ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2971
Скачиваний: 1
Деятельность шведского короля все больше раздражает турок. Великий везир Юсуф-паша откровенно говорит об этом Шафирову: «Не бойтесь, чтоб шведский король мог теперь здесь что-нибудь сделать, хотя он и хлопочет, и всюду суется, уподобляясь человеку, посаженному на кол: с тоски то за то, то за другое хватается».
Но в турецком правящем лагере царит полная неразбериха, настроения там меняются непрерывно. Шведы и Понятовскнй ловко шантажируют султана русскими войсками в Польше. Султан посылает в Польшу салахара Ахмед-бея для проверки, действительно ли там остаются русские. Они по-прежнему находятся в крепости Эльбинг, но из-за разбойных действий отряда Грудзинского, присланного Карлом, пришлось направить против него некоторые силы. Естественно, что салахар. вернувшись из Полыни, докладывает, что русских войск в Польше много. Эту информацию охотно подтверждает посол Австрии, чтобы способствовать раздуванию турецко-русского конфликта. Посол Англии прекращает прежнюю поддержку русской дипломатии, и только посол Голландии еще содействует ей. Чтобы разрядить обстановку, русские войска опять полностью эвакуируются из Полыни. Оставили даже Эльбинг. Но в Стамбуле реальное положение дел, очевидные факты, логика и здравый смысл уже совершенно не принимаются во внимание. 31 октября 1712 года Великий диван выносит решение снова объявить войну России. Шафирова. Шереметева. Толстого и всех их людей арестовывают. Великий везир Юсуф-паша смещен, и на его место назначен новый — Сулейман-паша. Он действует в тесном контакте с Дсзальером, и французский посол буквально продиктовал султанскому правительству новую программу требований к России. Среди них опять фигурируют восстановление Станислава на польском троне, отказ России от Украины в пользу Турции и от всех балтийских завоеваний в пользу Карла XII. В случае отклонения требования Турция начнет войну. Султан Ахмед III едет в Эдирне (Адрианополь) — традиционное место сбора войск для походов. Рассылаются указы о наборе солдат.
Поскольку главным театром предстоящей войны должна была оказаться Польша, то значение имела ее позиция. До сих пор Август II и Речь Посполитая практически не помогали русской дипломатии в борьбе против французско-турецко-шведских происков. Однако угроза превращения страны в поле битвы заставляет их активизироваться. Приезд польского посла Хоментовского сам по себе опровергает нелепую уверенность султана в том, что вся Польша поддерживает Станислава. Польский посол в переговорах выступает за мир между Турцией и Россией. Оппозиция против авантюристических планов султана, и особенно против Карла XII, усиливается. Шафиров пишет о настроениях турецкой верхушки в начале 1713 года: «Турки не рады и стыдятся, что объявили войну, и в разговорах дивятся, для чего ваше величество никого к ним не пришлет для обновления мирных договоров».
Петр не видел основания для присылки кого-либо еще в Турцию, ибо там уже находились подканцлер Шафиров, посол Толстой, М. Б. Шереметев. Правда, они сидели в Семибашенном замке. К тому же поведение султана вообще не позволяло рассматривать его самого и других высокопоставленных турецких вельмож в качестве собеседников или партнеров в каких-либо переговорах. Собственно, новые ультимативные требования, демонстративный выезд султана в Адрианополь, указ о мобилизации служили грубым шантажом России. Естественно, были приняты меры для подготовки к новой войне с Турцией. В районе Киева стояла наготове армия фельдмаршала Б. П. Шереметева. Если перед прутским походом провианта заготовили на неделю, то теперь приказано было иметь его на семь месяцев. Причем на этот раз предусмотрительно решили ориентироваться на войну оборонительную. Султан же, видя безрезультатность шумных и угрожающих демаршей, обратил свое недовольство против Карла XII. Ведь его люди, Понятовский, маркиз Дезальер и др., убедили Ахмеда III, что Россия и без войны примет все требования. Этого не произошло, и воинственный пыл султана обрушился самым трагикомическим образом на Карла XII. Шведский король давно уже приобрел множество врагов в Турции, и его перестали воспринимать всерьез. Крымский хан Девлет-Гирей, который сначала был его союзником, стал злейшим врагом короля. Это он сговорился с Августом II, что Карл выедет через Польшу в сопровождении турок и татар. На польской территории охрана собиралась «потерять» короля, и он был бы захвачен поляками и превратился в пленника Августа II, который намеревался припомнить ему Альтранштадтский договор. Но Карл узнал об этом замысле и не попал в ловушку. Султан Ахмед III придумал другой способ избавиться от союзника и высокого гостя. 18 января 1713 года он приказал отправить короля, если потребуется — с применением силы, из Бендер в Салоники. Там его должны были посадить на французский корабль, который доставил бы Карла в Швецию. Турки во главе с крымским ханом и бендерским пашой имитировали нападение на лагерь Карла, но король решил защищаться по-настоящему. Началось сражение, вошедшее в историю под турецким названием «калабалык».
