ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 06.10.2020
Просмотров: 5328
Скачиваний: 28
такие рискованные исследования незаменимы, если медицина собирается овладеть
обширной сферой эмоциональной чумы.
Пациентка отчетливо вспомнила, что хотела утопить брата и включить газ, но
заявила, что «оно захотело сделать это», а она пыталась сопротивляться «этому», но
неудачно. Поэтому она и хочет возвратиться в клинику. Было ясно, что если ей удастся
сохранить прояснение, то психотическое состояние пройдет. Такое положение требовало,
чтобы она не пыталась скрыться за стенами клиники.
В момент отступления кататонии она вспоминала только день, который провела,
стоя, как божественная Изида, и не могла воспроизвести в памяти следующие два дня,
когда она пролежала в постели. Она находилась в кататоническом состоянии два дня и
совершенно не помнила их.
Я позволил говорить ей обо всем, о чем она захочет. Она вновь и вновь по-разному
описывала отчужденность мира. В конце сессии я предложил ей лечь в оргонный
аккумулятор. После 20 минут процедуры ее движения лишились замедленности, и она
ушла от меня в хорошем состоянии. Первая ощутимая победа над кататоническим срывом
была одержана.
На следующий день пациентка вернулась опять несколько заторможенной.
Иррадиация в оргонном аккумуляторе быстро оживила плазматическое течение. Это
вселяло надежду. Выяснялось, что оргонный аккумулятор может однажды сыграть
огромную роль в преодолении кататонических состояний биофизического сокращения
организма.
Должен признаться, что я не уставал удивляться результатами работы с помощью
оргонного аккумулятора, хотя уже более семи лет был хорошо знаком с его
вагатоническими эффектами. Тем не менее обнаруживалось много удивительного и
невероятного даже для меня. Поэтому я могу отлично представить реакцию терапевтов,
которым никогда не приходилось работать с оргонной энергией.
Я сообщил брату пациентки о значительном улучшении ее состояния, но
предостерег его от излишнего оптимизма. Я предупредил его, чтобы он был готов в любое
время поместить ее в клинику. Пациентка была со всем этим вполне согласна.
На следующее утро с ней случилось несчастье. Полицейская сущность менталитета
наших психиатрических учреждений приобретает несомненно гротескные размеры.
Несмотря на официальную информацию об экспериментальной терапии и о хороших
результатах, которые она давала, вместо того, чтобы попытаться развить ее, они
следующим утром в 7.30, применив силу, препроводили пациентку в клинику Бельвью в
сопровождении двух санитаров, не известив об этом ни меня, ни ее родственников.
Пациентка не сопротивлялась.
Это «богоподобное всемогущество» психиатров — самое громадное препятствие
для полноценной работы рациональной психической гигиены. Они могли бы по крайней
мере известить меня или родственников. Нет. Они почувствовали всемогущество, после
того, как худшее было позади; за пациенткой умело и старательно ухаживали опытный
биопсихиатр, родственники, да и она сама приложила немало усилий. Пациентка,
учитывая ситуацию, вела себя прекрасно. Я искренне надеюсь, что психическая гигиена
однажды будет обладать такими возможностями, которые позволят осадить судебных и
клинических психиатров и заставить их прислушиваться и внимательно относиться к
новым, обнадеживающим медицинским достижениям в тех случаях, когда они сами
ничего не понимают. Усилия многих месяцев могли пропасть даром из-за подобных
действий официальных представителей клиники. Мне не удалось выяснить, как это
произошло. Психическая гигиена не утвердится в своем положении до тех пор, пока будут
возможны подобные вещи.
В ряде случаев пациентка действительно реагировала на происходящее в опасной
психотической манере. Я отдаю себе отчет, что действительно сильно рисковал. Но мы
идем на риск ежедневно, если просто-напросто ходим по улицам, где с крыш домов
валится черепица. Мы пока не сажаем в тюрьму владельцев таких домов. Мы не сажаем в
тюрьму родителей, которые в массовом порядке производят на свет преступников. И мы
не сажаем в тюрьму судью, который приговорил невиновного человека к электрическому
стулу. Логично было бы не возмущаться из-за контролируемого поведения шизофреника.
