ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.11.2020
Просмотров: 2398
Скачиваний: 2
МЕРРИАМ, Чарльз (1874—1953) — видный американский ученый, один из создателей политической науки. С 1923 по 1940 г. возглавлял в Чикагском университете отделение политической науки — ведущий в те годы политологический центр США. Основатель так называемой чикагской школы политической науки. Основные труды: «Новые аспекты политики», «Роль политики в общественном развитии», «Систематическая политика», «Политическая власть: ее структура и сфера действия», «Что такое демократия?» и др.
Очищение политического знания от метафизики ставило своей целью достижение идеала объективного, свободного от субъективных влияний и верований. Перенесение на политическую науку методов анализа, использовавшихся позитивистами в естественных науках, дало возможность отныне рассматривать политическую реальность как естественную, а политический процесс как протекающий в соответствии с
83
некими универсальными «регулярностями», доступными эмпирическому анализу. Основания повторяемости были связаны с природой человека — отсюда концепция «естественного человека» в политическом мире.
Политический процесс рассматривался бихевиоралистами как реализация некоего первоначального волевого усилия, придающего политический смысл всякому поведенческому акту. Доминирующей чертой человеческой психики провозглашалось стремление к власти. Власть — исходный пункт и конечная цель всякого политического действия. Практически вся политическая теория превратилась в учение о власти.
Бихевиоралисты значительно расширили представление о власти по сравнению с «классическими» представлениями, по существу, приравняв ее к политическим отношениям в целом. Иным словами, концепция власти у бихевиоралистов отличалась нестрогостью и неточностью. Понятно, что во многом это связано с многозначностью английского термина «power» (власть, сила, могущество и т.д.). Однако множество значений власти, которое придают ей бихевиоралисты, может быть объединено вокруг «стремления к власти». Лассуэлл считает, что оно присуще всем людям во все времена, в любом обществе и социальном слое. Причем, пишет Лассуэлл, люди могут и не воспринимать свою или чужую деятельность как стремление к власти. Они говорят, что хотят победить в споре, выиграть игру, сделать карьеру, приобрести авторитет или «имя», но за всем этим стоит стремление к власти.
«Единственное, что присуще всем типам отношений власти и влияния, — это воздействие на политику. То, как проявляется воздействие и на какой основе оно осуществляется, суть преходящие моменты, конкретное содержание которых в определенной ситуации можно установить, лишь изучая реальные воздействия находящихся в этой ситуации субъ-
— писал Лассуэлл в работе, написанной совместно с А.Капланом, «Власть и общество: рамки политического исследования».____________
ЛАССУЭЛЛ, Гарольд — (1902—1978). Видный американский политический теоретик. В своей знаменитой работе «Кто что получает, когда и как» (1936) он определил политологию как науку о влиянии и влиятельности. Под влиянием он понимал очень широкую и мягкую форму власти. Главной целью демократии он провозгласил человеческое достоинство.
7 Lassell H., Kaplan A. Power and Society: A Framework for Political Inquiry. New Haven (Conn.), 1962. P. 92.
84
Политика — сферы взаимодействия. Поэтому индивид, побуждаемый волей к власти, вступает с другими индивидами в коммуникацию по поводу власти. Возникает силовое поле. Сознательно очищенное авторами теории от любых других показателей. Интересен подход би-хевиоралистов также к государственной власти. Традиционная политическая наука исходила из того, что власть изначально была присуща государству. Бихевиоралисты попытались найти «естественное» происхождение государственной власти — они увидели в ней механический агрегат отдельных воль. Так же они подходили и к проблеме институтов.
Лассуэлл отрицал идею всеобщего блага как функцию государства. Он вообще выступил против абстрактно-моралистской трактовки государства как некоего идеала. Государственная власть возникает путем слияния, столкновения, соединения и отталкивания, борьбы и равновесия воль к власти, то есть как силовое поле, где встречаются люди, обладающие собственным вариантом поведения.
Политическая система общества, полагал Лассуэлл, всегда выступает как особая структура, в которой власть распределена между всеми ее элементами так, что устанавливается определенный баланс сил, стремящихся к власти и достигающих ее. Нарушение этого баланса в сторону чрезмерной централизации власти, или, напротив, ее распыления влечет за собой дисфункцию и может привести к распаду политической системы. Тогда задача государственной власти заключается в сохранении баланса политических сил.