Шафиров в своем донесении писал, что турки требовали отъезда короля «по варварскому обычаю сурово, а король, по своей солдатской голове удалой, стал им в том отказывать гордо, причем присланный султаном конюший грозил ему отсечением головы; король на это вынул шпагу и сказал, что султанского указу не слушает и готов с ними биться, если станут делать ему насилие. Тогда турки отняли у него корм, пожгли припасы и амбары и окружили его войском. Карл окопался около своего двора, убрался по воинскому обычаю, приготовился к бою, велел побить лишних лошадей, между которыми были и присланные от султана, и приказал их посолить для употребления в пищу. Султан, узнав об этом, послал указ взять Карла силою и привести в Адрианополь; если же станет противиться, то чинить над ним воинский промысел».
Началась осада укрепленного лагеря Карла, пустившего в ход даже несколько имевшихся у него пушек. Поскольку туркам приказали не причинить вреда лично королю, то именно они имели немалые потери. Надо отдать должное королю, этому, по выражению Шафирова, «храброму и первому в мире солдату»,— он сражался отчаянно. В конце концов янычары взяли его в плен. При этом король, как сообщал Шафиров, понес потери; он потерял четыре пальца, часть уха и кончик носа. По другим данным, ему еще и сломали ногу. После этого Карл оказался на положении пленника. Так окончилась эта, писал Шафиров, «разумная с обеих сторон война», в которой против 100 шведов сражалось 12 тысяч турок. В итоге Карл вынужден был уехать из Турции инкогнито в сопровождении небольшого отряда шведов через Венгрию, Австрию и Германию. Осенью 1714 года он отправился в шведскую Померанию под именем капитана Петра Фриска. 10 ноября, измученный почти непрерывной 14-дневной скачкой, он явился к шведской крепости Штральзунд. После 15-летнего отсутствия Карл XII вернулся из похода, в который он отправился с 60-тысячной армией, а возвратился в сопровождении только одного человека.
В Турции, наконец, кажется, поняли бессмысленность яростной, но безнадежной борьбы против России, в которой султан часто играл роль слепого орудия в руках французской дипломатии. Здесь снова меняют великого везира, назначают нового крымского хана, обновляется почти все высшее руководство Османской империи. Русских дипломатов после пятимесячного заключения в стамбульской тюрьме в марте 1713 года перевозят в Адрианополь, и возобновляются мирные переговоры. Но будут ли они серьезными или снова разыграется фарс с целью вымогательства и шантажа? Шафиров писал тогда Петру: «Мне стыдно уже доносить вашему величеству о здешних происшествиях, потому что у этого непостоянного и превратного правительства ежечасные перемены». 7 мая переговоры возобновляются, и русские дипломаты, еще не успевшие прийти в себя от ужасов турецких застенков, снова терпеливо отстаивают очевидные истины и справедливые права России. Хотя положение Турции не таково, чтобы она могла сохранять свой провокационный и ультимативный тон, русским предъявляют новые наглые требования: Россия должна не только передать туркам новые территории, но и согласиться поселить на них предателей, сообщников Мазепы. От нее требуют также возобновить выплату дани крымскому хану. Эти условия были опять продиктованы маркизом Дезальером и Понятовским, которые видят, что все их усилия по разжиганию войны вот-вот рухнут. Шафиров писал Петру, что «французский посол и Понятовский мечутся как бешеные собаки денно и ночно всюду, для того я принужден ныне последние силы и умишко в том употреблять».
