Файл: Кохут Х. - Анализ самости. Лечение нарушений личности.pdf

что  сексуализация  его  нарциссических  напряжений  глубоко  не
укоренилась  и  что  ее  проявления  заставляли  его  в  большей
степени  осознавать  наличие  психопатологии, из-за  которой  он
нуждался  н  лечении, чем  другие (более  легко  устранимые)
аспекты 

нарциссического 

нарушения, непосредственная

интерпретация  значения  его  сексуальных  фантазий  не  была
бесполезной. Фактически  такие  интерпретации  часто  приносили
большую  пользу — особенно  ретроспективно, после  того  как
гомосексуальные фантазии во многом утратили свое значение —
с  точки  зрения  подкрепления  понимания, достигнутого  при
рассмотрении  других  областей  нарушенного  психологического
функционирования. Таким  образом, на  более  поздних  стадиях
анализа  можно  было  провести  параллели: (i) между (а)
настойчивым  требованием  одобрения  его  ценностей  и  целей
различными  фигурами, представляющими  отца (включая, в
частности, аналитика) и (б) его  прежними  фантазиями  о
преследовании  физически  сильных  мужчин; (ii) между (а) его
реактивной 

грандиозностью, надменностью, чувством

превосходства и (б) высокомерным поведением некоторых

молодых людей, однажды ставших источником сексуаль ного

возбуждения, (iii) Упоминания  об  оргазмическом  переживании
получения  силы  через  изъятие  ее  у  вообража  емых  образов,
обладающих 

физическим 

совершенством, -фантазии 

о

подчинении  сильных, статных  мужчин  и  лишении  их  силы
благодаря 

мастурбации

— ретроспективно 

можно

интерпретировать 

как 

сексуализированные 

представления

пациента  о  природе  своего  психологического  дефекта  и
психологических  функций, которые  он  должен  был  обрести.
Страдая 

от 

отсутствия 

стабильной 

системы 

прочно

идеализированных  ценностей  и, таким  образом, от  отсутствия
одного из важных источников внутренней регуляции самооценки,
в своих сексуальных фантазиях он заменил внутренний идеал его
сексуализированным 

внешним 

предшественником

—

атлетическим  сильным  мужчиной; и  он  подменил  повышение
субъективной  само  оценки  жизнью  в  соответствии  с
идеализированными  ценностями  и  нормами  других  людей,
сексуализированным  чувством  триумфа, когда  он  отнимал  у
внешнего  идеала  его  силу  и  совершенство  и, таким  образом, в
своей  фантазии  овладевал  этими  качествами  и  достигал
временного ощуще ния нарциссического равновесия4.

Однако  следует  подчеркнуть, что  обычно  непосредственная

интерпретация  содержания  сексуальных  фантазий  не  является
оптимальным  подходом  при  анализе  подобных  случаев  и  что
вначале  таким  пациентам  нужно  показать, что  сексуализация  их

дефектов и потребностей выполняет особую психоэкономическую
функцию, то  есть  является  средством  разрядки  интенсивного
нарциссического 

напряжения. Даже 

ретроспективное

использование 

содержаний 

сексуальных 

фантазий 

для

подкрепления

Понимания, достигнутого  в  результате  исследования

несексуализированного  материала, должно  быть  тактичным  и
осторожным, поскольку  пациент, преодолевший  привычку
избегать  напряжения (которая  похожа  на  пагубную  страсть),
может  почувствовать, что  аналитик, вызывая  прежнюю
сексуализацию  его  конфликтов, пробуждает  у  него  старый
соблазн.

В этой области нельзя установить строгих и твердых правил.

Умение  и  опыт  обладающего  эмпатией  аналитика  должны  будут
помочь  ему  решить: (1) надо  ли  ему  излишне  окременять
пациента, который совсем недавно стал способен воздерживаться
от  сексуализации  своих  дефектов  И  потребностей  и  который
только  начал  переходить  к  ноны  м  и  более  надежным  способам
достижения 

нарциссического 

равновесия 

посредством

несексуализированных  инсайтов  и  построения  психологической
структуры; или  же (2) установившееся  более  или  менее  стойкое
равновесие  позволяет  расширить  понимание  при  помощи
ретроспективного  исследования, которое  включает  в  себя
прежние  сексуальные  проявления  личностного  расстройства.
Благодаря  такому  ретроспективному  исследованию  тенденция  к
регрессивному 

избеганию 

посредством 

извращенного

сексуального  удовольствия  вводится  в  доступный  пониманию
контекст, и  контроль  пациента  над  своими  регрессивными
тенденциями возрастает.