Сталкивающиеся индивидуальные воли к власти, в конце концов, формируют устойчивые способы взаимодействий, в определенной степени теряющие подвижность. Субъекты власти вступают в определенные соглашения или «сделки», результаты которых фиксируются в правилах и нормах. Всякое такое соглашение одновременно и ограничение воли к власти, и условие ее реализации. Лассуэлл говорит о «рынке власти», описывая все происходящее там как «игру».
Игровая ситуация заключается в следующем: побеждает тот, кто выигрывает по правилам, а стремление нарушить правила, то есть выиграть незаконно, наказывается. Правила игры должны исходить от нее самой, а не навязываться извне. Иными словами, это должен быть саморегулирующийся «политический рынок», аналогичный обычному экономическому рынку. Реальный рынок власти предстает в трудах бихе-виоралистов как разгул страстей, недугов, социальных пороков и т.д. Политический рынок рассматривается как состязание субъектов власти: кто кого.
В качестве упорядочевающей силы, стоящей над «политическим рынком», выступает государство. Государство как бы обладает властью
85
до и сверх всякой власти, является всеобщим условием процесса распределения и перераспределения власти в обществе. По существу, это означает всесилие государства. Иными словами, между рыночной и этатистской линией в трудах бихевиоралистов имеется серьезное противоречие.
Исследователи, работающие в бихевиоралистской традиции в 90-е годы, согласились с тем, что теоретический анализ всегда должен быть начальным пунктом для серьезного эмпирического исследования. Это вовсе не означает, что теории не могут быть модифицированы, пересмотрены или вообще отброшены на основе эмпирических наблюдений. Теория действует как средство, предохраняющее исследователя от погружения в излишние детали наблюдаемого, что приводит к тому, что абстрактные дедуктивные выводы могут быть сделаны в отношении связей между разными феноменами. Кроме того, теория не просто генерирует гипотезы, подлежащие эмпирической проверке, но дает представление о том, что должно быть проверено и как. Многие постбихе-виоралисты идут еще дальше в направлении эпистемологического релятивизма. Они часто говорят о том, что где-то там существует объективная реальность, которая только и ждет, чтобы ее открыли «научным» методом. Сегодня они считают, что теория должна играть центральную роль в социальном анализе. Они даже признают возможность разных теоретических подходов, и что они могут привести к разным выводам. Но это вовсе не означает, что эмпирическая проверка потеряла свое значение. Наоборот, постбихевиоралисты полагают, что хотя эмпирическая проверка и стала труднее, но они допускают даже эмпирически обоснованные научные предсказания. По их мнению, каждая теория может по-своему искать свое эмпирическое подтверждение. Однако до тех пор, пока теория не получила своего эмпирического подтверждения, она не может получить статус объяснительной теории.
Для бихевиоралистов, а также постбихевиоралистов главной целью научного исследования является объяснение поведения на индивидуальном и групповом уровне. В бихевиорализме присутствует идея причинности. Хотя причинность, по их мнению, отражает способ нашего мышления в той же мере, как и «реальность», она неизбежный спутник любой попытки объяснения. Они также настаивают на том, что если мы хотим, чтобы в нашу теорию поверили, необходимо подтвердить ее эмпирически. Постбихевиоралисты утверждают, что почти все социальные и политические исследователи, работающие с эмпирическим материалом, в той или иной форме поддерживают этот взгляд. Если встать на эту точку зрения, то влияние постбихевиорализма на политическую теорию огромно. Каждый теоретик политики во многих отношениях постбихевиоралист.
86
4.3. ЗАКАТ ПОЗИТИВИЗМА И ВОЗРОЖДЕНИЕ НОРМАТИВНОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ
Поначалу могло показаться, что позитивизм имеет целый ряд преимуществ по сравнению с «классической» методологией. Важнейшим из них был принцип верификации, который позволил провести четкую демаркационную линию между науками, имеющими и не имеющими ясного познавательного содержания. Однако с течением времени именно эта ясность стала вызывать сомнения. Оказалось, что крайне трудно дать полноценную оценку самому принципу верификации. Очевидно, что он не является тавтологией или истиной по определению. В то же время он не содержит в себе и обобщения опыта (хотя вроде бы он утверждает, что это именно так, множество свидетельств опровергает это). Постепенно все большее число исследователей начало признавать, что принцип верификации сам не отвечает критерию обоснованности, ибо не может быть подтвержден чувственными данными. Одним из возможных выходов было заявление, что принцип верификации — это вовсе не утверждение, а правило. Основной вопрос в отношении любого утверждения — это вопрос о том, является ли оно истинным или ложным. В отношении правил такой вопрос не ставится. Он формулируется по-другому: Данное правило правильно или ошибочно? Имеет основания или нет? Хорошее или плохое? Иными словами, принцип верификации превращается в рекомендацию, но тогда мы должны были бы относиться к нему в соответствии с тем требованием, которое он сам и утверждает, то есть следует поставить вопрос: по каким основаниям мы признаем принцип верификации?
