Файл: Кохут Х. - Анализ самости. Лечение нарушений личности.pdf

Для объяснения этого доступного клиническому наблюдению

факта  я  бы  предложил  следующие  гипотезы.  Подобно  тому  как
Супер-Эго (см. ниже 

пункт 3) является 

массивно

интроецированным  внутренним  эквивалентом  эдипова  объекта,
точно так же базисная структура Эго

состоит  из  бесконечного  (по  сравнению  с  Супер-Эго  —  из

незначительного) числа  внутренних  эквивалентов  различных
аспектов  доэдиповл  объекта. И  подобно  тому  как  нежно-
одобрительные  и  гневно-фрустрирующие  аспекты  эдипова
объекта  интернализируются  в  эдипов  период  и  превращаются  в
функции  одобрения  и  позитивные  цели  Супер-Эго, с  одной
стороны, и  в  его  карательные  функции  и  запреты — с  другой,
точно  так  же  одобряющие  и  фру-стрирующие  аспекты  эдипова
объекта  интернализируются  и  формируют  базисную  структуру
Эго.  (В  отличие  от  соответствующей  фазы  развития  массивной
эдиповой  интернализации, формирующей  Супер-Эго, базисная
структура  Эго  закладывается  в  процессе  гораздо  менее
интенсивной  иытернализации, которая, однако, происходит  по
самым  разным  причинам  на  протяжении  всего  доэдигюва
периода).

Интернализация  нарциссически  инвестированных  аспектов

эдипова и доэдинова объектов происходит по этому же принципу.
Массивный, но  соответствующий  фазе  развития  отвод
нарциссических  катексисов  от  эдипова  объекта  ведет  к
интернализации  этих  катексисов  и  к  их  привязыванию  к
одобряющим и запрещающим функциям Супер-Эго, а также к его
ценностям  и  идеалам — результатом  такого  процесса  является
приобретение  особого  авторитета, которым  пользуются  эти
функции  и  содержания  Супер-Эго. Аналогичным  образом
многочисленными 

небольшими 

нетравматическими

разочарованиями  в  совершенстве  доэдипова  объекта (то  есть
возрастающим  реалистичным  его  восприятием) объясняется
примесь авторитета (и, следовательно, власти), которым обладают
любые  незначительные  запреты, наставления, одобряющие  и
руководящие  указания, в  своей  совокупности  формирующие
базисную  структуру  Эго, связанную  с  канализированием  и
нейтрализацией  влечений. (Хотя  мы  не  можем  вдаваться  здесь  в
детальное 

обсуждение 

этого 

специфического 

вопроса,

необходимо  отметить, что  термин «базисная  структура  Эго» не
совсем  корректен, поскольку  некоторые  слои  Ид  в «области
прогрессивной 

нейтрализации» в 

определенной 

степени

участвуют  в  канализировании  и  нейтрализации  влечений [см.
Kohut, Seitz, 1963, в частности р. 137]).

3. И, наконец, если развитие нарушения относится к эдипову

периоду, то  есть  если  травматическое  по  своему  масштабу
разочарование  связано  с  поздним  доэдиповым  и  эдиповым
идеализированным  объектом — или  даже  с  объектом  начала
латентного 

периода, если 

по-прежнему 

частично

идеализированный 

внешний 

дубликат 

недавно

иптернализированного  объекта  травматически  разрушен, — то
тогда  идеализация  Супер-Эго  будет  неполной, к  результате  чего
человек (даже  если  он  обладает  ценностями  и  нормами) всегда
будет  находиться  в  поиске  нпешних  идеальных  фигур, надеясь
получить  от  них  поддержку  и  руководство, которые  не  может
обеспечить его недостаточно идеализированное Супер-Эго.

