ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 25.10.2023
Просмотров: 301
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Б. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ФАЛЬСИФИКАЦИОНИЗМ. «ЭМПИРИЧЕСКИЙ БАЗИС»
В. ДВЕ ИЛЛЮСТРАЦИИ: ПРОУТ И БОР
Г. НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА РЕШАЮЩИЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ: КОНЕЦ СКОРОСПЕЛОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ
ИМРЕ ЛАКАТОС:ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ.ПРИМЕЧАНИЯ
ИМРЕ ЛАКАТОС:ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ.БИБЛИОГРАФИЯ
ИМРЕ ЛАКАТОС:
ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ.
ГЛАВА 4. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ПРОГРАММА ПОППЕРА ПРОТИВ ИСЕЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ПРОГРАММЫ КУНА
ОГЛАВЛЕНИЕ
ИМРЕ ЛАКАТОС:
ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ.
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ. РЫЦАРЬ RATIO
ОГЛАВЛЕНИЕ
| Ему удалось сделать то, что удаётся немногим — сказать своё слово в философии, оставить след, который с годами не исчезает, а становится все заметнее. В 1960–1970 годы имя Имре Лакатоса (правильно — Лакатоша, но его венгерская фамилия уже вошла в нашу литературу в «инглизированной транскрипции») звучало громко. Самый талантливый ученик К. Поппера он в эти годы соперничал со своим учителем по количеству дискуссий, прямо или косвенно касавшихся его взглядов, и был — вплоть до своего безвременного ухода в 1974 году — активным их участником. Во многом благодаря его работам, «критический рационализм» — философско-методологическая концепция, разработанная К. Поппером, — до настоящего времени не утратил своего теоретического и практического значения. Он родился в Венгрии в 1922 году. Во время Второй мировой войны был участником антифашистского сопротивления. В Освенциме погибла его мать и бабушка. Свою настоящую фамилию ему пришлось менять дважды, спасаясь от нацистов, он сменил опасную еврейскую фамилию Липшиц на венгерскую Мольнар (Мельник), а уже затем, когда в Венгрии установилась власть коммунистов, — на ещё более пролетарскую Лакатош (Столяр), с ней и вошёл в историю европейской и мировой философии XX века. В 1947 году он занял видный пост в Министерстве образования Венгрии. Вскоре был обвинён в «ревизионизме», арестован и провёл больше трёх лет в лагере. В 1956 году ему удалось избежать повторного ареста и эмигрировать. Из Австрии он перебрался в Англию, преподавал в Кембридже, а в 1960 году — в Лондонской Школе экономики, кафедра философии которой стала европейским центром «критического рационализма» во главе с К. Поппером. Широкую известность получила докторская диссертация И. Лакатоса «Очерки по логике математического открытия», на основе которой написана книга «Доказательства и опровержения» (русский перевод 1967 года). Старшее поколение отечественных философов помнит впечатление от этой книги, ворвавшейся, подобно свежему сквозняку, в двусмысленную атмосферу нашей философии того времени, пересыщенную невнятным занудствованием по поводу реальных или мнимых методологических достоинств «диалектического материализма» и «диалектической логики». Она давала образец увлекательного исследования, в котором решающую роль играли интеллектуальные факторы, а не идеологические аргументы. Книга быстро нашла читателей и почитателей, многократно цитировалась и вошла в списки использованной литературы не одной сотни докторских диссертаций. Не обошлось и без курьезов: очутившись в специфическом контексте, идеи этой книги претерпевали его искажающее воздействие: забавно теперь перечитывать некоторые философские опусы тех лет, в которых одни борцы с формальной логикой выдавали Лакатоса за своего «заединщика», другие же, напротив, попрекали за недостаточное проникновение в глубины диалектического метода. Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что подверстыванием Лакатоса под собственные замыслы и умыслы занимались не только у нас: например, П. Фейерабенд посвятил (может быть, не без иронии) свою наделавшую много шума книгу «Против методологического принуждения» Имре Лакатосу, «другу-анархисту», хотя трудно представить нечто более далёкое от какого бы то ни было анархизма, чем философскую установку И. Лакатоса. В блестящей литературной манере, заставлявшей вспомнить традицию платоновских диалогов, Лакатос доказывал тезис о том, что развитие математического знания, вопреки укоренившимся предрассудкам, является не накоплением вечных и несомненных истин, а драматическим процессом «догадок и опровержений», что математики совершают «открытия» так же, как учёные в иных сферах науки. В ряде ставших уже классическими работ Лакатос развил новое направление в философии математики, аккумулировавшее принципы «критического рационализма». К ним примыкают статьи, в которых рассматриваются философские проблемы индуктивной логики и методологии науки. В основу своей