Несмотря ни на что, наша пациентка была гораздо менее опасна, нежели какой-нибудь
психопатический профессиональный нейрохирург или диктатор, управляющий
миллионами. Они не обеспокоены тем, что Гитлер в свое время сидел в тюрьме, но они
заключают в застенки пациентку, которая так мужественно боролась за свое здоровье.
Очевидно, что за этими действиями стоит нечто гораздо большее, чем просто
безопасность населения.
Здесь важен еще один факт. Мы, медицинские оргонные терапевты, работаем с
глубинными человеческими эмоциями, и нам хорошо знакомо по опыту, что даже самый
адаптированный невротик может издавать звуки, которые покажутся дикими и
сумасшедшими для ушей некомпетентного невропатолога. Если такой невропатолог
поприсутствует всего лишь на одном приеме оргонной терапии, он действительно может
побежать к окружному адвокату, как однажды случилось в Нью-Джерси, США. Когда
глубинные эмоции, особенно ненависть, пробивают панцирь, — а это совершенно
необходимая для излечения процедура — это происходит в искусственно созданной
ситуации, вызывающей подлинные эмоциональные импульсы. Нам известно, что эмоции
потенциально опасны, но процесс прорыва стимулируется намеренно. Как правило, мы
крепко держим пациента за руки и очень тщательно, на протяжении многих дней и недель
готовим эмоциональный взрыв. Нечто подобное происходит во время операции, когда
больному вскрывают живот, при этом никому не приходит в голову объявлять хирурга
убийцей. И никто не возражает против жестокого метода шоковой терапии или
протыкания таламуса длинными иглами, так же как и против фронтальной лоботомии,
которая убивает пациентов.
Но поскольку невежество в эмоциональной проблематике широко распространено,
а каждый невежа считает себя «экспертом» в данном вопросе, только на основании того,
что сам обладает эмоциями и поэтому может судить о биофизических или
психологических процессах, — то ситуация в отношении биопсихиатрии складывается
совершенно иначе, нежели в отношении хирургии.
Мне самому недостаточно известно, в какой мере эмоциональное состояние моей
пациентки было вызвано терапевтическими процедурами и в какой мере — настоящим
психотическим срывом. Надзиратели далеки от любых подобного рода рассуждений.
Можно сказать и больше о ненависти homo normalis к шизофреникам. Только через
несколько дней мне удалось окончательно разобраться, что психоти-чески реакция
пациентки была связана с терапевтической ситуацией и не имела отношения к
психотическому срыву. Она перенесла несправедливость с достоинством. Вскоре после
случившегося она написала следующее вполне разумное письмо брату:
28 мая 1942 года.
Большое спасибо за то, что так быстро написал — я знаю, что обстоятельства
моего отъезда и его неожиданность должны были потрясти тебя и маму — я сама была
потрясена, поэтому вполне представляю, как могут чувствовать себя другие. Как бы там
ни было, единственное, что я могу сказать, — данный шаг со стороны госпитальной
администрации был излишним — но поскольку я не могла ничего сделать, чтобы
остановить их, — я смирилась с этим, как с неизбежностью.
Меня немного беспокоит моя работа. Я хотела бы знать, есть ли возможность
избежать увольнения, если я достаточно скоро выйду отсюда. Мне тягостна мысль о
потере отличной рекомендации, которую, я знаю, они могли бы мне дать, если бы не
рассердились тем, что я ушла без предупреждения.
Если ты получишь это письмо вовремя, — так чтобы успеть прийти ко мне в
воскресенье, то прекрасно; если же нет, то твой визит произойдет на следующей неделе.
