Файл: Борнесс Э. Мур - Психоаналитические термины и понятия.pdf

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА

Эта книга придерживается обычной формы словаря с темами, расположенными в алфавитном

порядке. По  возможности  основное  понятие  сделано  предметом  статьи, в  которой  определяются
само  это  понятие  и  все  дополнительные  термины  и  обсуждаются  их  взаимосвязи. Если
дополнительные  термины  включают  в  себя  название  основного  понятия, они  не  вносятся  в  список
отдельно, а  определяются  в  статье  о  центральном  понятии. (Например,

выбор  объекта

  и

объектные отношения

обсуждаются в статье, определяющей термин 'объект'.) Другие вторичные

термины в алфавитном порядке внесены в список основного текста, и читатель отсылается к теме, в
которой  им  дается  определение. Все  термины, которые  определены  в  других  статьях, напечатаны
курсивом, чтобы облегчить их поиск.

Терминология каждой психоаналитической школы представлена в разделе, посвященном этой

школе, однако  термины  расположены  также  в  алфавитном  порядке  в  основном  тексте  и  отсылают
читателя к соответствующему разделу.

Мы  пытались  сделать  определение  каждого  понятия  самодостаточным, однако  краткое

обсуждение не может отвечать нуждам серьезного ученого;

поэтому  в  конце  каждой  статьи  даются  ссылки  но  взаимосвязанные  термины  в  этой  книге, а

также ссылки на другие работы по данному вопросу. Благодаря ссылкам термин включается в более
широкий  контекст, что  позволяет  читателю  получить  более  детальные  определения  некоторых
соподчиненных терминов. Ссылки указывают также на тесно связанные термины или темы, которые
добавляются к имеющемуся определению. Ссылки но публикации в конце каждой статьи относятся к
первоисточнику  термина, к  статьям, в  которых  рассматривается  данный  предмет, или  к  статьям, в
которых выражается особая точка зрения. Эти ссылки, хотя и немногочисленные, позволяют читате-
лю расширить свое знание терминов, представленных в настоящем издании.

Работа  над  большинством  тем  осуществлялась  несколькими  авторами. Редакторы  и  члены

редакционного  совета  совместно  работали  над  представленными  предварительными  вариантами,
чтобы  добиться  единой  концептуализации  каждого  термина. Нам  казалось, что  этот  план, который
хорошо себя  зарекомендовал в первоначальном глоссарии, должен  был обеспечить . единообразие
стиля, объема  и  качества. Таким  образом, поскольку  статьи  являются  составными, они  не  имеют
подписи.

ПРОБЛЕМА ОПРЕДЕЛЕНИЯ В ПСИХОАНАЛИЗЕ

Каждая  профессиональная  область  имеет  специальный  словарь, чтобы  описывать  и

категоризировать 

свои 

наблюдения, выдвигать 

гипотезы 

о 

взаимосвязи 

явлений 

и

концептуализировать  возможные  объяснения. Эти  языки, как  правило, развиваются  постепенно  и
несколько бессистемно, путем приращения. Систематизацией можно заниматься только позже, когда
накопилось  достаточное  количество  наблюдений  и  стали  очевидными  организующие  и  ин-
тегрирующие общности. Между тем некоторые термины приобретают различные значения, тогда как
другие группы слов обозначают по существу одно и то же. Поэтому время от времени профессионалы
должны  обращаться  к  словарям, которые  они  используют, и  пытаться  разобраться  в  различных
значениях терминов, которые они приобрели.

Психоанализ  не  является  исключением  в  этом  процессе; поэтому  неудивительно, что  в

прошлой половине столетия постоянно появлялись новые компиляции психоаналитических терминов.
Хотя  сам  Фрейд  не  определял  систематически  термины, он  охотно  оказывал  помощь  Рихарду  Ф.
Штербе, чья  подготовка 'Настольного  словаря  психоанализа' (1936—1937), к  сожалению, была
прервана  Второй  мировой  войной. Эрнест  Джонс  попытался  создать 'международный  словарь',
который  был  бы  избавлен  от  разного  рода  идиосинкразических  коннотаций (Ornston, 1985b, 1988).
Фрейд  не  вмешивался  в  выборы  Джонса  и  избегал  большинства  терминов  из  его  международного
словаря, однако  собрания  Комитета  по  глоссарию  под  председательством  Джонса  во  многом
повлияли на выборы Джеймса Стрейчи при  переводе. С тех пор  появилось  множество  компиляций,
каждая  с  несколько  отличной  концепцией (Fodor and Gaynor, 1950; English and English. 1958; Moore
and Fine. 1967; Laplanche and Pontalis, 1967; Rycroft, 1968; Eidelberg, 1968; Nagera, 1969-1971; Wolman,
1977). Некоторые из этих работ, например 'Словарь психоанализа" Лапланша и Понталиса, включают
в себя не только определения, но и исторические комментарии, дополненные ссылками и цитатами.
Эти  последовательные  попытки  определить  психоаналитическую  теорию  отражают  не-
удовлетворенность существующими подходами, а также потребность в учете развивающейся теории.