Однако  мы  должны  теперь  отвлечься  от  рассуждений  о

специфических 

трансформациях 

идеализированного

родительского  имаго  в  процессе  развития  и  обратиться  к
обсуждению двух вопросов, имеющих фундаментальное значение
для  оценки  развития  в  целом:  (1)  вопроса  о  взаимосвязи  между
формированием  психической 

структуры 

и  декатексисом

объектных  имаго  и (2) вопроса  о  различии  психологического
значения (а) архаичных  объектов (самости) и  их  функций, (б)
психических  структур  и  их  функций  и (в) зрелых  объектов  и  их
функций.

Взаимосвязь между формированием психической структуры и

отводом  объектно-инстинктивных  и  нарциссических  катексисов
от  объектных  имаго  лучше  всего  можно  продемонстрировать,
выделив  три  следующих  фактора, играющих  важную  роль  в
процессе  структуро-образования — процесса, который  я  бы
назвал преобразующей интернетизацией 5.

1. Психический аппарат должен быть готов к формированию

структуры, то  есть  психика  должна  достичь  предопределяемой
процессами  созревания  восприимчивости  к  специфическим
интроектам. (Независимое  возникновение  подобных  внутренне
предопределяемых потенциальных

5 В  связи  с  этими  формулировками  см. подход  Лёвальда

(Loewald, 1962); в  частности, по  поводу  пункта 3 см.
(неопубликованную) работу Лёвальда (Loewald, 1965), на которую
ссылается Шефер (Schafer, 1968. р. 10п.).

возможностей  называется  Гартманном (Hartmann, 1939,

1950а) первичной автономией процессов созревания психики.)

2.  Отводу катексиса от объекта предшествует разру
шение интернализированных аспектов имаго объекта.
Это разрушение имеет большое психоэкономическое зна
чение; оно составляет метапсихологическое содержание

того, что в терминах, близких эмпатически или ретро
спективно наблюдаемому опыту, называется оптимальной
фрустрацией. Основные элементы процесса фракциониро
ванного отвода катексисов от объектов, разумеется, впер
вые были установлены Фрейдом (1917а) в метапсихологи-
ческом описании работы печали. Если говорить конкретно,
отвод нарцисеических катексисов происходит фракциони-
ровапно, если ребенок может испытать одно за другим
разочарование в идеализированных качествах обьекта;
однако преобразующей пнтернализации не происходит,
если разочарование в совершенстве объекта относится
ко всему объекту, если, например, ребенок вдруг понимает,
что всемогущий объект является бессильным.
3.  Помимо только что упомянутого разрушения специ
фических аспектов имаго обьекта, в процессе эффектив
ной пнтерпализации (то есть интернализации, которая
ведет к формированию психической структуры) происхо
дит деперсонализация интроецированпых аспектов имаго
объекта, в основном в форме смещения акцента с общече
ловеческого контекста личности объекта на некоторые его
специфические функции'1. Другими словами, внутренняя
структура начинает теперь выполнять функции, которые
прежде обычно выполнял для ребенка внешний объект —
однако хорошо функционирующая структура в значитель
ной мере лишеналичностных свойств объекта. Недостатки
этой части процесса хорошо известны: например, Супер-
6 См. в  свяли  с  этим  проведенный  Шефером  всесторонний

теоретический  ангишз  проблем  интернализлции  в  его  недавней
научной  статье (Schafcr, 1968), в  частности  заключительную
фразу  в  его  обширном  определении (стр. 140): «Идентификация
может  приобретать  относительную  автономию  от  своих
источников  в  отношениях  субъекта  е  динамически  значимыми
объектами».

Эго  обычно  имеет  следы  некоторых  человеческих  качеств

эдипова объекта, а контролирующая влечения базисная структура
психики 

может 

использовать 

специфические

персонализированные  методы  угрозы  и  искушения, которые
непосредственно вытекают из свойств доэдиповых объектов и их
специфических установок в отношении детских влечений.