Если можешь, постарайся, чтобы с тобой пришел доктор Райх — мне бы хотелось его
увидеть. Если ты еще будешь писать мне, пришли адрес Е. — он в моей записной книжке
(она на столе в моей комнате). Дай мне знать, когда она свяжется с тобой, если не
сердится на меня из-за того, что я не смогла встретиться с ней в эту субботу. Проверяй
почту, я ожидаю на этой или на следующей неделе сертификат от Красного Креста.
Свяжись с О. и М. и дай мне знать, когда она соберется рожать и, конечно, как она
себя чувствует.
Скажи маме, чтобы она прислала мне несколько пар носков. Скажи ей также,
чтобы она не расстраивалась — я отлично себя чувствую и надеюсь, что очень скоро
выйду отсюда.
С любовью, Ф.
Позже я узнал, что ее госпитализация произошла из-за того, что лечащий терапевт
неадекватно воспринял ее описание «сил», которые ее посещали во время оргонной
терапии. Это письмо из клиники звучало разумно и совершенно рассудительно. Лечение
продвинулось достаточно далеко, что позволило ей выстоять против применения
жестокого метода госпитализации. Я получил следующее письмо отпациентки, которое
ясно показало, что ее реакции были совершенно типичными для психиатрической
оргонной терапии.
6 июня 1942 года.
Я не знаю, что творится вокруг — меня схватили и бросили сюда, в госпиталь, что
конечно же вызвало во мне шок. Я могла долго раздумывать па тему о возвращении
сюда, но никогда всерьез не думала, что они водворят меня сюда силой — по-моему, они
занервничали — я не сделала ничего такого, что дало бы им повод поступить со мной так
— и без предупреждения. Брат вам рассказывал? Я могла учинить скандал и отказаться
ехать, но я знаю, что у них в карете скорой помощи есть смирительные рубашки, и этого
было бы достаточно, чтобы стащить меня вниз силой, поэтому я приняла это с таким
смирением, па какое у меня достало сил. Я приспособилась здесь, как и прежде — я
обошла все вокруг и мне стало легче, но пару раз я почувствовала себя «выключенной»;
здесь, по крайней мере, это ни черта не имеет значения, — я бы унеслась отсюда так,
будто черти за мной гонятся, дай мне только волю. Единственное, что меня беспокоит,
что надо мной установят насильственную опеку, и я потеряю все преимущества, которых
добилась — будучи полезной, имеющей столь хорошую репутацию, хорошей
работницей, я не знаю, если это произошло... Увидим...
Во всяком случае, Христос, и т.д. — что-то вроде покоя вокруг меня, то есть по
воздействию, что-то вроде состояния... Смешать это во мне... Но не достаточно
проводить какие-то различия до тех пор, пока... Я удивлюсь,если электрошок принесет
какую-то пользу. Кстати, как я могла в воскресенье позвонить вам, если была здесь, вы
же не думаете, что они позволяют пациентам звонить по телефону, правда? Я даже не
могла вам написать это письмо без цензуры врачей, сестер и санитаров; возможно, они
вовсе и не отправляют писем. Тогда мой брат пронесет его.
Я думаю, что вы все (доктора) отвратительны! Я не знаю, кто из вас прав, а кто —
нет, или какой метод лучше, или кто есть кто... Могу ли я сказать докторам, что намерена
увидеться с вами, когда вы придете? Я не видела здесь ни одного доктора — только во
время заключительного консилиума, когда они решали, можно ли меня отпустить домой.
Вот в чем дело — достаточно ли вы благородны, чтобы прийти и увидеться с
пациенткой? Я просила брата, чтобы он попросил вас придйти, но он сказал, что вы не
можете. Я догадываюсь, почему — я не знаю, кто на моей стороне, а кто нет...
Постоянно существует угроза, что меня переведут в дальний корпус, который
отвратителен — шум, вонь, ужас больничного помещения...
Может быть, вы сказали этим докторам или ведущему терапевту о том, что
случилось, когда я была дома? Это причина моей госпитализации?
Заставила ли я вас почувствовать вину? Я буду ненавидеть вас до
конца своих дней.