Фрейд  часто  менял  свои  теоретические  выводы  на  основе  последующих  наблюдений

(например, он  отказался  от  теории  совращения, подверг  ревизии  теории  влечений  и  тревоги  и
использовал последовательные модели психики). Обычно он не стремился разъяснять новую теорию
в  сравнении  с  прежней  и  уделял  мало  внимания  систематизации  теории. Однако  некоторые  из  его
непосредственных  последователей, в  частности  Хайнц  Гартманн, Эрнст  Крис, Рудольф  М.
Лёвенштейн, Отто  Фенихель, Давид  Рапапорт, Мертон  М. Гилл, Эрик  Эриксон  и  Эдит  Якобсон,
потратили немало сил на эту "уборочную" работу. Такие проблемы, как место психоанализа в науке
(Hook, 1959), формирование  психоаналитической  теории (Waelder, 1962, Basch, 1973) и  модели
психики (Abrams, 1971; Gedo и Goldberg, 1973), вызывали постоянный интерес у психоаналитиков.

Главным  образом  теоретики  занимались  объяснительной  ценностью  психоаналитических

конструктов  и  их  эпистемологическим  соответствием. Мы  не  можем  полностью  игнорировать  такие
вопросы, но  они  не  являются  предметом  нашего  непосредственного  интереса. При  подготовке
глоссариев  или  компендиумов  первоочередной  целью  является  то, что  Баш  назвал 'выражением"
(1973, с. 47), а  Лангер — 'представлением  идеи  с  использованием  точных  и  верных  слов" (1962, с.
78). Историческое  развитие  идеи, даже  релевантной, невозможно  проследить  полностью. Стан-
дартизация  терминов  необходима  для  изучения, исследования  и  развития  теории; и  невозможно
сравнить данные без общей системы координат, общего языка, который коллеги используют сейчас и
будут  использовать  в  будущем, чтобы  передать  специфическое  значение  с  помощью  символов,
отражающих  одни  и  те  же  явления. Словари  и  глоссарии  облегчают  передачу  знания  начинающим
благодаря  конденсации  значений  понятий, приобретенных  в  течение  долгого  времени, интеграции
более  поздних  значений  с  более  ранними  и  помогают  определить  нынешний  статус  специфических
терминов и понятий.

Однако было бы несправедливо по отношению к читателю расхваливать ценность таких работ,

не  указав  также  на  некоторые  трудности  в  определени  психоаналитических  терминов — трудности,
которые, вопреки всем намерениям, могут повлиять на разъяснение значения. Они включают в себя
проблему перевода, поскольку Фрейд и многие его ранние последователи писали по-немецки, выбор
терминов  и  определение  места, которое  следует  предоставить  каждому  из  них, чтобы  отразить  их
относительную важность, выбор авторов и рецензентов и модификации устаревшей теории. Наконец,
как  указывал  Куби (1972), имеются  ошибки  в  самом  языке, и  мы  должны  стараться  избегать
неправильного  употребления  слов, чтобы  не  допустить  закрепления  неоднозначных  и  ошибочных
понятий, вводя их в свой обиход.

Зигмунд Фрейд сделал исходные наблюдения, концептуализировал психические процессы и —

намеренно  или  нет — изобрел  терминологию  для  своей  новой  глубинной  психологии. Несмотря  на
прогресс в психоанализе, отраженный в современной литературе, по-прежнему важная цель англий-
ских  лексикологов  состоит  в  том, чтобы  наиболее  точно  определить  значения  терминов,
первоначально  выроженных  на  идиосинкразическом  немецком  языке. Трудности  этой  задачи
возросли  вследствие  искажений  со  стороны  различных  переводчиков  Фрейда, усилиям  которых

мешали структурные трудности самого перевода и уникальные различия между английским языком и
немецким, особенно с точки зрения научной терминологии.