4 Здесь 

вполне 

можно 

предположить 

наличие

бессознательной  фантазии  о  фелляции, в  которой  проглатывание
волшебного 

семени 

символизирует 

не 

произошедшие

интернализацию и структурообразоьание. Однако  она никогда не
появлялась  в  сознании — возможно, из-за  того, что  активная
(садистская) власть  и  контроль  обычно  преобладали  над
пассивными (мазохистскими) психологическими  решениями,
даже 

тогда, когда 

пациент 

находился 

под 

сильным

эмоциональным давлением.

ГЛАВА 4.  К

ЛИНИЧЕСКИЕ И ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ

АСПЕКТЫ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО
ПЕРЕНОСА

ОТЛИЧИЯ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА

ОТ ЗРЕЛЫХ ФОРМ ИДЕАЛИЗАЦИИ

Как мы видели, идеализирующий перенос играет важней-

шую роль в психоаналитической терапии некоторых нар-

циссических нарушений и в течение долгого времени —

или, по крайней мере, в особенно важные фазы — нахо-

дится в центре внимания при анализе многих нарцисси-

ческих  личностей. Необходимо  понимать  существенное

различие между идеализациями, возникающими при ана-

лизе нарциссических личностей (то  есть идеализирующим

переносом в узком значении термина), и идеализациями,

обычно встречающимися при анализе неврозов переноса.

Идеализации  при  нарциссических  нарушениях  могут

возникать в результате активации

либо

архаичных и пере-

ходных, либо относительно зрелых стадий развития идеа-

лизированного  родительского  имаго; однако  специфи-

ческая патогенная фиксация всегда предшествует полному

завершению  преобразующей  интернализации  идеали-

зированного  родительского  имаго, то  есть  возникает

до того момента в развитии, когда формирование идеали-

зированного Супер-Эго становится необратимым. С дру-

гой  стороны, идеализации, встречающиеся  при  неврозах

переноса, происходят из психологических структур, кото-

рые были приобретены в конце эдиповой фазы и на после-

дующих стадиях психологического развития.

При неврозах переноса наблюдаются две формы идеа-

лизации: (а) в одной форме, как уже отмечалось, идеали-

зация представлена в виде примеси к объектной любви

(любого рода), которая была активирована при переносе;

она  аналогична  идеализации, обычно  сопровождающей

состояние влюбленности; (б) в другой форме идеализа-

ция возникает в результате проекции идеализированного

Супер-Эго анализанда на аналитика. Хотя идеализации,

происходящие при неврозах переноса, внешне напомина

ют идеализации, возникающие при анализе нарцисси

ческих нарушений, как правило, их не сложно отличить

друг от друга и легко распознать клинически.

Теоретическое понимание разных генетических позиций

этих двух форм идеализации позволяет увидеть характерные

для них отличительные феноменологические признаки,

которые в противном случае могут ускользнуть от

наблюдателя.

Позвольте мне, однако, сначала упомянуть, что,

несмотря на их широкое распространение в рамках и за

рамками психоаналитической ситуации и,

следовательно,

несмотря на их огромное практическое значение, я

воздержусь здесь от обсуждения использования

идеализации в защитных целях, то есть использования

(сверх)идеализаций (проистекающих из временных

установок Эго или из постоянных характерологических

позиций), которые вопреки реактивным образованиям

усиливают вторичное вытеснение или отрицание более

глубокой — в структурном отношении — враждебности.

Поскольку идеализация подобного рода подчинена

враждебным установкам, ответ на вопрос о ее

нарциссической или объектно-инстинктивной природе

зависит от нашей оценки доминирующих констелляций

враждебности. Эти проблемы,

однако, относятся не к разграничению нарциссической

идеализации и идеализации, слитой с объектной любовью,

а к вопросу о взаимосвязи нарциссизма и враждебности,

то есть их необходимо рассматривать в связи с

нарциссическим гневом.

С  другой  стороны, идеализирующий  компонент

объектной любви подчинен доминирующим либидинозным

объектным  катексисам,  с  которыми  он  слит,  и  объект

(при  переносе — инцестуозное  эдипово  детское  имаго),

на 

котором 

он 

сфокусирован, достаточно

дифференцирован  от  самости, то  есть  он  признается

центром  инициативы — независимого  восприятия,

мышления  и  действия. Так и м   образом, (воображаемые)

взаимодействия  с  объектом  мри  переносе  содержат

элементы  взаимности (например, фантазии  о  зачатии

ребенка), а реакции разочарования

в объекте выражаются через раздражение и усилившиеся

желания, направленные на отвергающий объект.