Надо признать, что «умишко» Шафирова помогал ему вместе с П. А. Толстым находить выход из самых труднейших ситуаций. Шафирову приходилось тем более трудно, что канцлер Головкин плохо относился к нему. За два года пребывания Шафирова в Турции он не послал ему ни одного обстоятельного ответа на его письма. Фактически у него не было инструкций, кроме доходивших редко и с трудом указаний Петра. Он даже жаловался царице Екатерине Алексеевне на Головкина: «Мы новый договор о мире поставили; однако же в том обретаюсь в великой печали, что сие принужден учинить, не получа нового указа, понеже тому с 8 месяцев, как ни единой строки от двора вашего ни от кого писем не имели. Того ради прошу о всемилостивейшем предстательстве ко государю, дабы того за гнев не изволил принять, что я не смел сего случая пропустить и сей мир заключил...»
Действительно, требовалось немало мужества, чтобы категорически отвергнуть претензии турок о выплате дани крымскому хану и о поселении на русской границе казаков-мазепинцев. Ведь тем самым Шафиров и Толстой рисковали разрывом переговоров и, возможно, новой войной. С другой стороны, русские дипломаты самостоятельно приняли решение пойти на новые уступки туркам, чтобы заключить, наконец, мирный договор 13 июня 1713 года. Можно понять Шафирова, когда он писал, что сделано это было им «по многим трудностям и поистине страхом смертельным». Но Петр все понимал и одобрил подписанный договор, приказав своим послам больше ни в какие переговоры с турецкими властями не вступать.
Этим завершился очень сложный и тяжелый этап в русско-турецких отношениях. Они стабилизировались, чему способствовали отъезд Карла XII из Турции, а затем и ее война против Венеции и Австрии. Русская дипломатия в неимоверно трудных условиях выдержала борьбу против страшной угрозы войны на два фронта. Пришлось, правда, пойти на уступки и жертвы. Но главное удалось достичь: в конце концов были созданы условия для завершения Северной войны. Русская дипломатия выиграла тяжелейшую схватку с объединенными силами дипломатии Франции и Турции, а также Австрии, которым нередко помогали представители морских держав. Она расстроила интриги Карла XII и представителей Станислава Лещинского. Все это происходило там, где больше всего сказались последствия «прутского позора». Мирный договор с Турцией с учетом этого обстоятельства, как ни тяжел он был, явился несомненным успехом. Если верно, что дипломатия — это искусство возможного, то в данном случае наши дипломаты достигли невозможного.
От рассмотрения турецких дел в послеполтавское время логика событий органично требует перехода к делам польским. Они оказались не менее сложными и не менее важными. Особенность петровской дипломатии в польском вопросе в том, что здесь она гораздо непосредственнее подходила к главной внешнеполитической задаче царствования Петра — к сближению России с Западной Европой. Географическое положение Польши делало ее связующим звеном, мостом между Россией и Европой. Многое достигнуто в преодолении прежней функции Польши как преграды, стены между Россией и остальной Европой. Это началось еще до Петра известным «вечным миром» 1686 года. Но только после Полтавы Речь Посполитая признала «вечный мир». Запоздалая ратификация символизировала усиление русско-европейского сближения, в котором Польша объективно призвана стать как бы посредником. Однако в прогрессивном превращении западноевропейской системы международных отношений в общеевропейскую, простирающуюся от Атлантики до Урала, Польше в то время не суждено играть роль активного самостоятельного фактора. Злосчастная историческая судьба Польши ввергла ее в начале XVIII века в политическую анархию и внешнеполитический паралич. Виновниками польского бессилия и хаоса были крупные магнатские роды, соревновавшиеся в ограблении собственного сельского и городского населения. Во внешней политике они также не обладали ни малейшим сознанием государственных и национальных интересов и соперничали между собой в продажности внешним силам, будь то Франция, Швеция или Россия. Реальный национальный внешнеполитический интерес пробивал себе дорогу и получал отражение лишь в отдельных внешнеполитических акциях, таких как союзный договор Речи Посиолитой с Россией 4704 года, подтвержденный в 1709 году. Но практически он не слшг стать основой польской внешней политики, ибо такой вообще не существовало из-за отсутствия стабильной центральной политической власти. Речь Посполитая раздиралась распрями между паразитирующими магнатами; король Август П руководствовался только мелкодинастическими корыстными расчетами, которые ограничивались лишь королевской трусостью; другой «король» — Станислав Лещинский был вообще простой марионеткой, для которой шведские, французские, турецкие замыслы служили единственными побудительными факторами какой-либо деятельности. И вот с этим яростно копошащимся клубком противоречий между шляхетско-магнатскими кликами приходилось иметь дело Петру. Естественно, что отношение России к Польше и в послеполтавский период предопределялось главной внешнеполитической целью Петра — сближением с Европой путем утверждения России на балтийских берегах. Формально Польша остается русским союзником, хотя выполняет союзнический долг крайне непоследовательно. Но об этом пойдет речь в связи с рассмотрением дальнейшего хода Северной войны. Сейчас же придется коротко обозреть чисто русско-польские проблемы.
