ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 13.10.2020
Просмотров: 7931
Скачиваний: 170
Особую проблему составляет опора на схему (фрейм, сценарий) и связанные с этим выводные знания при разрешении неоднозначности воспринимаемого сообщения. И.Ф. Бревдо исследует используемые при этом стратегии реципиентов текста на материале шутки [Бревдо ; 1999], см. подробно 8.7. Примеры опоры на схемы знаний при прогнозировании развертки текста приводятся в приложении к этой главе.
275
9.6. Проблема признака и его роли в процессах опоры на выводное знание
Проблема признака в последние годы все больше привлекает внимание ученых разных специальностей, см., например, обзоры психологических и лингвистических исследований [Беляева, Самойленко 1985; Кузнецов 1986], логико-гносеологический подход в монографии [Войш-вилло 1989], экспериментальный подход в работе [Шабес 1989], теоретическую трактовку роли признака в связи с уровнями языковой семантики [Юрченко 1995], обзор новейших публикаций по проблемам признака и соотношения признаков с целостным восприятием объекта — гештальтом [Пашковская 1998]; этот обзор включает, например, работы [Мильруд 1997; Ребеко 1998а; Смирнов М.И. 1996; Соколова Е.Е. 1995; Шехтер 1997] и др.). Проблема признака также неоднократно затрагивалась выше.
Вполне естественно, что в зависимости от исходных позиций автора, его целей и материала исследования внимание акцентируется на различных характеристиках признаков вообще или отдельных видов признаков (ср., например, детальный анализ признаков по форме, содержанию и т.д. у Е.К. Войшвилло [1989] и разностороннее исследование категориальных признаков в работе [Карасик 1988]). Соответственно выделяются различные виды признаков по тем или иным основаниям для их классификации, ср., например, перцептивные и концептуальные признаки/коды [Аткинсон 1980]; мономодальные, полимодальные и др. признаки [Ломов и др. 1986]; общие и конкретные, а также ключевые (характерные, определяющие) признаки [Брунер 1977]; сильные признаки [Рубинштейн 1958]; слабые (потенциально существенные) признаки [Коссов 1996]; точечные, объемные, динамические семантические признаки [Шабес 1989]; конкретные, конкретно-ситуационные, функциональные, категориальные признаки [Глезерман 1986]; осознаваемые и неосознаваемые признаки [Ребеко 1992]; подвижные многоплановые признаки [Крюкова 1989]; инвариантные (интегральные, дифференциальные) семантические признаки и вариантные (скрытые и открытые) семантические компоненты [Кузнецов 1986]; всеобщий признак, непосредственный признак, опосредствующий признак, опосредованный признак [Юрченко 1995; 1997]; системно-тематические признаки как один из видов контекстно-зависимых признаков [Высоков 1996], что имплицирует наличие других видов контекстно-зависимых признаков в противопоставлении их контекстно-независимым признакам, и т.д. В книге [Хофман 1986] разграничиваются сенсорные и категориальные признаки, а в приводимых автором примерах фигурируют признаки, выделяемые по разным основаниям, в том числе фонетико-графемные, комплексные, необходимые, случайные признаки и характерные отношения [Op. cit.: 92]. По результатам экспериментального исследования Н.В. Дмитриевой (Пашковской) выделены четыре вида признаков, наиболее актуальных для выбора опор-
276
ных слов адъективных сравнений в английском и русском языках: определительные, характерные постоянные, характерные вероятностные и немотивированные признаки [Дмитриева 1999а; 19996]. Однако до сих пор не имеется единой непротиворечивой классификации признаков, способной охватить все обнаруженные аспекты этой многогранной проблемы.
Важное место в дальнейших исследованиях может занять изучение проблемы признаков с позиций специфики индивидуального знания.
Ранее [Залевская 1977] внимание акцентировалось на роли процессов разложения всего воспринимаемого человеком на признаки и признаки признаков и делалась попытка объяснить происхождение двух типов единиц внутреннего лексикона человека (различительных признаков и единиц высшей степени интегративности) с подчеркиванием изначальной связи тех и других с чувственной и аффективной сферами индивида в противовес постулируемой в лингвистических исследованиях эмоционально-оценочной "стерильности" семантических компонентов. Многолетний опыт межъязыкового сопоставительного анализа экспериментальных материалов обнаружил особую значимость опоры на признаки при функционировании слова в лексиконе и побудил последовательно учитывать этот феномен при выявлении принципов организации индивидуального лексикона, исследовании процессов понимания текста, механизмов метафоризации и т.д. (см., например, [Залевская 1988а; 1990а; 1991а; 19916; 1992]). Теперь наступило время нового "витка" исследований — разностороннего изучения используемых носителями разных языков и культур признаков, позволяющих мгновенно решать сложнейшие "плохо сформулированные" задачи повседневности, успешно ориентироваться в "расплывчатых множествах", добиваться понимания текстов и взаимопонимания при общении.
