ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2973
Скачиваний: 1
В «Мемории» содержалось также перечисление многих других, тайных и явных, враждебных России махинаций Августа, особенно в связи с совместными действиями союзников против Швеции в Померании, о чем речь еще пойдет при дальнейшем рассмотрении событий Северной войны. Всего этого казалось достаточно, чтобы вообще разорвать союз с Августом П. Приходилось, однако, считаться с опасностью, что в таком случае Август II стал бы прямым орудием враждебных России сил. Сохранение даже столь двусмысленных, но формально союзнических отношений с Августом связывало ему руки в бесконечных дипломатических интригах, позволяло в какой-то степени контролировать его, оказывать на пего воздействие и ограничивать вредные последствия двуличия польского короля для интересов России.
В Гданьске Август вынужден был согласиться с русским посредничеством в улаживании его конфликта с поляками. Правда, посол Долгорукий еще почти год занимался сложными переговорами между конфедератами и Августом. При этом решающую роль играло присутствие в Польше в критические моменты русских войск и их готовность выступить против той из сторон в конфликте, которая воспротивилась бы восстановлению мира. Соглашение в конечном счете заключили в 1716 году, а затем и утвердили на так называемом «немом» сейме. Коронная, то есть польская, армия сокращалась до 18 тысяч, а литовская — до 6 тысяч. Саксонские войска вынуждены были покинуть Польшу. Удалось локализовать и уменьшить опасные последствия внутрипольских распрей и не допустить вмешательства в польские дела других держав, в первую очередь Австрии и Пруссии, не говоря уже о Турции или Швеции. В итоге влияние России в Польше серьезно укрепилось.
Политика Петра в отношении Польши на всем протяжении его царствования несомненно явилась одной из интересных страниц в истории петровской дипломатии. Всегда существовал соблазн использовать крайнюю слабость Польши из-за разброда, неустойчивости, интриг польских магнатов. Проще всего было бы, как казалось некоторым, действовать здесь просто грубой силой, благо Россия располагала для этого всем необходимым, особенно после Полтавы. Но, как нигде, Петр проявил здесь дальновидность, сдержанность, осторожность, выдержку и терпение. Он сумел подняться выше естественной обиды на многие антирусские действия польских феодалов, начиная с времен «смутного времени». Петр исходил не из прошлого, а из будущего, стремясь к добрососедским отношениям с этой славянской страной, долговременные объективные интересы которой в борьбе с германской экспансией совпадали с интересами России.
БАЛТИЙСКАЯ ПОЛИТИКА
Даже самый краткий обзор турецких и польских дел, которыми терпеливо занималась русская дипломатия, показывает, сколь сложными и тяжелыми были эти дела. А ведь они являлись все же вспомогательными, второстепенными для решения главной балтийской внешнеполитической проблемы. Дошедшие до нас исторические документы служат лишь бледным отражением грандиозного, сложнейшего перемещения и действий больших армий, материальных средств, а главное — десятков тысяч людей, которых единая воля стремилась направить к основной, общей цели, часто с трудом различимой в чудовищно сложном потоке событий войны, политики и труда. Мы видим осуществление только внешней политики, за которой стояла и ее направляла вся необъятная Россия с бездной внутренних проблем.
Достоянием истории тех времен остались имена и дела всего каких-то нескольких сот людей, оказавшихся вблизи высшего центра власти — самого Петра и небольшой группы его ближайших сотрудников. Этот центр власти к тому же постоянно перемещается из Москвы в Петербург, из самых глухих, богом забытых уголков России в столицы крупнейших государств Европы. А рядом с царем — молчаливый и деловой кабинет-секретарь А. В. Макаров, походная канцелярия во главе с Н. М. Зотовым, переводчик и составитель дипломатических бумаг А. Остерман. Здесь же канцлер, министры, фельдмаршалы, послы и другие люди, призванные вершить дела и судьбу России. Отдавая должное тем, имена которых дошли до нас, мы помним: главное дело петровской эпохи творил русский народ — подлинная движущая сила великих петровских преобразований. Это на его плечи ложилась вся тяжесть преобразований, и это он своим трудом платил за них тяжелую цену...