Теперь  мы  можем  обратиться  ко  второму  вопросу  наше-то

общего  обсуждения  и  подчеркнуть, что  имеется  существенное
различие  между (1) нарциссически  воспринимаемым  архаичным
объектом  самости (являющегося  объектом  лишь  в  значении
человека, наблюдающего 

внешнее 

поведение), (2)

психологическими  структурами (формирующимися  вследствие
постепенного  декатексиса  нарциссически  воспринимаемого
архаичного  объекта), которые  продолжают  выполнять  функции
регуляции  влечений, интеграции  и  адаптации, выполнявшиеся
прежде (внешним) объектом, и (3) настоящими  объектами (в
психоаналитическом  смысле), катектированными  объектно-
инстинктивной  энергией, то  есть  любимыми  и  ненавидимыми
объектами  психики, которая  отделилась  от  архаичных  объектов,
приобрела  автономные  структуры, приняла  независимые  мотивы
и реакции других людей и усвоила представление о взаимности.

Хотя и архаичный, нарциссически воспринимаемый  объект  и

зрелый  объект, катектированный  объектным  либидо, являются
объектами  в  терминах  социальной  психо-могии, с  точки  зрения
психоаналитической 

теории (мета-психологии) это

противоположные  концы  линии  развития  и  динамического
континуума. Иначе  говоря, эндопсихи-ческие  структуры, такие,
как Супер-Эго (и другие, менее строго очерченные конфигурации
внутри  Эго), по  своему  психологическому  значению  и  способу
функционирования  представляют  собой  объекты, не  столь
далекие  от  зрелых  объектов  психики, как  архаичные  объекты,
которые  пока  еще  не  трансформировались  во  внутренние
психологические  структуры. В  интерперсональном  подходе
социальной 

психологии, социобиологическом 

подходе

трансакциона-лизма, таких 

противопоставлениях, как

«направленность  па  другого» и «направленность  на  себя»
(Reisman, 1950), и  даже  в  психодинамически  изощренных
описаниях систем «непосредственного» наблюдения за ребенком,
в  которых  используются  базисные  теоретические  понятия
социальной  психологии (или  соответствующие  концептуальные
рамки  социальной  исихобиологии), эти  важнейшие  различия  не
учитываются.  Поэтому  включение  их  концептуальных  рамок  в
психоанализ  обеднило  бы  нашу  науку, нивелировав  эти
фундаментальные  различия. Изнеможение  наркомана, когда  он
разлучен  с  утешающим  его  психотерапевтом, страстное  желание
тех, кто  не  сформировал  руководящие  структуры  внутренних
ценностей  и  идеалов, видеть  в  терапевте  сильного  лидера — все
это  примеры  терапевтической  реактивации  потребности  в
архаичных, нарциссически  воспринимаемых  объектах  самости.
Как  я  надеюсь  показать  в  этом  исследовании, эти  архаичные,
нарциссически  воспринимаемые  объекты  самости  действительно
оживают при восприятии терапевта и формируют два разных вида
переноса, которые  можно  систематически  исследовать  и
прорабатывать. Их нельзя  путать  с  терапевтическим оживлением
при переносе (инцестуозных) детских объектов (катектированных
объектно-инстинктивной  энергией), которое  происходит  при

анализе неврозов переноса.

Закончив обсуждение некоторых общих аспектов взаимосвязи

социального  окружения с формированием и функционированием
психологической  структуры, мы  можем  теперь  вернуться  к
изучению особых условий, которые ведут к нарушению структур,
возникающих в результате идеализации родительского имаго.

Чтобы  избежать  ловушек  искажающего  чрезмерного

упрощения, позвольте  мне  вначале  применить  к  нашей
специфической  области  проверенный  постулат, согласно
которому 

перипетии 

нормального 

и 

аномального

психологического развития, как  правило, можно  понять только в
том случае, если рассматривать их не как последствия отдельных
инцидентов  в  жизни  ребенка, а  как  результат  взаимодействия
многих этиологических факторов. Таким образом, несмотря на то,
что  травматическое  нарушение  отношений  с  идеализированным
объектом (или  травматическое  разочарование  в  нем) нередко
можно  соотнести  с  определенным  моментом  в  раннем  развитии
ребенка, последствия специфических травм обычно можно понять
только  в  случае,  когда  принимается  во  внимание  также  и
состояние  готовности  к  травма-тизации. В  свою  очередь,
восприимчивость  к  травме  обусловлена  взаимодействием
врожденной 