Согласно  принципу  лингвистической  относительности  Сапира-Ворфа, структура  языка  влияет

на то, как человек воспринимает действительность и, исходя  из этого, себя  ведет (Carroll, 1956). Во
введении к своему 'Критическому словарю психоанализа' Райкрофт отмечал, что 'нечто существенное
происходит с идеей или теорией, когда она переводится на другой язык" (1968, с. XII). Райкрофт на
примерах  показывает, что  трудности  обусловлены  не  только  отдельными  словами, но  также
лингвистической структурой и привычными способами мышления, которые зависят от культуры, эпохи
и языка.

Помимо  этих  структурных  различий  между  языками  существуют  трудности, обусловленные

идиосинкразическим  использованием  терминов  и  неумышленной  подменой  их  значения  перевод-
чиком. То, что  Фрейд  получил  Премию  Гёте  по  литературе, свидетельствует  о  его  умении  удачно
использовать  слова  при  изложении  своих  идей, но  его  уникальный  стиль  не  мог  не  получить  по-
вреждения  на  минных  полях  перевода. Фрейд  заимствовал  терминологию  из  психологической,
психопатологической и нейрофизиологической науки своего времени  и часто обращался к обычным
словам. Используя  разнообразные  лингвистические  методы, чтобы  передать  сложную  и  не
поддающуюся  определению  работу  бессознательных  психических  процессов, 'он, ток  сказать,
создает  общее  впечатление, знакомый  образ  или  биологическую  аналогию, постепенно  добавляет
новые  значения  и  очищает  вопросы  от  своих первых  сравнений... [используя  слова], чтобы  создать
резонанс  между  некоторыми  скорее  диффузными  чувствами [между  пациентом, аналитиком  и
читателями] и дать  место своим поразительным  метафорам' (Ornston, 1982, с. 412-415). 'Постоянно
меняя свой язык, он обогащал и прояснял свои представления о том, что он называл описательными
координатами  и  организующими  абстракциями' (с. 410). Концептуальная  непоследовательность
Фрейда, выраженная в поэтической игре слов — каламбурах, иронии и персонификации механизмов,
инстанций  и  аппаратов, — придавала  многозначительность  и  гибкость  его  сочинениям, которые
позволяли ему высказывать несколько разных вещей одновременно. Таким образом, Фрейд излагал
свои  концепции, мастерски  используя  яркий  и  эмоционально  неотразимый  язык, вызывающий  у
читателя  ощущение  близости  проблемы. Он  не  придерживался  точного  определения  технических
терминов.

В обширной литературе на многих языках исследуются собственные источники и стиль Фрейда,

а  также  изменения, внесенные  его  переводчиками  и  интерпретаторами. Не  затрагивая  выводов,
которые  пока  еще  являются  спорными, я  подытожу  некоторые  из  многих  признаваемых  сегодня
проблем

*

.

*

Я  очень  признателен  доктору  Дариусу  Орнстону  за  письменную  справку, в  которой  дается  резюме  его  различных

работ, посвященных исследованию влияний на принадлежащий Стрейчи перевод трудов Фрейда.

Исследовательский  метод  Фрейда  постоянно  менялся, и  он  осмысливал  бессознательное

самыми  разными  способами, которые  позволяют  читателю  держать  в  памяти  одновременно  не-
сколько образов. Стрейчи и другие английские переводчики последовательно заменяли аффективно
окрашенные, обиходные немецкие слова, использовавшиеся Фрейдом, абстракциями, производными
от слов из греческого  или латинского языка, и меняли динамические, активные конструкции Фрейда
на статичные и пассивные. Стрейчи игнорировал также описание Фрейдом его собственных идей как
способов мышления  о бессознательных и психических процессах. Стрейчи свел описания  Фрейда к
общеупотребительным, изобилующим значениями о пространстве, структуре и силах, генерирующих
энергию. Фрейд  часто  использовал  одно  и  то  же  слово  в  разных  значениях  и  прибегал  к  разным
словам  для  описания  близких  идей. В  попытке  систематизации  Стрейчи  полностью  изменил  эту
тенденцию. Таким  образом, переводы  Стрейчи  выглядят  более  механистическими  и
структурированными, чем немецкая проза Фрейда, и являются искусственно научными. Хотя в своем
общем  предисловии  к 'Стандартному  изданию' Стрейчи  указывал  на  понимание  им  трудностей
перевода, тем  не  менее  он, по-видимому, считал  свое  собственное  прочтение  психологии  Фрейда
единственно  верным  и  полагал, что  дал "правильное  истолкование  понятиям  Фрейда' и  что  его
перевод избавлен от его собственных теоретических представлений (Strachey, 1966, с. XIX, Ornston,
1985b,c.394).