Расходы государства при Петре резко возросли, росли и доходы. Но за 1703 —1708 годы первые превышали вторые. Правда, бюджет 1709 года удалось свести без дефицита. 96 процентов всех денег поглощала война. Не зря Петр говорил, что деньги — главная артерия войны. А сколько стоила дипломатия? В 1710 году на разные «посольские дачи» ушло 148031 рубль. Это те самые взятки деньгами и соболями, без которых нельзя было и шагу ступить в дипломатии, не считая жалования и других «законных» расходов посольств. Не так уж и много, если учесть, что в том же году на армию ушло 1252525 рублей, на флот — 444288. Но и не мало, поскольку простой человек за целый год мог заработать на тяжелой поденной работе от 10 до 15 рублей!
Политика великой державы, Северная война требовали великих денег. Ждать роста налоговых поступлений от нормального экономического развития было бы слишком долго. Приходилось снова прибегать к старым чрезвычайным мерам вроде порчи монеты, практиковавшейся в первые годы Северной войны. Начиная с 1711 года Петр вынужден опять портить монету. Это кое-как покрывало расходы до 1717 года, после которого, собственно, только и началась серьезная петровская экономическая политика. Государственная монополия распространяется на все новые товары. Так, в 1705 году устанавливается монополия на соль с одновременным увеличением в два раза ее цены. Вводятся все новые подати. Как курьез воспринимаются сейчас налоги на бани, гробы, свадьбы или бороды. А тогда это была суровая реальность повседневной жизни. Правда, делается кое-что и поважнее. В год битвы под Полтавой число построенных заводов дошло до 40, из них 13 — металлургические. В 1712 году Россия прекращает закупку заграничного вооружения и целиком производит его сама в огромных количествах и прекрасного качества. Сбывается заветная мечта Петра — мундиры для русского солдата шьют из русского сукна! Чтобы обеспечить порядок на мостах и впредь не допускать чего-либо, подобного астраханскому восстанию, чтобы надежно гарантировать поступление налогов, в 1708 году начинается проведение областной реформы: уезды объединяются в восемь больших губерний. Петр объявляет беспощадную войну взяточникам и казнокрадам, вводится институт фискалов. Конечно, мобилизовать полностью все силы страны, пресечь все злоупотребления Петру не удастся. Но кое-чего он все-таки достиг, действуя часто жестоко и беспощадно.
При этом продолжаются преобразования. В начале 1710 года вводится новый гражданский шрифт, впервые открываются школы; всех дворян обязывают учиться, не дозволяя уклоняющимся жениться! Полным ходом идет строительство Петербурга. В 1713 году все высшие правительственные учреждения во главе с недавно учрежденным сенатом переводятся в новую столицу. Туда же перебираются иностранные послы и резиденты. Тот факт, что преобразования охватывают области, которые прямо не относились к потребностям войны, раскрывает смысл внешней политики Петра. Ее задача не в завоеваниях, которые служат лишь побочной целью, а в превращении России в часть Европы, стоящую па таком же высоком уровне развития. Россия должна приобрести возможность конкурировать с другими государствами в процессе обогащения европейской цивилизации в экономике, в технике, в науке, в культуре. До этого еще бесконечно далеко, отставание страны ликвидируется лишь в самых неотложных, жизненно важных делах, прежде всего в военной области. Но уже явно, на глазах искореняется все отжившее, что неточно называют варварством, в таких сферах жизни страны, которые с войной совершенно не связаны. Это касается, например, чисто культурных нововведений. Ради обеспечения такого внутреннего прогресса и идет тяжелая борьба за прибалтийские земли, за мир с Швецией, за приобретение союзников и друзей везде, где это возможно. И даже в самые трудные моменты войны, особенно до Полтавы, да и после того как война продолжается уже не ради сохранения самого существования России, а за более благоприятные условия такого существования, постепенно ощутимее и очевиднее становится эффективность петровского преобразования. Все больше русских людей начинают постигать смысл и правомерность реформ. Переломным пунктом в этом деле явилась Полтавская победа.