структурной 

слабости 

с 

переживаниями,

предшествовавшими  получению  специфической  патогенной
травмы. Таким  образом, те  же  самые  условия  взаимодействия
двух  дополняющих  друг  друга  рядов  причинных  факторов,
которые  влияют  на  развитие  объектной  любви  и  объектной
агрессии, преобладают и в развитии нарциссизма.

Однако идеализирующий перенос, спонтанно возникающий в

процессе  анализа, обычно  относится  к  тому  определенному
моменту  в  развитии  идеализированного  родительского  имаго —
от  самой  ранней, архаичной  стадии  идеализированного  объекта
самости  до  сравнительно  поздней  стадии, наступающей
непосредственно  перед  его  консолидацией, и  окончательной
повторной интернализа-ции (то есть в форме идеализации Супер-
Эго), — когда  нормальное  развитие  в  сфере  идеализированного
объекта оказалось серьезно нарушенным или прерванным. Однако
при  оценке  идеализирующего  переноса  мы  часто  видим, что
терапевтическое  оживление  сравнительно  поздних  стадий
формирования 

идеализированного 

родительского 

имаго

(например, доэдипово или эдипово травматическое разочарование
сына в своем отце) может основываться на гораздо более раннем,
невыразимом разочаровании и идеализированной матери, которое
может  быть  обусловлено  ненадежностью  ее  эмнатии  и  ее
депрессивными  настроениями  или  может  быть  связано  с  ее
физическими заболеваниями, ее отсутствием или смертью.

Кроме  того, как  уже  отмечалось, оценка  развития

идеализирующего  переноса  осложняется  также  психологической
тенденцией, которую  я  бы  назвал  наложением  генетически
аналогичных переживаний7, и особенно тем,

7  Это  понятие  соотносится,  но  вместе  с  тем  отличается  от

предложенного Гринакр (на которую  ссылается Крис [Kris, 1950;
Kris, 1956a] понятия «наложение  событий», обозначающего, it
частности, покрывающие воспоминания.

что  психика  может  накладывать  воспоминания  о  важных, но

не  критических  поздних (постэдиповых) переживаниях  на
воспоминания  о  переживаниях  более  ранних  и  действительно
патогенных. Такое  перекрытие  воспоминаний  о  критическом
периоде  нарушения  развития  воспоминаниями  об  аналогичных
более  поздних  переживаниях  есть  проявление  синтезирующей
силы  психики: его  не  следует  понимать  исключительно  как
средстве) защиты (то есть как способ предотвратить воскрешение
ранних  воспоминаний); речь, скорее, идет  о  попытке  выразить
раннюю 

травму 

посредством 

аналогичных 

психических

содержаний, более близких  к вторичному процессу и вербальной
коммуникации. Поэтому  в  клинической  практике  воскрешение
таких  воспоминаний  о  более  поздних  событиях — их  можно
назвать  дериватами, если  только  психическое  содержание
события  сохранилось  в  бессознательном  в  форме  доступного
вербализации  воспоминания — нередко  может  приниматься
вместо воскрешения воспоминаний о ранних событиях, хотя, если
генетическая реконструкция серьезнейшей травмы, полу ченной в
раннем  детстве, и  ее  влияние  на  последующую  травматизацию
отвергаются, понимание анализанда может оставаться  неполным.
(Однако  теоретик  в  области  психоанализа  не  может  позволить
себе  подобной  неточности; он  должен  попытаться  определить
период, в  котором  действительно  произошла  специфическая
патогенная травма.)