Учет специфических особенностей индивидуального знания поможет объяснить, почему для человека важны не только (а нередко — и не столько) существенные признаки понятия, но и те (или именно те), которые логико-рационалистическая традиция относит к "периферии" понятия, квалифицируя их как "несущественные", "дополнительные", "сопутствующие" и т.п. В этой связи обратим внимание на то, что в работе [Шехтер 1981] выделен специальный параграф "О существенной роли "несущественных" признаков", где по результатам экспериментального исследования делается вывод, что в реальном механизме опознавательного процесса так называемые "несущественные" признаки выполняют весьма важные функции: "одни из них служат более удобными для человека ориентирами, другие играют большую вспомогательную роль в процессах обнаружения отличительных (в том числе и существенных) признаков данного класса в воспринимаемом объекте" [Op. cit.: 226]. На особую роль слабых (ключевых, потенциально существенных) признаков указывает Б.Б. Коссов [1996], противопоставляющий такие признаки сильным, но несущественным для решения некоторой задачи. Мимо этого факта не смог пройти и Е.К. Войшвилло, разграничивающий два понятия существенного: "понятия признаков, существенных для предметов того или иного качества, и признаков того или иного предмета, существенных в каком-то отношении (предмета с другими предметами) или с той или иной точки зрения (с точки зрения определенного использования предмета человеком)"
277
[Войшвилло 1989: 128. Выделено мной — А.З.]. Со второй из названных позиций роль функциональных признаков анализирует Дж. Миллер в ряде своих работ; фактически этот же подход прослеживается в многочисленных исследованиях по развитию мышления и речи у ребенка, где обсуждается роль "характерных" признаков (Дж. Брунер называет их "ключевыми") по сравнению с существенными признаками (детальный обзор литературы и результаты своего исследования по этой проблеме приводит Т.М. Рогожникова [1986]). К этому можно добавить, что на выбор идентифицируемого индивидом признака и придание ему того или иного веса влияет целый ряд разнообразных факторов, в частности — то, что Е.Д. Поливанов [1981] относил на счет "языкового мышления" носителей того или иного языка, B.C. Юрченко [1995] квалифицирует как конкретную идиоэтническую внутреннюю форму языка, а А.Н. Крюков [1988] объясняет через понятие "фоновых знаний". Представляется также несомненной особая роль некоторого признака в привычной деятельности в совокупности с вызываемыми им эмоционально-оценочными переживаниями. Подчеркнем, что на смену традиционному логико-рационалистическому подходу к проблеме признаков, опирающемуся на "объективность" и эмоционально-оценочную стерильность, должен прийти подход, ориентированный на активного и пристрастного субъекта мотивированной деятельности, идентифицирующего субъективно-существенные (ключевые, опорные, субъективно-сильные и т.п.) признаки объектов, действий, ситуаций, включенных в культурно-специфичную картину мира при взаимодействии факторов социального и личностного планов.
При рассмотрении проблемы признаков предстоит также решить ряд актуальных вопросов, связанных с их классификацией, ролью в процессах получения выводного знания (прямого и многоступенчатого).
Сложность классификации признаков определяется их многоплановостью, а также тем фактом, что, как справедливо отмечает М.В. Никитин [Никитин 1988], за признаком стоит вещь. Однако недостаточно указывать на то, что признак "отвлечен" от вещи: для пользующегося языком субъекта слово слито с называемым им объектом, что неоднократно подчеркивал Н.И. Жинкин [1982]. Это создает дополнительные трудности классификации признаков, как и то, что признаки разложимы далее на признаки признаков (см. выше 4.2.3 о соотношении между параметром и признаком по работам [Мягкова 1990; Barsalou 1992a; 1992Ь]). Представляется полезным при решении этого вопроса обратить внимание на особенности монотетической и политетической классификаций (см. подробнее: [Сокулер 1988]), а также на указание Г.Д. Левина [1987] относительно того, что в реальном процессе обобщения объем общего понятия может фиксироваться раньше, чем открывается признак, общий для всех элементов, и происходит это независимо от знания о таком признаке.