Только в одной области количество проблем не уменьшается, но увеличивается, а па место преодоленных трудностей и кризисов приходят другие, еще более сложные. Это — дипломатия. Для удобства изложения приходится разделять дела турецкие, польские или балтийские, но практически все они взаимосвязаны и тесно переплетены друг с другом. И все же центр тяжести, главные задачи петровской дипломатии постоянно находятся в районе балтийского моря. Здесь, как и раньше, целью остается заключение мира с Швецией для закрепления уже завоеванного побережья и территорий. Но под влиянием крупнейших держав Европы, особенно Англии и Франции, а также из-за королевской мании величия Карла XII Швеция упорно уклоняется от переговоров. И к миру приходится идти путем войны. Поскольку все, в чем нуждалась Россия, то есть балтийское побережье от Выборга до Риги, прочно контролировалось русской армией, война, как таковая, не имела иной цели, кроме принуждения Швеции к мирным переговорам. Во внешней политике России происходит знаменательная инверсия. Раньше, до приобретения необходимого куска восточнобалтийского побережья, дипломатия обеспечивала внешние условия для достижения военных успехов. Теперь роли переменились. Военные успехи стали средством обеспечения условий для достижения мирных целей петровской дипломатии.
Так утверждался естественный приоритет петровской политики по отношению к войне, которую он вел. По мысли Петра, война не есть самоцель: она всегда призвана служить достижению внешнеполитических, а в конечном счете — внутриполитических целей. Еще в марте 1705 года Петр приказал регулярно направлять в Посольский приказ известия о всех крупных военных действиях и событиях. В Посольском приказе велено было завести особый дневник, последовательное описание хода войны. Здесь проявилось служебное назначение войны, подчинение ее задачам дипломатии.
Но прежде чем обратиться к конкретным событиям балтийской политики Петра в начале второго десятилетия XVIII века, необходимо выяснить некоторые ее общие основания, которые в какой-то мере затрагивались и раньше. Почему после Полтавы, когда сухопутная военная мощь Швеции была сломлена, Петр, добиваясь мира, повел свои армии так далеко на запад, оставив в их тылу Польшу, Пруссию? Почему они оказались в Померании, Мекленбурге, Голштинии (Гольштейн), Ганновере, Дании, то есть подошли к Северному морю, даже к Атлантическому океану? Шведских войск в Померании было не так уж много, всего около 20 тысяч, и даже полная победа над ними все равно оставляла саму Швецию незатронутой. Не лучше было бы сосредоточить все силы для действий непосредственно против самой Швеции, не прибегая к сомнительной помощи ненадежных, слабых в военном отношении союзников, таких как Дания, Саксония, а затем Ганновер и Пруссия? Здесь заключается одна из тех проблем внешней политики России, которую еще нельзя считать решенной.
В зарубежной, особенно немецкой буржуазной, историографии эту проблему решали просто, полностью игнорируя конкретные задачи внешней политики России, сущность событий и исторических документов. Все объясняют мифическими завоевательными планами Петра, намеревавшегося будто бы приобрести в Западной Европе постоянную территориальную базу в виде, например, присутствия русских войск в Мекленбурге или Голштинии, чтобы затем попытаться установить русское господство в Европе. Такая версия оторвана от реальных фактов. Если у Петра действительно были завоевательные стремления в отношении Европы, то почему бы ему не начать с соседней Польши, которая тогда была совершенно беспомощной? Или даже Пруссии, страны хищной, но слабой в военном отношении. Главное, что опровергает вымыслы о завоевательных планах Петра в Германии,— это их полная нереальность. Россия имела еще столько нерешенных внешнеполитических задач, непосредственно касавшихся ее жизненных интересов, что какие-либо авантюристические затеи в Европе были бы просто немыслимыми и невыполнимыми. Россия еще не завершила объединения всех своих древних земель, незаконченным было и политическое объединение всего российского населения. Еще продолжался процесс формирования территории российского государства, границы которого с севера и юга оставались слишком открытыми. Словом, никаких объективных потребностей и возможностей для проникновения в Западную Европу Россия не имела и иметь не могла. Поэтому данная версия может фигурировать лишь наряду с «идеями» легендарной фальшивки, так называемого «Завещания Петра Великого».