Как  можно  заключить  из  предшествовавших  рассуждений,

идеализирующий 

перенос, возникающий 

при 

анализе

определенных нарциссических нарушений личности, совершается
в  разных  специфических  формах, которые  обусловлены
конкретным 

моментом, когда 

произошла 

основная

травматическая  фиксация  или  оказалось  заблокированным
дальнейшее развитие идеализирующего нарциссизма. Однако как
группу  эти  переносы  легко  отличить  —  не  только
метапсихологически, но  и  клинически — от  идеализации,
встречающихся  на  определенных  стадиях  анализа  неврозов
переноса. Постоянство и закономерность особенностей базисного

идеализирующего  переноса, его  стабильность  и  его  центральное
место в аналитическом процессе —

и  отличие  от  изменчивых  проявлений  и  периферической

позиции  идеализации  при  анализе  неврозов  переноса —
обусловлены  тем, что  нарциссическая  фиксация  во  всех
подгруппах идеализирующего переноса касается нарцис-сических
аспектов  идеализированного  объекта  Эоего  окончательной
интернализации, то  есть  до  консолидации  идеализации  Супер-
Эго. Хотя идеализации при неврозах переноса также, несомненно,
сохраняются 

благодаря 

мобилизации 

нарциссического

идеализирующего  либидо,  их  псе  же  следует  понимать  как
выражение  неспецифической  переоценки объекта любви. Однако
в  данном  случае  объект  любви  интенсивно  катектирован
объектным  либидо, к  которому  нарциссическое  либидо  лишь
вторично  примешивается  в  фазах  интенсивного  позитивного
переноса, а 

нарциссический 

катексис 

всегда 

остается

подчиненным 

объектному 

катексису. Другими 

словами,

идеализация  при  неврозах  переноса  является  неспецифической
особенностью  позитивного  переноса  и  во  многом  напоминает
идеализацию при влюбленности.

Идеализирующий  перенос, возникающий  в  процессе  анализа

нарциссических личностей, может проявляться и различных более
или 

менее 

четко 

очерченных 

формах. Существует

терапевтическая реактивация архаичных состояний, восходящих к
периоду, когда  идеализированное  имаго  матери  чуть  ли  не
полностью  слито  с  образом  самости, и  бывают  другие  случаи, в
которых патогно-мопичная реактивация при переносе относится к
гораздо  более  поздним  моментам  в  развитии  идеализирующего
либидо  и  идеализированного  объекта. В  этих  последних  случаях
травма  ведет  к  специфическим  нарциссическим  фиксациям  на
отрезке времени с конца доэдиповой фазы до раннего латентного
периода, когда  большинство  секторов  отношений  ребенка  со
своими  родителями  уже  полностью  катектировано  объектно-
инстинктивной  энергией. Однако  специфические  травмы (такие,
как  внезапное, неожиданное, невыносимое  разочарование  в
идеализированном 

объекте  на  этой  стадии) вызывают

специфические 

патогенные 

повреждения 

в 

развитии

идеализирующего нарциссизма (или же они сводят на нет только
что  возникшую  идеализацию), ведущие  к  недостаточной
идеализации

Супер-Эго, структурным  дефектам, которые  в  свою  очередь

выражаются  в  фиксации  на  нарциссических  аспектах  доэдипова
или  эдипова  идеализированного  объекта. Люди, пережившие

подобные травмы (в юности или в зрелом возрасте), беспрестанно
пытаются  достичь  единства  с  идеализированным  объектом,
поскольку 

вследствие 

присущего 

им 

специфического

структурного  дефекта (недостаточной  идеализации  Супер-Эго)
нарциссическое равновесие поддерживается у них исключительно
благодаря  интересу, отклику и одобрению со стороны нынешних
(то  есть  действующих  в  настоящее  время) дубликатов
травматически потерянного объекта самости.