278
Роль признака при получении выводного знания увязывается, в частности, с проблемами "прототипа", "эталона", "схем знаний" и т.п. Для субъекта деятельности переживание эталона связано с "живыми образами" (см. обсуждение "образов множества" в работе [Лукьянова 1986]). Фундаментальная роль "схем знаний" как необходимых опор для успешной жизнедеятельности человека (начиная с раннего онтогенеза) убедительно показана многими исследователями (см., например, [Ляудис 1990; Fivush 1987]). Важно проследить, как в зависимости от идентифицированного признака одно и то же слово может "выводить" на различные схемы знаний, сценарии и т.п., а при наличии общих схем знаний в условиях межкультурных контактов — на специфичное заполнение (по умолчанию) тех или иных слотов образами носителей признаков, типичными для каждой культуры, в сочетании с определенными эмоционально-оценочными переживаниями, которые в некоторых случаях обусловливаются социально закрепленными традициями, убеждениями, предубеждениями и предрассудками и могут вести к соответствующим мнениям и поступкам.
В этой связи важно обратить внимание на то, что концепция единой информационной базы человека объясняет вхождение одного и того же элемента знания (в данном случае — признака) во множество схем или сценариев, доступ к которым может реализоваться по любому каналу — сенсорному, концептуальному, эмоциональному, вербальному. По всей видимости, именно это фундаментальное свойство информационного тезауруса индивида обеспечивает мгновенную ориентировку в повседневной жизнедеятельности человека, лежит в основе эвристического поиска, помогает в развитии знаний об окружающем мире, направляет встречный поиск в процессах восприятия. Интересным представляется целенаправленное изучение особенностей восприятия и дальнейшей передачи сообщений в условиях различных культур с учетом названного феномена, когда неверная идентификация или неточное восстановление в памяти заполнителей той или иной позиции в некоторой схеме или отнесение "не к той" схеме знаний оказывает решающее влияние на результат понимания сообщения.
Необходимо учитывать, что опора на признак вступает в действие при реализации ряда фундаментальных принципов функционирования индивидуального знания, в том числе — опоры на в различной мере осознаваемые продукты переработки многообразного опыта индивида в их множественных связях и отношениях, встроенных в картину мира и регулируемых идиоэтническими системами вербальных значений, норм и оценок. Отсюда идентификация слова (опознание его как такового в единстве формы и значения) предполагает:
(а) опору на признаки разных видов (перцептивные, когнитивные, аффективные; определительные и характерные и т.д.);
(б) увязывание идентифицированного признака с некоторым типичным для соответствующей культуры носителем (образом, эталоном, прототипом.);
279
(в) актуализацию или подсознательный учет более широкого круга признаков идентифицированного носителя признака.
Поскольку опора на признак — не самоцель, а средство идентификации того, что лежит за воспринимаемым словом и текстом, происходит "выход" на единую информационную базу человека, вне которой понимание и взаимопонимание вообще неосуществимы. Этому способствует взаимодействие ряда функций слова как единицы индивидуального лексикона. К их числу относятся:
— идентифицирующая функция: слово опознается как таковое в плане его формы и значения и тем самым оказывается идентификатором некоторого фрагмента предшествующего опыта в единстве его перцептивных, когнитивных и аффективных характеристик, ракурса переживания этого опыта и отношения к нему активного и пристрастного субъекта;
— двойственная медиативная (опосредствующая) функция, вытекающая из предназначения слова быть средством доступа, с одной стороны, к принятой в социуме системе значений как языковому знанию, а с другой — к психологической структуре значения как орудию выхода на картину мира (энциклопедическое знание в его индивидуальном преломлении);
— двойственная регулятивная функция, позволяющая: а) выделить в индивидуальном опыте, континуальном и многомерном по своей природе, именно те, а не иные интервальные условно-дискретные фрагменты и их связи как соотносимые с параметрами психологической структуры значения воспринимаемого слова; б) соотнести выделяемый фрагмент опыта с коллективным знанием, зафиксированным в лексико-семантической системе языка, чтобы удостоверить правильность идентификации слова или откорректировать ее;
— синтезирующая функция, обеспечивающая опору на множественные выводные знания (энциклопедические и языковые), вне которых понимание происходить не может или оказывается ущербным;
— прогностическая функция, направляющая поступательное развитие речемыслительного действия или встречное конструирование проекции воспринимаемого сообщения (текста) на основании взаимодействия идентифицированных признаков, увязанных с ними носителей, структур знаний и синтезированной совокупности энциклопедических и языковых знаний.
Объяснительную силу развиваемого теоретического подхода можно показать на примере анализа эвристического потенциала метафоры. Традиционные представления о том, что метафора намеренно используется субъектом для создания эффекта образности, для передачи своей оценки того или иного объекта, для воздействия на реципиента и т.п., прочно и надолго заслонили изначальную предметность метафоры как основание, на котором базируются все ее "изобразительные" и функциональные возможности. Именно это качество метафоры обеспечивает взаимопонимание между коммуникантами даже в случаях, когда метафора выступает как крайне индивидуальный продукт субъективного восприятия и отражения мира творческой личностью. Первичной является постоянная непроизвольная опора индивида на его предшествующий опыт при вое·