Здесь  мы  должны  учитывать  опасность, подстерегающую  наши  усилия. Мы  определяем

понятия, которые  чаще  всего  первоначально  были  задуманы  Фрейдом  на  немецком, потом  про-
фильтрованы  через  Стрейчи, а  затем  были  изменены  работой  нескольких  поколений  ученых,
говоривших на разных языках. Понятия видоизменились, они больше не являются первоначальными
идеями Фрейда. Мы также должны иметь в виду то, что определения являются сконденсированными
интерпретациями  многих  людей, аналогичными  последующим  переводам. В  результате  ошибки
сделанного Стрейчи перевода Фрейда могли усугубиться, но тем не менее они отражают нынешний
статус психоанализа. Со времен Аристотеля считается, что определение должно выражать сущность
понятия. Интерпретация и конденсация упрощают термины, помогая тем самым пониманию. Однако
упрощение  может  также  устанавливать  терминам  слишком  узкие  или  слишком  свободные  рамки.
Поэтому, хотя несущественное и должно быть устранено, определениям психоаналитических понятий

часто  идет  на  пользу  некоторое  дополнительное  пояснение. В  этой  книге  мы  попытались  найти
оптимальный  баланс; это  означает, что  многие  наши  определения  по  своему  объему  выходят  за
рамки глоссария и являются небольшими статьями.

Выражая  идеи  Фрейда  и  других  психоаналитиков, мы  должны  иметь  в  виду, что, как

подчеркивает  Шефер, 'давать  определение — это  значит  также  создавать  и  навязывать... В  той
степени, в  какой  мы  связываем  между  собой  или  приравниваем  такие  названия, как, например,
женственность  и  пассивность, мы  оказываем  глубокое  и  стойкое  формирующее  воздействие  на  то,
что  будет  считаться  женским  или  пассивным' (Schafer, 1974, с. 478). Процесс  отбора  терминов  и
понятий и определение того, сколько места отвести каждому из них, сопряжены с подобным риском
увековечения  ошибок  теоретизирования. Например, посвящение  большой  статьи  относительно
маловажной  теме  придает  ей  чрезмерное  значение. Кроме  того, наши 'авторитетные' переформу-
лировки  теорий  Фрейда  могут  отразиться  на  обучении, если  в  них  будут  доказываться  устаревшие
представления. Таким  образом, хотя  и  можно  согласиться  с  тем, что  исторические  императивы
требуют  представления  идей  Фрейда  в  их  первоначальной  форме, точно  так  же  необходима
некоторая  коррекция  устарелой  теории, если  мы  хотим  избежать  неверного  восприятия  нынешнего
статуса психоанализа. Определения и комментарии в 'Словаре психоанализа' Лапланша и Понталиса
(1973), например, являются  неоценимыми  для  ученых  в  том, что  они  точно  указывают
психоаналитическую  гавань, из  которой  отправились  на  корабле  различные  международные
движения; к сожалению, некоторые из концептуальных судов построены по моделям времен Первой
мировой войны и могут затонуть при серьезном испытании.

Но  кто  должен  решать, что  отобрать  и  что  исправить? Жан  Бергере (1985) призвал  к

учреждению Психоаналитического научного совета, открытого для ученых всех стран, чтобы создать
хотя  бы  минимум  условий, необходимых  для  научных  дебатов. Однако  все  прежние  попытки
добиться международного консенсуса в определениях не обнадеживают. Вместо этого мы решили по
возможности  выбрать  одного  или  нескольких  авторов, которые  изучали  предмет  или
продемонстрировали  образцовую  ясность  в  понимании  или  разъяснении. Многие  из  работ  этих
авторов, неизбежно включавшие в себя разные переводы и интерпретации со всеми ограничениями,
о  которых  только  что  говорилось, отсылались  другим  ученым  для  оценки, синтеза, пересмотра  и
переработки.