Эти  два  типа  идеализирующего  переноса, то  есть  наиболее

архаичный и наиболее зрелый (и многие другие, точки фиксации
которых  находятся  между  ними), можно  выделить  не  только
метапсихологически, но и клинически, основываясь на различных
и  характерных (при  переносе) картинах, которые  они
представляют  в  процессе  аналитической  терапии. Однако, как
отмечалось  выше, аналитик  должен  считаться  с  тем, что
клиническая  картина  может  оказаться  неясной  из-за  явления
наложения, то  есть 

из-за  мобилизации  воспоминаний,

относящихся  к  более  поздним  событиям, которые  похожи  на
патогенные.

В конечном счете необходимо признать, что иногда бывает не

так-то  просто  определить, не  наслаиваются  ли  нарциссические
переносы некоторых пациентов, восстанавливающих взаимосвязь
со сравнительно поздними стадиями развития идеализированного
объекта,  на  нарушения,  которые  связаны  с  более  архаичными
нарцис-сическими  объектами. Таким  образом, и  в  самом  деле
можно найти клинические примеры, когда психопатологию нельзя
отнести к единственной, главной точке фиксации. В таких случаях
идеализирующий перенос может попеременно фокусироваться на
архаичной и на эдиповой стадиях идеализированного объекта.

ГЛАВА 3.  КЛИНИЧЕСКАЯ ИЛЛЮСТРАЦИЯ
ИДЕАЛИЗИРУЮЩЕГО ПЕРЕНОСА
Хотя  этот  материал  в  силу  необходимости  представлен  и

сжатой  форме, я  не  стремился  упростить  структуру  данного
случая.  Напротив,  моя  цель  заключается  в  том,  чтобы
продемонстрировать 

то, каким 

образом 

изложенные

теоретические 

принципы 

могут 

помочь 

в 

разрешении

генетических, динамических 

и 

структурных 

проблем,

встречающихся при анализе нарциссических личностей.

Мистер  А., рыжеволосый, веснушчатый  молодой  чело-век, в

возрасте  примерно 25 лет, работал  химиком-исследователем  в
крупной фармацевтической фирме. Хотя первоначальные жалобы,
с  которыми  он  приступил  к  анализу,  состояли  в  том,  что  уже  с
подросткового  возраста  он  ощущал, что  его  сексуально
возбуждают 

мужчины, вскоре 

выяснилось, что 

его

гомосексуальная  озабоченность  была  не  особенно  выраженной,
занимала скорее изолированное положение в его личности и была
всего лишь одним и:» нескольких признаков лежащего в ее основе
значительного  личностного  дефекта. Более  важными, чем
возникавшие  у  него  иногда гомосексуальные фантазии, являлись
(а) его  склонность  испытывать  неопределенную  депрессию,
истощение  энергии  и  отсутствие  интереса (сопровождавшиеся
снижением  работоспособности  и  творческой  продуктивности  в
периоды, когда  его  охватывало  подобное  настроение); (б)
выступавшая  в  качестве  пускового  механизма  предыдущих
нарушений 

значительная (и 

большей 

частью 

весьма

специфическая) уязвимость его самооценки, проявлявшаяся в его
чувствительности  к  критике, к  отсутствию  интереса  к  нему  или
похвалы со стороны людей, которых он воспринимал как старших
или  более  опытных. Таким  образом, несмотря  на  то, что  он
обладал высоким интеллектом и исполнял свою работу творчески
и  умело,  он  постоянно  нуждался  в  руководстве  и  одобрении:  от
начальника исследовательской лаборатории,

в которой он работал, от старших коллег и от отцов девушек,

с которыми он встречался. Он был очень чувствителен к мнениям
этих  людей,  пытался  получить  их  помощь  и  одобрение  и
стремился  создавать  ситуации, в  которых  им  приходилось  его
поддерживать. Пока он чувствовал, что эти люди его принимают,
дают  советы  и  руководят, пока  он  чувствовал, что  они  его
одобряют, он  воспринимал  себя  цельным, желанным  и
одаренным;  в  таком  случае  он  и  в  самом  деле  был  способен
прекрасно  справляться  с работой, быть творческим и  успешным.
Однако  при  малейших  признаках  неодобрения, отсутствия
понимания  или  потери  к  нему  интереса  он  начинал  испытывать
изнеможение и подавленность, приходил сперва в ярость, а затем
становился  холодным, надменным  и  обособленным, а  его
творческая продуктивность и работоспособность снижались.