Позже стало сказываться типичное влияние клиники.
Воскресенье.
Я пишу в ожидании своего брата. Я ни во что не вникаю, более того — здесь все
не так уж и плохо — на самом деле, даже замечательно. Мы каждый вечер собираемся в
компании: я, некоторые другие пациенты, имеющие те же привилегии, как у меня, и
несколько санитаров — конечно, это все делается тайно. Я совсем не могу разглядеть
никаких перспектив в жизни. Мы увидим... чего больше. Христос и Смерть и т.д., снова
окружили меня... докучая мне... Я «сижу на пороховой бочке», потому что, хоть я и
здорово провожу здесь время, я отношусь к этому с большим подозрением. Я думаю, что
Христос и т.д. все преувеличивают, так что грядет Большой взрыв, который разнесет все
в клочья -чтобы просто разозлить меня...
В течение дня и вечера я несколько растеряна — но не сегодня — больше — вы
знаете — делаюсь вялой и т.д. отсутствующей... Я даже не знаю, будем ли мы с вами
продолжать после... я ничего не знаю... Это все обман.
Как бы там ни было — Ф.
:
Я написал письмо наблюдающему терапевту, который неверно истолковал ее
рассказ о реакции на терапию. Я попросил его дать ей шанс выздороветь и перевести в
частную клинику. Он согласился, но ухудшение, которого я ожидал, стало быстро
прогрессировать. Я привожу здесь письма, которые получал от нее в то время. Они дадут
довольно ясную картину происходящего с ней; в своей борьбе за жизнь и выздоровление
пациентка демонстрирует глубокую проницательность, которую выражает в
психотической форме. Если читатель вчитается в ее письма, отделив психотическую
форму выражения от содержания идей, он согласится, что шизофрения обострилась не из-
за слишком слабого, а из-за слишком сильного и бескомпромиссного контакта с миром
скованных панцирем людей. Действительно, идея Иисуса выражена в типично
психотической манере, свойственной многим психотикам. Но верно и то, что Иисус был
распят на кресте больными, жестокими homines normales.
Четверг, девятнадцатое ноября 1942 года.
Все ужасно, и я не знаю, что делать. Ночью я поняла причину мира и войны и
почти всего. Они выпили галлоны крови у меня на глазах. Дьявол по этой причине
красный, и он становится все краснее и краснее, а потом кровь вылилась на солнце и
зажгла его. Иисус истекал кровью на кресте, капля за каплей, и это все было выпито,
потом он занял место подле дьявола и тоже стал пить -стол был залит кровью (он без
ножек). Мать Мария из угла наблюдала за этим. Она была белой, как овечка. Вся ее кровь
вылилась и смешалась. Она смотрела, как ее сын пьет эту кровь, и страдала. Я не хотела
ни видеть, ни знать причины происходящего, но сила заставляла меня смотреть и
слушать. Может из-за Изиды, которую они использовали все эти тысячелетия, я не знаю,
что делать.
Ф.
Ночью я поняла причину мира и войны и почти всего. Они выпили галлоны крови
у меня на глазах ...
Все, что она написала, — совершенная правда и полностью соответствует
реальности. Гитлер и другие милитаристы пролили миллионы галлонов крови.
Упоминание красного солнца представляется не более чем психотической ассоциацией, и
все же мы не спешим отбрасывать ее.
Несколько месяцев у меня не было сведений о пациентке. Затем, в феврале 1943
года я получил следующее письмо. Было ясно, что она продолжает вести упорную борьбу
и что всеми силами старается показать мне это. .
14февр. 1943 года.