концепции Лакатос кладёт положение о том, что развитие научного знания — это процесс, наиболее важные характеристики которого не могут быть втиснуты в схемы индуктивизма. Историческое движение науки может быть объяснено как соперничество научных теорий, победа в котором обеспечивается не накоплением подтверждений выдвинутых гипотез, а прежде всего эвристическимпотенциалом теории, её способностью обеспечивать получение нового эмпирического знания, её научной продуктивностью Развитие этого положения впоследствии привело к созданию оригинальной методологической концепции Лакатоса — методологии научно-исследовательских программ, наиболее полное изложение которой содержится в предлагаемой теперь российскому читателю работе. Она с полным основанием может быть помещена в ряд философской классики двадцатого века и несёт на себе ясный отпечаток творческой личности И. Лакатоса. Его талант был облечён в яркую стилистическую оболочку. До отказа насыщенные глубокой мыслью, его работы написаны с веселой дерзостью, захватывающей читателя Лакатос любил придавать своим рассуждениям отточенную афористическую форму, и часто его колкие афоризмы буквально взрывали скуку академических прений Резкие не приглаженные оценки, внезапные повороты аргументации держали в напряжении дискуссию, участником которой ощущал себя всякий, кто брал в руки книги и статьи И. Лакатоса. Все это в сочетании с огромной эрудицией, глубокой продуманностью обсуждаемых тем производило большое эстетическое впечатление. Так было четверть века назад, когда появилась эта работа. Сегодня концепция на учной рациональности, разработанная И. Лакатосом в его методологии научно-исследовательских программ, заняла своё место в истории философии и методологии науки. Споры вокруг неё поутихли, наступило время спокойного осмысления её достоинств и недостатков. У И. Лакатоса никогда не было недостатка в критиках, продолжается критика и сейчас, но даже самые строгие критики с уважением поминают сделанное им. Его проект рациональной реконструкции истории науки, выдвинутый им как ответ на вызов, брошенный современному рационализму сторонниками «социологического», «исторического» и других направлений в философии науки, подобно многим фундаментальным проектам обнаружил свою утопичность Но великие утопии обогащают духовный арсенал культуры. Этот проект был делом жизни И. Лакатоса. Рационализм был его духовным идеалом и он служил этому идеалу по-рыцарски, вызывая на интеллектуальный поединок всех усомнившихся или разочаровавшихся в нём. Это останется в истории европейской философии. И если нынешние споры философов науки поскучнели и утратили былой накал, то это, может быть, потому, что такие личности как И. Лакатос приходят в философию не так уж часто. |
ИМРЕ ЛАКАТОС:
ФАЛЬСИФИКАЦИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ПРОГРАММ.
ГЛАВА 1. НАУКА: РАЗУМ ИЛИ ВЕРА?
ОГЛАВЛЕНИЕ
| Считается, что Лакатос говорит об эпистемологии. В самом деле, обычно полагают, что он разрабатывает новую теорию метода и рациональности, и поэтому он служит предметом восхищения одних и объектом критики других. Но если рассматривать его теорию рациональности как его основное достижение, то она представляется довольно сумбурной. Она никак не помогает нам решать, что же разумно считать или делать в настоящее время. Она всецело ретроспективна. Она может указать, какие решения в прошлой науке были рациональны, но не может помочь нам в будущем. Ян Хакинг. «Представление и вмешательство». |
| На протяжении столетий знанием считалось то, что доказательно обосновано (proven) — силой интеллекта или показаниями чувств. Мудрость и непорочность ума требовали воздержания от высказываний, не имеющих доказательного обоснования; зазор между отвлечёнными рассуждениями и несомненным знанием, хотя бы только мыслимый, следовало свести к нулю. Но способны ли интеллект или чувства доказательно обосновывать знание? Скептики сомневались в этом ещё две с лишним тысячи лет назад. Однако скепсис был вынужден отступить перед славой ньютоновской физики. Эйнштейн опять всё перевернул вверх дном, и теперь лишь немногие философы или учёные все ещё верят, что научное знание является доказательно обоснованным или, по крайней мере, может быть таковым. Столь же немногие осознают, что вместе с этой верой падает и классическая шкала интеллектуальных ценностей, её надо чем-то заменить-ведь нельзя же довольствоваться вместе с некоторыми логическими эмпирицистами разжиженным идеалом доказательно обоснованной истины, низведённым до «вероятной истины» 1, или «истиной как соглашением» (изменчивым соглашением, добавим мы), достаточной для некоторых «социологов знания» 2. Первоначальный замысел К. Поппера возник как результат продумывания следствий, вытекавших из крушения самой подкреплённой научной теории всех времён: механики и теории тяготения И. Ньютона. (Следуя традиции, установившейся после переводов на русский язык работ К. Поппера, я так перевожу