Файл: Уровневая структура языка.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 25.10.2023

Просмотров: 214

Скачиваний: 2

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


В целом прием «внешней флексии» составляет столь же существенную черту грамматического строя семитс­ких языков, как в области того, что принято называть словообразованием, так и в области формообразования. Помимо отмеченных выше случаев, посредством внешних флексий образуются в современном арабском языке от имен собирательных имена единичности, от масдаров имена с значением однократности действия, от имен ме­ста и времени - существительные со значением постоян­ного места действия и места изобилия чего-либо; от имен деятеля имена со значением усиленного качества (имена увеличительные) и др. (А. А. Ковалев, Г. Щ. Шарбатов. Учебник арабского языка, М., 1960). В области формообразования этим способом образуются двойственное число и отчасти множественное («целое» мн. ч.), падежи, формы настояще-будущего времени (от прошедшего посредством пре­фиксов и окончаний), будущего времени (от настоящего-будущего посредством полного и сокращенного префик­са) и др. Отчасти за счет окончаний различаются также определенное и неопределенное «состояния» имен (кате­гории определенности — неопределенности существитель­ных) 46.

Изложенного выше достаточно, чтобы составить, об­щее представление об особенностях формо- и словообра­зования в семитских языках.47 Важно еще отметить, что структура, содержащая формулу, сама может служить основой для формо- и словообразования посредством внеш­ней флексии, как в следующих примерах:

1. tarīk (un) «дорога, улица, путь» (ед. ч.);

turuk (un) - ломаное мн. ч., формула - а - ī - / -и-и—;

turukāt (un) —множественное мн. ч. с постфиксом — āt;

2. kātib (un) «пишущий, писатель» (ед. ч.), формула

«проявляющего свойство» -ā— i—; ср. maktūb — (un) «написанное, письмо» с формулой «сообщенного свойст­ва» mа__12 ū3;

kutāb (un)—ломаное мн. ч., формула — ā - i — / — п - ā - с удвоением среднего согласного;

kātibāni (им.п.), kātibajni (род./вин. п.)—двойствен­ное число от основы ед. ч. Katib — посредством постфи­кса -āni/-ajni

По традиции, восходящей к А. Шлейхеру, в семитских формулах (схемах, трафаретах) видели случай того же рода, что и «внутренняя флексия» в индо-европейских языках, т. е. грамматически значимое изменение корня, фузию. В. П. Старинин48 и И. А. Мельчук49 убедительно показали, что корнем следует признать только те три (реже две или четыре) согласных, между которыми разме­щаются гласные формул. Семитские корень и формула, таким образом, представляют собой то, что И. А. Мель­чук квалифицировал как разрывающие прерывистые мор­фемы: целое - корень разрывается на части, включени­ем другого целого — грамматической морфемы и в свою очередь разрывает это последнее на части. Реальность трех- (двух, четырех-) согласного семитского корня не может быть подвергнута сомнению: во всех словах и сло­воформах одной семьи он остается неизменным и фикси­рует одно и то же содержание — общее лексическое зна­чение, свойственное всем членам семьи, предельный спе­цификатор разнообразных категоризации одной или раз­ных ступеней (первой, второй и т. д.). Ср.: kataba «(он) писал», kātib (un) «пишущий, писатель», maktūb (un) «написанное, письмо», maktab (un) «бюро, кабинет» (т. е. «место, где пишут» — имя места действия), kitāb (un) «книга», jaktubūna «они (м. р.) пишут», juktubu «(он) пишется — пассив, kutiba «(он) был написан», kitābat (un) «писание», kātibat (un) «писательница», katibātani «писательницы» (дв. ч.), kutāb (un) «писатели» (мн. ч.), kātibātin «писательниц» (мн. ч., род. п.) и т. п.


