ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 2206
Скачиваний: 2
позже предлагает Карл Хаусхофер с точки зрения обратной интеграции континента. Здесь присутствует европейская пан-идея с Германией, а не Англией в качестве центра, пан-евразийская с Хартлендом-Россией и пан-тихоокеанская с Японией, но ориентированной на континентальны силы. Здесь три полюса объединяются на основе континентализма вокруг Евразии, куда добавляется меридианальное районирование мира.
В общем, видение четырех полюсов как основы мироустройства мы видим и у представителей континенталистской геополитической школы, и у атлантистов, и у сторонников идеи европейской интеграции. Оперирование с четырьмя полюсами, четырьмя пан-идеями, четырьмя меридианально интегрированными зонами является константой глобальной политики, а также внутренней, тщательно скрываемой схемой в планировании глобальных политических процессов. Квадриполяризм, таким образом — это не нечто надуманное сегодня, это некая схема, которую учитывают все игроки и архитекторы глобальных процессов. Это принципиальный вопрос. И такова предыстория квадриполяризма.
Дальше следует Вторая мировая война, двуполярный мир и последующий распад этой системы. И здесь крайне важным представляется текст Сэмюэля Хантингтона, который пишет о столкновении цивилизаций, где он опять выделяет цивилизации как субъекты большой политики. То есть, опять полюса, и опять конфликты между интегрированными наднациональными территориями. Хантингтон выделяет восемь таких полюсов-цивилизаций. Шесть он рассматривал как сложившиеся и два как новые. Евроатлантическая цивилизация включает Европу и Америку; исламская охватывает Ближний Восток и часть Средней Азии; евразийскую он называет славяно-православной; четвертой является индийская цивилизация, куда кроме Индии относится Непал и Шри-Ланка; далее следует китайская, также более обширная, чем само государство КНР; и японская, за что японцы были очень благодарны Хантингтону, так как он
выделил их в отдельный полюс. И две потенциальные цивилизации — это латиноамериканская, которая может отличаться от североамериканской, а интеграция стран Латинской Америки подтверждает такое развитие сценария, и транссахарская африканская, которая подразумевает интеграцию черной Африки. Как мы знаем, Муамар Каддафи был сторонником объединения африканских стран, этому вопросу также посвящены различные теории самих африканских интеллектуалов, так как границы нынешних государств имеют колониальный характер, не имеющий ничего общего с историческими, религиозными и этническими началами.
Хантингтонианская модель восьми цивилизации, по сути дела, развивает тематику многополярности. Но для нас здесь принципиально важно одно — что мы имеем дело с признанием четвертого полюса, который обозначен как пан-евразийский у Хаусхофера. Он, в лице православно-слаянской цивилизации на территории Хартленда, Хантингтоном признается и фиксируется.
Модель Хантингтона, конечно же, не бесспорна. Например, некоторые европейцы начали критиковать его модель за то, что он включил США и Европу в одну цивилизацию, этот аргумент также подлежит определенной дискуссии.
Но Хантингтон вводит понятие цивилизации в центр политического международного анализа, при этом признавая за славяно-православной цивилизацией статус исторического субъекта.
Так как Хантингтон был представителем школы реалистов в международных отношениях, ему был ближе именно конфликт, поэтому он писал о столкновении цивилизаций. Президент Исламской Республики Иран Мохаммад Хатами ответил ему, что необязательно между цивилизациями должно быть столкновение, может быть и диалог. Это вопрос открытый. Война или мир составляют два условия внешней политики, тесно связанные друг с другом. Однако нужно учитывать, что сами
реалисты вообще мыслят в категориях войны и эта традиция начинается с классиков реализма — Ганса Моргентау, Эдварда Карра и др. Соответственно, мы сейчас не ставим акцент на столкновении, но выделяем второй аспект — цивилизации в качестве акторов международной политики. И этими игроками становятся полюса, интегрированные большие пространства. Здесь мы можем вспомнить Карла Шмитта, который согласно теории прав народов и больших пространств говорил о том, как формируются юридические концепции, аналогичные доктрине Монро, английскому морскому праву и т.д., когда те или иные цивилизационные, экономические и стратегические модели постепенно поднимаются на уровень концептов международной политики. Для этого Карл Шмитт и вводит понятие Большого пространства, которое помогает очертить феноменологический объем процессов в международной сфере, который постепенно, по мере своего дальнейшего оформления приобретает юридический и политический характер .