При  терапевтическом  переносе, установившемся  в  процессе

анализа, эти  привычные  способы  реагирования  проявились  со
всей  отчетливостью  и  позволили  постепенно  реконструировать
важный  в  генетическом  отношении  паттерн, который  постоянно
повторялся  и  привел  к  специфическим  дефектам  личности
пациента. Снова  и  снова  на  протяжении  своего  детства  пациент
(он был младшим из трех детей: у него были брат и сестра старше
его соответственно на десять лет и три года) внезапно переживал
резкое травматическое разочарование в силе и могуществе своего
отца, причем  именно  тогда, когда (вновь) признавал  его  в
качестве  сильной  и  могущественной  защитной  фигуры. Как  это
часто  бывает (см. выше  замечания  по  поводу  наложения

аналогичных детских событий), первые воспоминания, о которых
рассказал пациент — в ответ на непосредственные (относящиеся к
аналитику) и  косвенные (относящиеся  к  различным  нынешним
фигурам, представляющим  отца) активации  при  переносе
основного  паттерна, — были  связаны  со  сравнительно  поздним
периодом его жизни. Когда пациенту было девять лет, его семья
после  опасного  перелета  через  Южную  Африку  и  Южную
Америку  оказалась  в  США.  Его  отец,  который  в  Европе  был
процветающим  бизнесменом, не  смог  прийти  к  успеху  в  этой
стране. Однако он постоянно делился с сыном свои-

ми  новыми  планами  и  возбуждал  у  него  детские  фантазии  и

ожидания. Он  раз  за  разом  брался  за  новые  предприятия, при
осуществлении 

которых 

заручался 

поддержкой 

и

заинтересованным  участием  своего  сына. И  раз  за  разом  он  в
панике  все  распродавал, когда  непредвиденные  событии  и  его
недостаточное  знание  американской  жизни  препятствовали
осуществлению  его  целей. Хотя, разумеется, для  мистера  А. эти
воспоминания  всегда  были  сознательными, он  прежде
недооценивал  степень  контраста  между  фазой  огромной  веры  в
отца, который  был  самонадеянно  воодушевленным  при
построении 

своих 

планов, и 

последующим 

полным

разочарованием в отце, который не только терял силу духа перед
лицом  неожиданных  трудностей, по  и  реагировал  на  эти  удары
судьбы  ухудшением  эмоционального  и  физического  состояния
(депрессией и различными ипохондрическими жалобами, которые
заставляли его слечь в постель).

Наиболее  яркие  из  соответствующих  ранних  воспоминаний

пациента о серии эпизодов идеализации и разочарования в своем
отце  относились  к  последним  годам  жизни  семьи  в  Восточной
Европе, в  частности  это  воспоминания  о  двух  событиях,
оказавших  решающее  влияние  на  судьбу  семьи, когда  пациенту
было соответственно шесть и восемь лет. Отец, который в период
раннего  детства  пациента  был  смелым  и  статным  мужчиной,
владел  небольшим, но  прибыльным  производством. Судя  по
многим  фактам  и  воспоминаниям, отец  и  сын, похоже,
эмоционально были очень близки и сын чрезвычайно восхищался
своим отцом до самой катастрофы, случившейся, когда пациенту
было  шесть  лет.  Со  слов  членов  семьи,  отец  даже  брал  с  собой
совсем еще маленького  сына на предприятие (по воспоминаниям
пациента — когда  ему  еще  не  исполнилось  и  четырех  лет),
объяснял мальчику тонкости своего дела и  даже спрашивал — и
шутку,  как  это  можно  предположить  ретроспективно,  —  его
советов  по  различным  вопросам,  как  он  это  делал  потом  и
Соединенных  Штатах  Америки  уже  всерьез, когда  пациент  уже