Общая терминология могла бы принести пользу психоанализу. Вместо этого мы обнаруживаем

'все  большее  психоаналитическое  разнообразие... плюрализм  теоретических  подходов, лингви-
стических  и  мыслительных  конвенций, различных  региональных, культурных  и  языковых  акцентов"
(Wallerstein, 1988, с. 5). Расходящиеся группы объединяются приверженностью основным концепциям
Фрейда — признанием бессознательного, вытеснения, сопротивления и переноса. Чтобы извлечь все
выгоды  из  того  общего, что  было  выработано  нами  в  процессе  развития  психоанализа, мы  должны
лучше  понимать  основные  теории  друг  друга. Поэтому  мы  включили  в  это  издание  термины,
возникшие  в  школах, которые  не  являются  строго  фрейдистскими, и  выбранные  на  основе  их
относительной  распространенности  в  мире  психоаналитической  литературы. В  каждом  случае
термины были рассмотрены людьми, хорошо знакомыми с литературой данной школы.

Вскоре  после  появления  первого  издания  этой  работы  Куби  заметил, что  глоссарии  имеют

тенденцию  давать  определения, в  которых  смешиваются 'количественные  метафоры  с  количе-
ственными  мерами, описание  с  объяснением, метафоры  с  гипотезами [и] адъективное  значение
слова  с  его  номинативными  значениями". Он  подверг  критике "ошибку  рассмотрения  части  как
целого, post hoc ошибку  смешения  причины  и  следствия  и  телеологическую  ошибку  смешения
следствия с целью

*

 (1972). Учитывая универсальность этих явлений и эффективное  использование

Фрейдом  метафор  в  изложении  своих  идей, утверждение  Куби  ведет  нас  к  рассмотрению  того, в
какой  мере  представление  теории  может  оказаться  искажено  такими  тенденциями, включающими  в
себя не только науку, но и основные принципы самого языка. Согласно Рапопорту, 'процесс передачи
накопленных  знаний, который  Коржибский  называл  связью  времен, совершается  при  помощи
символов" (Rapoport, 1955, с. 63). До  недавнего  времени, пока  шимпанзе  не  лишили  нас  лелеемой
иллюзии, считалось, что  использование  символов  является  важнейшей  и  уникальной
характеристикой  человеческой  расы. В  отличие  от  сигнала, который  есть  не  что  иное, как  стимул,
ответ  на  который  является  обусловленным, символ  вызывает  ответ  только  по  отношению  к  другим
символам. В разных контекстах один и тот же символ может вызывать различные реакции; его нельзя
определить  вне  контекста. Объединяясь  в  определенные  последовательности, символы  образуют
язык, "символическую  вселенную", которая  помогает  людям  воспринимать, понимать, сообщать  и
формировать  свой  внешний  мир, который, в  свою  очередь, формируется  под  влиянием  этого
внешнего мира.

Термины, понятия, гипотезы, теории  и  законы, которые  являются  основными  инструментами

теоретического  здания  в  любой  науке, суть  просто  символы, управляемые  в  соответствии  с  прави-
лами  грамматики  и  логики. Будет  ли  определение  наполнено  смыслом — вопрос  семантический,
обусловленный  отношениями  между  терминами  и  явлениями, к  которым  они  относятся, и  не
имеющий  отношения  к  грамматике  или  логике. Термины  определяются  операционально  в

соответствии  с  наблюдаемыми  воздействиями, достаточно  постоянными, чтобы  каждый  раз, когда
возникает  эффект, применение  термина  было  оправданным. Определения — это  компромиссные
соглашения, которые никогда нельзя путать с фактами.

Куби (1975) выступал за использование прилагательных вместо существительных при описании

психических явлений; существительные, по его мнению, ведут к антропоморфическому мышлению и к
материализации  абстракций. Он  предпочитал  говорить  о "бессознательном  процессе", а  не  о
"бессознательном". Шефер (1976) считает, что  все  психические  феномены, такие, как  действия,
должны описываться глаголами и наречиями. Подобные попытки при разъяснении не предотвращают
путаницы  с  буквальным  пониманием; они  также  могут  вести  к  появлению  других  проблем. При
обсуждении абстрактных понятий мы  используем  слова и выражения в значении, отличающемся  от
того, которое  принадлежит  им  в  других  случаях. Метафора, сравнение, метонимия, синекдоха  и
ирония используются, чтобы придать жизнь, стиль или акцент идее. Когда сравнение или метафора
охватывает  суть  идеи, оно  проявляется  в  определениях. В  своих  работах  Рубинштейн (1972) и
Вурмсер (1977) отстаивают использование метафоры при объяснении теории.