В дипломатических отношениях между Россией и Польшей огромное место занимают почти непрерывные претензии по поводу пребывания русских войск на польских землях. Оно было вызвано прежде всего потребностями и просьбами самих поляков. Их звали сюда, когда надо было защищаться от нашествия шведов или турок, когда требовалось умерить алчные аппетиты Пруссии, короли которой носились с планами раздела и уничтожения Полыни. В этих случаях русская армия была спасительницей, опорой независимости страны. Но русская армия сама нуждалась в польской территории для военных действий против Швеции. После Полтавы конкретно речь шла о шведской Померании. На юге Польши приходилось держать войска из-за угрозы турецко-шведского вторжения. Если Турция в это время пыталась лишить русских даже права прохода через польские земли, чтобы поддержать Карла ХН или освободить путь своей армии, то поляки требовали того же по другим соображениям. Роль союзника в Польше соглашались выполнять только в тех случаях, когда это без особых усилий давало прямую, непосредственную выгоду. Поэтому присутствие русских войск используется для вымогательства денежных субсидий и возмещения реального или мифического ущерба. Отрицать факты такого ущерба было нельзя, они действительно имели место. Речь шла о том, чтобы избежать злоупотреблений как с русской, так и с польской стороны.
Издержки, связанные с присутствием русских, были, к сожалению, неизбежны, ибо в те времена крайней неразвитости транспортных средств и путей сообщения армии всех стран существовали буквально на подножном корму. Не случайно войны той эпохи носят сезонный характер. Зимой, как правило, военные действия прекращаются или ослабевают до той поры, когда зазеленеет свежая трава — минимально необходимый корм для лошадей. Продовольствием армии обеспечивались, в большей или меньшей степени, за счет населения тех стран, где они находились. Никаких законов и порядков здесь не существовало. Более того, уже появившееся на свет международное право санкционировало и освящало обычай пропитания армий за счет многострадального населения. «Отец» международного права Гуго Гроций писал в XVII веке, что грабеж населения оккупированных стран допустим, ибо «не противоречит законам природы ограбить того, кого можно законно убить».
Характерным примером может служить практика того же Карла XII и в той же Польше, которая перед его вторжением в Россию числилась союзницей шведов. Находясь вблизи Торуня, Карл направляет такой приказ генералу Реншильду: «Контрибуцию взыскивать огнем и мечом. Скорее пусть пострадает невинный, чем ускользнет виновный... Было бы самое лучшее, чтобы все эти места были уничтожены путем разграбления и пожаров и чтобы все, кто там живет, виновные или невиновные, были уничтожены». Карл XII очень одобрял своего генерала Стенбока, который изобрел с целью сбора контрибуций метод постепенного сожжения городов, начиная с предместий. Король писал этому генералу: «Я тут в полумиле от Люблина, а Мейерфельд стоит со своим гарнизоном в городе и начинает их вгонять в пот поджогами. Я думаю, он выжмет из них чистыми деньгами.., а если они не заплатят, он начнет сжигать эффективно». От полководческой деятельности Карла XII сохранилось множество бумаг подобного содержания.