Таким образом, проблема корня в семитском kātib (un) «пишущий, писатель» — kutāb (un) «пишущие, писатели» (мн. ч.) при kitāb (un) «книга» и т. п. и в английском tooth «зуб» - teeth «зубы» при toothless «беззубый» ре­шается по разному: в семитском корень имеет сепаратное выражение и вид k – t – b, а в английском он не имеет сепаратного выражения, и имеет место фузия специфика­тора и категоризаторов.

Семитский корень заметно отличается от индоевро­пейского. Последний может субстанционально совпадать с номинатором. Типичный семитский корень по своей фонетической и топологической природе - консонантность и разорванность — никогда не равен субстанцио­нально номинатору. Для этого он нуждается в огласовке, а огласовка связывается с различением категориальных значений.

Однако ошибочно мнение, что фузия вообще невоз­можна в семитских языках. Сочетание приемов внутрен­ней и внешней флексии (см. выше) создает для нее необходимые предпосылки. Для подтверждения обратимся к формообразованию числа в семитских языках. Если не упускать из виду, что наряду с формами ломаного мно­жественного числа, существительное имеет также формы двойственного числа, образуемые от форм единственного числа путем постфиксации, то соотношения структур номинаторов и способов, посредством которых различают­ся их категориальные значения, принимают несколько иной вид, и мы не можем ограничиться утверждением, что имеет место только сепарация разных видов.

Обратимся к анализу приведенных выше форм kātib-(un) «писатель» (ед.ч.)—kutāb (un) «писатели» (лома­ное мн. ч.) - kātib (аni) «два писателя» (дв. ч.).50

Соответственно изложенному в этой работе взгляду, номинатор при эндоцентрическом подходе представляет собой иерархию последовательных специализаций, где каждая ступень характеризуется своим спецификатором. С другой стороны, при экзоцентрическом подходе номи­натор, вроде kātib - un, предстанет как иерархия, гра­дация последовательных категоризации в семантической области, задаваемой предельным спецификатором k-t-b «писать, писание, письмо» (как некий концепт в от­влечении от всяких возможных категоризации по каким-либо соотношениям: залоговым, временным, видовым, числовым, модальным, вещь--свойство и т. д, и т. п.)51, а именно: «писание» — активный признак, носитель ак­тивного признака - ед. число—предмет высказывания — неопределенное «состояние».52

Неверно было бы полагать, что kātib (un) «пишущий писатель» (ед. ч.)— kutāb (un) «пишущие, писателю» (мн. ч.) имеют в качестве спецификатора корень k-t-b Между категоризацией по числу и корнем стоит еще про­межуточная категоризация по активности — пассивно­сти, ср. оппозицию: kātib (un) «пишущий, писатель» - maktūb (un) «написанное, письмо». Ко­рень k-t-b, как указано,

соотносится с действием вне всяких категоризации, в том числе и залоговых. В фор­мах kātib (un) - kutāb (un) – kātibāni «пишущие, пи­сатели» (дв. ч.) выявляются четыре морфемы (категори­зации по падежу и состоянию для нас не существенны и не учитываются): k-t-b, —ā — i—, —u- ā, —аni. Они выражают следующие значения: k-t-b — пре­дельный спецификатор; — ā — i—1) субъектно-активный признак (в оппозиции с mа 12 ū 3), 2) ед. ч. (в оппози­ции с 1 u 2 ā3); -u - ā - 1) мн. ч. (в опозиции с - ā -i-), 2) субъектно-активный признак (в оппози­ции с mа 12 ū 3); āni дв. ч. Всем трем формам должен быть приписан общий спецификатор, концепт что-то вро­де «субъект действия писать в отвлечении от числа». В двух формах общему спецификатору соответствуют тождественные десигнаторы (kātib (un) ед. ч.— kātibāni дв. ч., откуда следует, что формула — ā — i— вовсе не сигнализирует в этой паре значение ед. ч.53 В этом проти­вопоставлении она вообще не связана никакой категори­зацией по числу и тем самым принадлежит спецификато­ру. Но в таком случае kātib и kutāb — варианты формы общего спецификатора. В номинаторах kātibun и kutābun они регулярно соотносятся с различением значений ед. и мн. ч., а иных показателей категоризации по числу в этих номинаторах нет.