Все верх дном, как в аду — мир и люди в нем смердят — все режут друг другу
глотки... большими мясницкими ножами — они убили 8 миллионов — тех, кто были
евреями, и они сохранили нам жизнь — это бессмысленно... ничего, я не думаю, что меня
съедят, и ем так, будто мщу интрижками и мелочностью. Все вокруг меня — будто за
мной охотятся, в центре всего этого... я должна быть 115 фунтов. В течение длительного
времени, и я приближаюсь к этому, а потом ем тонны и получаю все это обратно... 10
учеников все еще ждут, что их заберут из катакомб, и я не могу забрать их, пока я вешу
115 фунтов, — теперь они с правой стороны. Бог и они помогают мне не есть, но я ем и,
как я уже говорила, сполна расплачиваюсь — так сполна, что уже не могу справиться со
всем этим. Я не понимаю современное, только прошлое поколение — столетия назад...
вечность назад — древних мудрецов.
Только работа сегодня истина и реальность — я люблю ее — она никогда не
подведет — никогда... работа — это прямая дорога... Вы сказали моему брату, что будете
писать — пожалуйста, пожалуйста, пишите — я не понимаю ничего, и мне бы хотелось
услышать от вас о прямых углах — очень благодарна — Ф.
Письмо выражает, хотя и в искаженном виде, глубокое понимание реалий нашего
общества и нашего образа жизни. Таково шизофреническое видение нашего мира.
Пациентка оставалась в психиатрической клинике еще несколько месяцев, в общей
сложности — больше года. Ее брат информировал меня о состоянии ее здоровья. Она
вышла из больницы серьезно травмированной эмоционально, но она выстояла, благодаря
трехмесячному курсу оргонной терапии — превосходный результат. Теперь она казалась
не столь психотичной, но ее характер изменился в сторону компульсивного невроза. Она
стала мелочной, придирчивой и вредной в отношениях с родственниками — в общем,
стала типичным homo normalis. Ее благородство и «искра» гениальности исчезли. Брат
женился на девушке другого вероисповедания. Раньше ее бы это ничуть не обеспокоило,
она отнеслась бы к этому по-философски. Теперь же она находила в этом повод для
мелочных придирок, точно так же, как ее мать, которую она прежде ненавидела и которой
теперь подражала. Она перестала работать в офисе, чего не случалось даже в критические
периоды ее состояния. Тупо и без интереса слоняясь вокруг, она цеплялась к ненавистной
матери в типично невротической манере. Переживание насильственной госпитализации
оказалось для нее непосильным. Оргонная терапия не возобновлялась вплоть до октября
1944 года, то есть еще год после того, как ее выписали из клиники.
3. Постепенное выздоровление
Биофизическое состояние пациентки к октябрю 1944 года было следующим:
Дыхание глубокое, лишь слегка сдерживаемое голосовой щелью.
Оргастический рефлекс протекал легко и полно.
Вагинальное самоудовлетворение с оргастическим высвобождением происходило
регулярно.
Взгляд оставался слегка замутненным, но не в такой степени, как прежде.
Поведение в целом было уступчивым и согласованным.
«Силы» все еще присутствовали, но держались «на расстоянии» и были
«неустойчивыми».
Временами чувствовалось легкое давление между глазами.
Лицо было румяным.
В ходе нескольких исследовательских сессий все еще можно было уловить
шокоподобные признаки кататонии, но в целом ситуация выглядела вполне
удовлетворительно. Мне удалось полностью высвободить ее плач. После этого она
попросила позволения подробнее обсудить «что-то очень важное » Она поняла
происхождение собственной идеи божественной Изиды. Пациентка вспомнила, что в
детстве ей казалось, что она понимает мир гораздо лучше других, особенно лучше
взрослых. Она всегда чувствовала, что человеческие существа, окружающие ее, чем-то
больны, чем именно — ей не удавалось до конца понять. Важным в этих переживаниях
было то, что ее удивляла собственная способность понимать гораздо лучше других.
Постепенно у нее возникло чувство, что она одинока в мире человеческих существ, и
начала верить, что обладает знаниями тысячелетней давности. В качестве объяснения
этого экстраординарного факта она предположила, что подобное возможно только если
она — сама божественная Изида, которая переродилась в ее теле. Наряду с повседневной
мелочной жизнью эта идея казалась слишком странной, и она почувствовала себя еще