Большое пространство как зона цивилизации постоянно поднимается от подразумевания естественной культурной и экономической близости до уровня политического правового субъекта. Так, собственно говоря, и показывает Карл Шмитт, Это было в истории и точно так же объединялась Европа. В Европе сначала говорили об экономической близости европейских государств и постепенно это большое пространство развивалось до уровня политического концепта, то есть Евросоюза как юридической инстанции. Так же, по такой же шкале в терминах больших пространств и мыслится создание многополярного мира. Есть цивилизационное единство, есть экономико-стратегическая близость или взаимозависимость, есть, с точки зрения Фридриха фон Листа, естественное тяготение стран, находящихся на общем уровне развития, к сближению для того, чтобы создать общую экономическую систему, таможенный союз для защиты от более развитых стран и для консолидации позиции перед лицом менее развитых стран. Это знаменитая концепция
Фридриха фон Листа, которая позволила осуществиться немецкому экономическому чуду и объединению Германии Бисмарком. Ведь Германия как единое государство возникла довольно поздно, в XIX веке на основании искусственного объединения ряда немецких государств, объединенных общей цивилизацией, общей культурой, но с разными религиями на основании именно таможенного союза.
То есть так от цивилизации происходит переход в нечто большее, формирование из общего культурного и экономического контекста, общих стратегических интересов политического организма или политейи. Термин политейя очень удобен в этом смысле, поскольку он описывает политическое образование с не определенным в точных юридических категориях статусом. Политейей может быть государство, может быть конфедерация, может быть союз разных государств, и может быть даже какая-то субгосударственная инстанция в рамках широкого федерализма. То есть политейя — это нечто политическое, по крайней мере, так понимался этот термин в эпоху Платона. Нечто политическое, без уточнения, о чем идет речь, о большом, малом, законченном, незаконченном, суверенном или не суверенном. То есть, переход от большого пространства и принципа цивилизации и общего культурно-экономическо-стратегического контекста к политическому выражению и юридическому оформлению этого нового актора международных отношений, это процесс движения к политейи, политизация цивилизации. У нас цивилизация дана в рамках большого пространства, большое пространство описывает приблизительно его границы, и дальше начинается оформление этого большого пространства от экономической близости в политейю. Этот процесс может занять совершенно разные сроки и в различных условиях протекать по-разному. В одном, как это проходило, например, в рамках доктрины Монро, в другом в случае доктрины Вильсона, в третьем случае с Евросоюзом. И сейчас мы видим, что процессы
в разных зонах проходят с разной скоростью и совершенно по-разному сценарию, но они происходят везде.
Наш проект Евразийского союза, озвученный Президентом Путиным, является классическим выражением такого интеграционного проекта. И соответственно, если мы говорим о Евразийском союзе, обозначенном Путиным, речь идёт об интеграции одного из четырех больших пространств, больших зон, которую мы видели ещё у Хаусхофера, эту же зону мы встречали у Куденхове-Калерги и у Хантингтона, который признавал существование особой православно-славянской цивилизации.
Если вернуться в 90-е годы, когда стало формироваться наше Международное Евразийское движение, мы, на основании этих принципов, стали выступать в поддержку многополярного мира, причем, мира с требованием отказа от гегемонии США и созданием разных центров для разрешения текущих и возможных конфликтов. И этот, направленный против однополярности тренд, стал основой евразийской модели во внешней политике. Соответственно, интересно, как наши позиции и наши идеи изменились к 2012 г. Тогда Чарльз Краутхаймер объявил об одно-полярном мире, он сказал, что Америка правит миром сегодня безраздельно. Однополярный мир торжествовал, поэтому сторонники однополярности, особенно среди неоконсов, откровенно провозглашали ориентацию на американскую империю как свою цель.
Однополярный мир был доминирующей моделью в 90-е годы. Мы, евразийцы противопоставили этому многополярную модель, но поскольку в тот период в самой России доминировали представители однополярности, то и евразийство имело несколько маргинальный статус и даже обоснование многополярности вызывало у многих недоумение. А о евразийской интеграции вообще никто не хотел слышать, так как на повестке дня стояло дальнейшее расчленение самой Российской Федерации по этнонацональному признаку, что, например, проявилось в двух чеченских войнах.