Правда, некоторые наши отечественные историки допускали возможность того, что Петр задумывался о приобретении Россией выхода к океану. Такую гипотезу выдвигал, например, М. Полиевктов в книге «Балтийский вопрос в русской политике», вышедшей в 1907 году. Советский историк Т. К. Крылова высказывала предположение, что, возможно, Петр мечтал о Киле и Карлскроне. Особенно далеко заходила в повторении тезисов германской историографии о намерениях Петра в области внешней политики советский историк X. Сорина. Но подобные суждения не подтверждаются серьезным анализом исторических документов петровской эпохи.
Нельзя пройти также мимо оценок такого известного и авторитетного историка, как В. О. Ключевский. Он пишет о внешней политике России после прутского похода: «Все усилия теперь обратились к Балтийскому морю. Петр усердно помогал союзникам вытеснять шведов из Германии.., у Петра зародился новый спорт, охота вмешиваться в дела Германии». Ключевский считает это вмешательство не только бесполезным, но даже вредным для интересов России, поскольку оно распыляло ее силы вместо их концентрации непосредственно против самой Швеции. Оно усиливало также страх, недоверие по отношению к русской политике в Европе. Вероятно, Ключевский, иронически именуя германскую политику Петра «спортом», хотел сказать, что эта политика была продиктована не столько реалистическим расчетом, сколько азартной увлеченностью небывалой для предшественников Петра ролью влиятельного, могущественного арбитра в европейских делах. Подобного рода подозрения высказывают и некоторые другие историки. Справедливости ради следует признать, что, видимо, некоторая доля истины здесь есть, но только очень небольшая. В своей основе дипломатия, связанная с военными действиями в шведской Померании, была правильно рассчитанной линией. Она с самого начала и не ориентировалась на приобретение территорий. В соглашениях с Данией и Саксонией о совместных военных действиях Петр прямо обязался не претендовать ни на какие завоеванные здесь земли, а уступить их союзникам. Такой отказ был платой за то, чтобы союзники поддержали закрепление за Россией завоеваний в Восточной Прибалтике. Петр рассчитывал также использовать датский флот для проведения совместных десантных операций непосредственно против самой Швеции. В то время он еще не надеялся на силы молодого русского балтийского флота. Таковы были прямые, непосредственные цели политики России.
Другой вопрос, что союзники оказались нелояльными и часто не выполняли взятых на себя обязательств. Так, не осуществились надежды Петра на объединенные военные действия против Швеции с участием военно-морских сил союзников. Но эта неудача еще не доказывает порочности самого замысла операции. Дипломатическая история вообще почти не знает таких действий, результаты которых точно соответствовали бы первоначальным планам. Случайность — обычный фактор в политике, и если в данном случае эта случайность не оказалась счастливой, то это не вина, а беда Петра, с которой он, впрочем, справился, как и с многими другими. Суровое суждение Ключевского о германской политике Петра может быть оправдано только некоторыми ее непредвиденными результатами. Легко осуждать людей и их действия ретроспективно. Но Ключевский при этом упускает одно, очень важное, обстоятельство. Он учитывает только прямые, непосредственные цели петровской дипломатии, но игнорирует ее косвенные задачи. А они-то и были главными.