Завышенная оценка любимого объекта в действитель-

ности является функцией нарциссического либидо, слито-

го  с  объектным  катексисом (аналогично идеализации

Супер-Эго, которой объясняется доминирующее положе-

ние содержаний и функций этой структуры). Но в отличие

от  нарциссического  либидо, которое  мобилизуется  при

идеализирующем  переносе, нарциссический  компонент

обычного  состояния влюбленности (а  также некоторых

фаз  позитивного переноса) не  отсоединяется  от  объект-

ного катексиса, а остается подчиненным ему и не теряет

контакта — за отдельными исключениями в случаях уме-

ренной  нереалистичной  переоценки  объекта — с  реаль-

ными  качествами  объекта. Если  напряжение, вызванное

идеализацией, становится у влюбленного настолько силь-

ным, что  уже не способно  абсорбироваться  объектным

катексисом, то оно может просочиться, так сказать, через

предохранительный  клапан  и  обеспечивать  энергией

порыв творческой активности, хотя, разумеется, соответ-

ствующий поэтический талант имеется далеко не у каждо-

го влюбленного — потенциального поэта. Но также и здесь

влюбленный не теряет контакта с реальностью — опять-

таки за исключением случаев умеренной нереалистичной

переоценки объекта любви, — несмотря на то, что творче-

ская  активность  питается нарциссическим идеализиру-

ющим либидо. Например, в  отличие  от нереалистичных

любовных  переживаний  шизофренических подростков,

у  которых  причудливые  художественные  произведения

и искаженное восприятие объекта любви иногда являются

первым внешним признаком их психического заболева-

ния, обычно влюбленные в стихах восхваляют реальные

качества и особенности возлюбленного.

Пожалуй, здесь важно отметить, что клиническое значе-

ние идеализирующего переноса отличается от роли, которую

играют в терапевтическом процессе идеализации, встре-

чающиеся при неврозах переноса. В частности, мы не долж-

ны смешивать (а) специфическую  стратегически  важную

роль идеализации аналитика при идеализирующем переносе

у нарциссических личностей и (б) универсальную, вспомога-

тель

ную, тактическую  роль  идеализации  аналитика  при

диализе неврозов переноса. В определенные периоды анали-

за неврозов  переноса  пациент действительно  сотрудничает

с  аналитиком на  основе  временной  идеализации  и  времен-

ного принятия идеализированного аналитика взамен своего

собственного  Супер-Эго. Подобная  временная  и  фокальная

идентификация составляет часть «позитивного переноса»

(Фрейд,  1912)  и  относится  к  важной  «области

кооперации  между  аналитиком  и  пациентом» (Kris,

1951). Огромное  значение  этих  идеализации  и

идентификаций не подлежит сомнению, потому что только

благодаря 

им 

можно 

сделать

первые шаги в исследовании внутреннего мира, которым

в противном случае будет препятствовать архаичное Супер-

Эго  пациента (см., например, Nunberg, 1937). Однако

такое  тактическое  использование  связи  с  руководителем-

гипнотизером-терапевтом 

в 

формировании

терапевтической «группы»

a deux.

на  основе  принятия

руководителя-аналитика  в  качестве  психоаналитического

Эго-идеала (Freud, 1921) является  неспецифическим

феноменом.

Безусловно, он  представляет  собой  психологическую

побудительную  силу, которая  может  оказать  существенную

поддержку пациенту в напряженные моменты анализа. Но

эта  сила  по  крайней  мере  не  менее  эффективна  и  во  всех

других  видах  психотерапии, включая  и  те, чьи  цели

полностью  отличаются от целей психоанализа. Поэтому ее

следует  отделять  от  идеализирующего  переноса, который

приводится  в  действие  и  поддерживается  мобилизацией

идеализированного 

родительского 

имаго. Однако

проявления 

этой 

аналитически 

реактивированной

психологической 

конфигурации 

нельзя 

назвать

вспомогательными 

по 

отношению 

к 

главной

психоаналитической  задаче — они  представляют  собой

терапевтически  активированное  ядро  патогенных  структур

пациента  и  таким  образом, составляют  саму  суть

аналитической  работы  при  анализе  нарциссических

личностей.

