени теологи считали, что мужской зародыш наделяется

душой на сороковой день, а женский - на восьмидесятый. Теперь общее мнение

таково: душу на сороковой день получают оба пола.

Неважно, верны ли следствия из этих посылок - в любом случае само

доказательство ненаучно. Смерть матери, неотвратимость которой врач в

некоторых случаях ясно видит, не может считаться убийством, потому что врач,

по мнению папы, никогда не может точно знать, наступит она или нет: ведь

остается возможность чуда.

Но хотя, как мы только что видели, теология все еще пытается

вмешиваться в медицину, особенно в тех случаях, когда возникают трудности

морального порядка, научная самостоятельность последней отвоевана почти по

всем вопросам. Никто не считает сегодня, что предотвращение мора и эпидемий

с помощью санитарии и гигиены - это богохульство; сохраняется еще, правда,

мнение, что все болезни от бога, но никто не пытается уже доказывать, что

беречься от болезней было бы делом нечестивым. Улучшение здоровья и

увеличение продолжительности жизни - самые замечательные достижения нашей

---