Метафоры, которые зависят от абстрагирования сходных признаков от несходных в остальном

объектов  и  событий, всегда  являются  неоднозначными  в  самом  конкретном  смысле, будь  то
синонимы  или  нет. Однако  метафорически  преобразованное  слово  обычно  устанавливает  свое
собственное  буквальное  значение, а  также  придает  двойное  значение  с  минимумом  выражения,
абстрагирует  и  классифицирует  благодаря  конденсации. Таким  образом, слова  приобретают  новые
значения, которых  до  этого  они  вроде  бы  не  имели. Тем  самым  метафоры  могут  компенсировать
недостаточность  языка  и  помогать  его  развитию. Заставляя  человека  искать  сходства, они  могут
обнаруживать  свойства  с  большей  проницательностью. Простая  метафора  способна  передать
значение, которое скрывается за тем или иным сочетанием слов, увеличивая таким образом ресурсы
нашего языка. Она может также указать на смысл, отчасти создавая и отчасти раскрывая внутреннее
значение. Следовательно, она  может  передавать  индивидуальность  эмоции, чего  нельзя  сделать  с
помощью буквального языка.

Куби (1975) утверждает, что метафоры никогда не бывают более чем приближением; в лучшем

случае  они  представляют собой  лишь  аналогии, которые  являются частично  истинными  и  частично
ложными. Метафоры зависят от проекций внутреннего субъективного опыта. Кроме того, он считает,
что  все они слишком часто неверно употребляются и ведут  к ошибкам при  распознавании различий
между  метафорой  и  теорией. Хотя  метафора  может  служить  целям  приблизительного  описания,
даже  такое  описание  часто  вводит  в  заблуждение, поскольку  может  приниматься  как  объяснение.
Другие  теоретики  указывают, что  мы  не  можем  абстрактно  мыслить, не  имея  метафорических  мо-
делей. Вурмсер (1977) приводит доводы в пользу употребления метафоры при изложении теории, а
Валлерштейн (1988) заключает, что любая теория есть метафора.

Язык  может  препятствовать  правильному  пониманию, но  мы  должны  пользоваться  тем, что

доступно. Аналитический  язык  был  бы  поистине  скучным, если  бы  ограничивался  адъективными
обозначениями, за  что  ратует  Куби, или  глаголами, как  предлагает  Шефер, или  сравнениями. Хотя
метафора может быть преобразована в сравнение, если ввести  слова "как" или 'подобно', ее когни-
тивное  и  эмоциональное  воздействие  тем  самым  уменьшится. И  если  современные  компьютерные
модели  могут  более  точно  представить  функционирование  мозга, старые  мышечные  или  гид-
равлические  аналогии  и  мифологические  параболы  звучат  правдивее  в  терминах  переживаний  и
эмоций. Они  связываются  в  символических  образах  с  феноменами  первичного  процесса, и  их
использование способно помочь в интеграции психических процессов. Они являются существенными
аспектами в человеческой коммуникации, важными факторами в привлечении внимания и облегчении
понимания. И  хотя  мы  должны  стараться  избегать  лингвистических  ловушек  в  психоаналитических
рассуждениях, 'весьма  сомнительно, что  пересмотр  терминологии  уменьшит  наши  проблемы, а
настойчивые  требования  отказаться  от  словарей, чтобы  решить  научные  или  социальные  вопросы,
могут  выполнять  ту  же  функцию, какую  выполняет  фонарный  столб  для  алкоголика: скорее  опоры,
чем  средства  освещения' (Begelman, 1971, с. 47). Вместо  того  чтобы  отстаивать  редукционизм, мы
должны культивировать  семантическое сознание, помогающее увидеть  различие между символом  и
тем, к  чему  он  относится, между  выводом  и  наблюдением, между  правомерным  заключением  и
утверждением факта; короче говоря, мы должны осознавать искажения, которые неизбежно привно-
сит  вербализация  в  наше  восприятие. Такое  осознание  особенно  необходимо  в  области  научного
исследования, передачи  его  результатов, превращения  этих  результатов  в  теорию  и  сообщения
теории другим людям.

[13,58,64,146,177,186,217,347,405,435,533,534,537,540,541,625,631,647-

650,711,740,742,758,760,811,834, 852,864,901,903]

Барнесс Э. Мур