Скажем еще несколько слов по поводу хорошо известной

идеализации аналитика, возникающей вследствие

п р о е к ц и и  Супер-Эго. Характерные особенности этой

идеализации объясняются тем, что мудрость и сила, кото-

рые анализанд приписывает идеализированному

терапевту, имеют много общего с системой

идеализированных

норм и  ценностей, на  основе которой  возникает  проек-

ция. Кроме того, эти проекции, происходящие при пере-

носе, являются временными и не  образуют  сердцевины

базисной терапевтической констелляции, как при идеали-

зирующем  переносе. Они возникают  в  специфические

моменты при анализе неврозов переноса, а именно тогда,

когда бессознательный конфликт между Супер-Эго и Эго

начинает  активизироваться и  когда анализанд — защи-

щаясь или делая первый шаг к сознательному признанию

существующего конфликта — воспринимает приказы сво-

его идеализированного Супер-Эго как поступающие извне,

то  есть, в частности, как поступающие  от аналитика.

В этом контексте аналитик рассматривается прежде всего

как идеальная фигура в мире норм и ценностей, а потому

в ответ на отвержения с его стороны пациент, как пра-

вило, реагирует чувством вины и моральной никчемности.

Р

АЗНОВИДНОСТИ ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА

Наиболее  легко  распознаваемые  формы  идеализирующего

переноса (такие, как  формы  переноса, преобладавшие

у мистера А.) генетически связаны с нарушениями, возник-

шими  на  поздних  стадиях  развития  идеализированного

родительского имаго, в частности, непосредственно перед

тем или  сразу  после  того, как идеализированное  роди-

тельское  имаго  оказалось  интроецированным, а  идеали-

зирующее  либидо  стало  использоваться  в  идеализации

Супер-Эго. Если эти нормальные процессы постепенного

(или  массивного, но  соответствующего  фазе  развития)

декатексиса  идеализированного  родительского  имаго  серь-

езно нарушены или заблокированы, то в таком случае идеа-

лизированное родительское имаго сохраняется; оно вы-

тесняется  или  каким-то  другим  способом  становится не-

доступным

1

 влиянию реальности Эго, которое по-прежнему

продолжает осуществлять отвод идеализирующего

катексиса, а его постепенная (или интенсивная, но

соответствующая фазе развития) преобразующая

интернализация оказывается невозможной.

Как  неоднократно  было  показано, основная

генетическая  травма  имеет  корни  в  психопатологии

родителей, к  члетности в их собственных нарциссических

фиксациях. Патология  и  нарциссические  потребности

родителей  решающим  образом  влияют  на  то, что

ребенок 

всерьез 

и 

надолго 

запутывается 

в

нарциссической паутине личностных качеств родителей,

пока, например, неожиданное  отдаление  родителей  или

внезапное  и  страшное  понимание  ребенком  того,

насколько  неправильным  стало  его  эмоциональное

развитие, не  сталкивает  его  с  неразрешимой  задачей

достижения  полной  преобразующей  интернализации

хронических нарциссических отношений, от  которых он

прежде 

безуспешно 

пытался 

избавиться.

Иногда  внешнее  трагическое  событие — например, смерть

или 

долгое 

отсутствие 

родителя, болезнь 

или

беспомощность родителя, а также тяжелое заболевание

ребенка, которое  внезапно  выявляет  ограниченность

силы  родителей, — кажется  главной  причиной

соответствующего  детского  нарушения. Однако  сами

по себе эти события

очень  редко  объясняют  последующие  патологические

фиксации; обычно  они  являются  последним  внешним

тоном  в  цепи  зачастую  неприметных, но  вместе  с  тем

важнейших  предшествующих  психологических  факторов.

Их  следует  понимать  в  контексте  личности  родителей

и истории всех взаимоотношений родителей с ребенком,

до того как произошло внешнее событие, ставшее источ-

ником, вокруг 

которого 

кристаллизовалась

психопатология  ребенка. Сложность  патогенного

взаимодействия  между  родителем  и  ребенком  и

безграничное  разнообразие  его  форм  не  поддаются

исчерпывающему описанию.

1

  Нередко  устойчивое  архаичное, предструктурное, идеализиро-

ванное родительское имаго не только удерживается в вытесне-

нии (то есть  окалывается отделенным от Эго горизонтальным

расщеплением психики), но и сохраняется в сфере самого Эго

в состояниях, похожих на те, что были описаны Фрейдом (1927)

в  отношении  фетишиста (то  есть  оказывается  отделенным

от реальности Эго вертикальным расщеплением Эго). Эта про-

блема  в  дальнейшем  будет  рассмотрена  в  главе  7,  в  которой

также подробно разбираются понятия вертикального и горизон-

тального расщепления психики.