термин corroborated; «подкреплённая» теория — это теория, выдержавшая ряд строгих проверок, доказавшая свою устойчивость (см. Поппер К. [161] [рус. перев. с. 192]. — Прим. перев.) К. Поппер пришёл к выводу, что доблесть ума заключается не в том, чтобы быть осторожным и избегать ошибок, а в том, чтобы бескомпромиссно устранять их. Быть смелым, выдвигая гипотезы, и беспощадным, опровергая их, — вот девиз Поппера. Честь интеллекта защищается не в окопах доказательств или «верификаций», окружающих чью-либо позицию, но точным определением условий, при которых эта позиция признается непригодной для обороны. Марксисты и фрейдисты, отказываясь определять эти условия, тем самым расписываются в своей научной недобросовестности. Вера, свойственная человеку по природе и потому простительная слабость, её нужно держать под контролем критики; но предвзятость (commitment), считает Поппер, есть тягчайшее преступление интеллекта. Иначе рассуждает Т. Кун. Как и Поппер, он отказывается видеть в росте научного знания кумуляцию вечных истин 3. Он также извлек наиболее важный урок из того, как эйнштейновская физика свергла с престола физику Ньютона. И для него главная проблема — «научная революция». Но если, согласно Попперу, наука — это процесс «перманентной революции», а её движущей силой является рациональная критика, то, по Куну, революция есть исключительное событие, в определённом смысле выходящее за рамки науки; в периоды «нормальной науки» критика превращается в нечто вроде анафематствования. Поэтому, полагает Кун, прогресс, возможный только в «нормальной науке», наступает тогда, когда от критики переходят к предвзятости. Требование отбрасывать, элиминировать «опровергнутую» теорию он называет «наивным фальсификационизмом». Только в сравнительно редкие периоды «кризисов» позволительно критиковать доминирующую теорию и предлагать новую. Взгляды Т. Куна уже подвергались критике, и я не буду здесь их обсуждать. Замечу только, что благие намерения Куна — рационально объяснить рост научного знания, отталкиваясь от ошибок джастификационизма и фальсификационизма заводят его на зыбкую почву иррационализма. (Обвинения в иррационализме, направленные в адрес Т. Куна, связаны со специфическим смыслом, который термины «рациональное», «рациональность» имеют у Лакатоса. «Лакатос называет «рациональным» то, что соответствует определённым методологическим принципам и нормам., Поскольку каждая методологическая концепция формирует специфические правила научной деятельности, постольку понятие рациональности у Лакатоса относительно: одни и те же действия учёного одна концепция может объявить рациональными, а другая — иррациональными. Методологическая концепция юказывается одновременно и «теорией рациональности», \так как именно она формулирует критерии рациональности и определяет, что в деятельности учёных является «рациональным», а что — «иррациональным» (Никифоров А. Л. Цит. соч. С — 472). Т. Кун сделал более решительные выводы из этой относительности, в то время как И. Лакатос всё же считал собственную методологическую концепцию надёжным оплотом рациональности. — Прим. перев.) С точки зрения Поппера, изменение научного знания рационально или, по крайней мере, может быть рационально реконструировано. Этим должна заниматься логика открытия. С точки зрения Куна, изменение научного знания — от одной «парадигмы» к другой — мистическое преображение, у которого нет и не может быть рациональных правил. Это предмет психологии (возможно, социальной психологии) открытия. Изменение научного знания подобно перемене религиозной веры. Столкновение взглядов Поппера и Куна — не просто спор о частных деталях эпистемологии. Он затрагивает главные интеллектуальные ценности, его выводы относятся не только к теоретической физике, но и к менее развитым в теоретическом отношении социальным наукам и даже к моральной и политической философии. И то сказать, если даже в естествознании признание теории зависит от количественного перевеса её сторонников, силы их веры и голосовых связок, что же остаётся социальным наукам; итак, истина зиждется на силе. Надо признать, что каковы бы ни были намерения Куна, его позиция напоминает политические лозунги идеологов «студенческой революции» или кредо религиозных фанатиков. Моя мысль состоит в том, что попперовская логика научного открытия сочетает в себе две различные концепции. Т. Кун увидел только одну из них — «наивный фальсификационизм» (лучше сказать «наивный методологический фальсификационизм»); его критика этой концепции справедлива и её можно даже усилить. Но он не разглядел более тонкую концепцию рациональности, в основании которой уже не лежит «наивный фальсификационизм». Я попытаюсь точнее обозначить эту более сильную сторону попперовской методологии, что, надеюсь, позволит ей выйти из-под обстрела куновской критики, и рассматривать научные революции как рационально реконструируемый прогресс знания, а не как обращение в новую веру. |