Обычно позитивисты дают два ответа. Первый из них сводится к следующему: принять принцип в качестве фундаментального эпистемологического правила значит привести оценку в соответствие с реальностью (А.Айер). Но это весьма проблематичное объяснение, поскольку оно предполагает, что мы можем описать природу реальности. Очевидно, что здесь возникает замкнутый круг. Если наше представление о реальности (сформировавшееся до введения принципа верификации) правильно, то тогда мы пришли к нему до того, как сформировали критерий, который, как предполагается, должен ввести различие между чувственным и нечувственным характером наших представлений. Сама
87
по себе идея сравнения эпистемологического подхода с реальностью весьма сомнительна, поскольку способ познания должен стать критерием того, что является реальным, а что нереальным, или имеет и не имеет смысла. Такой путь спасения принципа верификации от угрозы, создаваемой его собственным принятием, таким образом, оказывается весьма неубедительным.
Альтернативное объяснение необходимости принципа верификации как правила заключается в том, что в каком-то смысле принцип формулирует основное определение естественных наук. А поскольку эти науки играют такую важную роль в нашей культуре, то мы должны принять в качестве основного эпистемологического правила то, которое в наибольшей степени соответствует ориентации науки (Р.Карнап). Но здесь видны две трудности.
Прежде всего, не так уж очевидно, что принцип верификации действительно является основным научным положением. Так, знаменитый английский философ Карл Поппер сделал утверждение с точностью до наоборот: верификация, по его мнению, приведет к еще большему разрыву между рациональностью и наукой. Поппер считает, что обычно мы можем подтвердить только такие положения, если в состоянии перечислить все те вещи, совокупность которых обозначает данное предложение. Например, если я скажу, что у меня в кармане пять карандашей, это может быть полностью подтверждено путем проверки содержимого моего кармана.
Однако такой подход не имеет отношения к законам науки, поскольку чаще всего они представляют собой ничем не ограниченные обобщения. Например, возьмем предложение «при повышении температуры лед тает». Поскольку это предложение относится к неизвестному числу случаев, то оно не может получить полное подтверждение, поскольку мы не можем сказать, сколько именно примеров нам нужно для того, чтобы сформулировать доказанное общее правило. Поэтому верификация не может стать критерием науки. В противном случае наука не смогла бы признать по рациональным основаниям некоторые из наиболее фундаментальных законов.
Вместо верификации Карл Поппер предложил критерий фалъсифи-цируемости. Для объяснения его смысла он привел свой знаменитый пример: если мы не сможем найти хотя бы одного черного лебедя, то можно утверждать, что все лебеди белые.
Поппер придавал важное значение творческому воображению в науке, в частности, гипотезам, которые затем могут опровергаться с помощью фальсификационного эксперимента. Если гипотезу не удается фальсифицировать, то она может быть признана как научный факт. Иными словами, Поппер предложил доказательство от противного. Ар-
гументы Поппера показались научной общественности весьма убедительными. В результате число сторонников позитивизма начало быстро идти на убыль.
Таким образом, позитивизм постепенно потерял свое влияние на эпистемологическом уровне. В немалой степени это было заслугой не только Поппера, но и того же Витгенштейна, который в своих «Синей» и «Коричневой книге», «Философских исследованиях» и в ряде других поздних работ подверг позитивизм интенсивной критике. Если «Логико-философский трактат» Витгенштейна, по существу, инспирировал позитивизм, то его поздние работы сыграли немаловажную роль для его развенчания. По существу, тот же Витгенштейн открыл новую страницу в развитии теории и методологии в постпозитивистском мире.
Хотя целостная позитивистская программа утратила свое влияние, однако некоторые ее положения и сегодня сохраняют свое значение, в частности, идея о различии между фактом и ценностью, а также антинатурализм в этике. Эти и некоторые другие положения и термины вошли в обновленную политическую теорию, которая пережила, начиная с 1970-х годов подлинное возрождение.