Однако при надлежащим образом проведенном анализе

главный паттерн проявляется совершенно отчетливо,

а его детальное понимание представляет собой решающий

шаг в последовательно развивающемся умении анализанда

справляться со своими страхами, когда, казалось бы, проч-

но закрепившиеся нарциссические паттерны ослабевают.

Например, у мистера Б., анализ которого, постоянно

консультируясь со мной, проводила моя коллега, установил-

ся специфический нарциссический перенос, в котором

он чувствовал себя слитым с идеализированным анали-

тиком. Заботливость аналитика успешно противодейст-

вовала тенденции к фрагментации и разорванности само-

восприятия пациента, укрепляя его самооценку и, таким

образом, вторично улучшая функционирование и эффек-

тивность его Эго. На любую угрозу прерывания такого

благотворного развертывания нарциссического катексиса,

которое обеспечивалось его отношениями с аналитиком,

он сначала реагировал мрачными опасениями, за которыми

следовал декатексис нарциссически катектированного ана-

литика (сопровождавшийся интенсивным орально-садист-

ским гневом), всерьез угрожавший связности его личности.

За этим следовал типичный реактивный гиперкатексис

примитивной формы грандиозной самости, сопровождав-

шийся холодным и высокомерным поведением. Но в конце

концов (после того как аналитик некоторое время отсут-

ствовал) он достиг сравнительно стабильного равновесия

на более примитивном уровне — замкнулся в уединенной

интеллектуальной деятельности, которая давала ему (хотя

он занимался ею менее творчески, чем прежде) опреде-

ленное чувство уверенности, безопасности и самодоста-

точности. Позднее во время анализа он образно описал это

занятие — «в одиночестве выплывал на середину озера

и смотрел на луну». Но когда вернулся аналитик, и пациенту

представилась возможность восстановить отношения

с идеализированным объектом самости, он отреагировал

теми же самыми мрачными опасениями и мобилизацией

того же самого угрожающего орально-садистского гнева,

после того как «откупорился» — если использовать его

собственную аналогию — первоначальный нарциссический

перенос.

Сначала я думал, что реакция на возвращение аналитика

была  неспецифической  и  состояла  из  двух  компонентов:

( а )  из не выраженных до сих пор аспектов первоначального

гнева, вызванного отсутствием аналитика и припасенного

для  его  возвращения, и (б) из  неспецифического  гнева,

вызванного  необходимостью  отказаться  от  только  что

обретенного равновесия, которое — хотя и было менее

удовлетворительным, чем раньше — оберегало его от по-

вторного  переживания травм, связанных  с  отсутствием

и отлучками аналитика. Хотя до определенной степени эти

объяснения были верными, они оставались незавершен-

ными, пока не был принят в расчет специфический генети-

ческий предшественник текущих реакций. Фактически

своими реакциями пациент изображал последовательность

событий в раннем детстве. Мать пациента постоянно вме-

шивалась во все, что он делал, следила за ним и строжай

шим образом его контролировала. Например, она в строго

определенное время кормила его грудью, а в позднем детстве

усаживала за обеденный стол по будильнику, который

помогал ей удовлетворять свою потребность в контроле над

действиями ребенка и напоминал приспособления, исполь-

зовавишеся отцом Шребера при воспитании своих детей

( с м .  Niederland, 1959a). В результате ребенок все больше

чувствовал, что у него нет возможности поступать по-

своему и что мать продолжала выполнять его

психические функции гораздо дольше того времени, когда

эти действия матери, основанные на эмиатии,

действительно были необходимы и соответствовали фазе

развития. В процессе

взросления под влиянием осознания неуместности таких

отношений и пытаясь преодолеть свои тревожные мысли

о том, что нужно бороться за достижение большей автоно-

мии, он стал запираться в своей комнате, чтобы оставаться

наедине с размышлениями, в которые она не могла вме

шаться. Едва он начал обретать некоторую уверенность

в этом минимуме автономного существования, как мать

провела звонок. Отныне она могла прерывать его попытки

внутреннего отделения от нее, когда ему хотелось побыть

и одиночестве; она могла вызывать его к себе даже более

успешно (поскольку механический аппарат воспринимался

на уровне эндопсихической коммуникации), чем если бы