Для нашего анализа мы взяли словоформы, предель­ный спецификатор (корень) которых связан с идеей дей­ствия (шире - свойства). Признав принципиальную воз­можность фузии в таких случаях, мы еще не подвергаем сомнению реальность трехсогласного разорванного кор­ня. Первая ступень категоризации в семитских семьях слов, где корень связан с идеей действия, представлена только огласовками (формулами, внутренней фикса­цией). Функциональная эквивалентность внешней и внут­ренней флексии возможна в таком случае не ранее вто­рой степени категоризации. Здесь-то и может иметь место фузия.

Если же обратиться к существительным, предельный спецификатор которых не связывается с идеей действия, то, по-видимому, можно обнаружить фузию уже на пер­вой ступени категоризации.

В арабских примерах, вроде kalb (un) «собака» - kilāb (un) мн.ч.— kalbāni дв. ч. и т. п. категоризация по числу, очевидно, является категоризацией первой ступени, но в этом случае надо при­знать фузию корня и категоризатора числа. (Анализ та­кой же, как в kātib(un) и kutāb (un) —kātibāni или англ. tooth - teeth - toothless). Огласовка, формула в таких случаях имеет диалектически промежуточный ха­рактер: она и не принадлежит полностью корню и вклю­чается в него.
54

Таким образом, анализ показывает, что если в язы­ках, подобно семитским, сочетаются приемы внешней флексии (конфиксы по определению И. А. Мельчука: префиксы, суффиксы - постфиксы и циркумфиксы) и внутренней флексии (разрывающие аффиксы в той же терминологии: инфиксы и трансфиксы) и наблюдается их функциональная эквивалентность (и те и другие ис­пользуются в пределах одной парадигмы, т.е. в категоризациях одной ступени при общем спецификаторе), то создаются условия для фузии.

Хотя в семитских языках реально существуют трех- (реже двух-, четырех-) согласные корни и трансфиксы (формулы, схемы, трафареты, огласовки, диффиксы) в виде разрывающих прерывистых морфем, это не ис­ключает фузии, поскольку имеются указанные выше ус­ловия. В парадигмах семитских слов, где корень связан с идеей действия, фузия имеет место на второй ступени категоризации - при образовании числа имен, а в име­нах, где корень не связывается с идеей действия, есть основания говорить о фузии уже на первой ступени кате­горизации - также при образовании числа. Как уже было сказано, огласовка при этом одновременно и со­ставляет часть основы (первый случай) или корня (вто­рой случай) и исключается из них.

Безусловны фундаментальные различия в типической структуре индоевропейского и семитского слова и ис­пользуемых ими формальных приемах категоризации. Для первых типичны неразрывающие непрерывистые фиксаторы, для вторых, напротив, разрывающие прерывистые фиксаторы. Но реальная картина сложнее жест­кой схемы. Хотя в семитских языках наблюдается мор­фологический тип корня и слова, диаметрально проти­воположный индоевропейскому, в морфологии тех и других несколько больше общих черт, чем может по­казаться на первый взгляд. Не говоря уже о том, что и те и другие широко используют прием внешней флек­сии,55 в них также имеются сходные явления фузионного типа.56

Если условно назвать индоевропейским морфологическим типом структуру слова, для которой характерен непрерывистый корень и категоризация способом внешней флексии, а семитским типом - структуру с прерыви­стым корнем и внутренней флексией, то фузия -морфологический тип, промежуточный между индоевропейским исемитским. В динамическом аспекте фузия может быть промежуточной ступенью между двумя морфологическими типами. Можно представить себе, что если в фузионных парадигмах увеличивается число нетождествен­ных десигнаторов и формула их изменения обобщается и типизируется как модель формо-словообразования, то результатом будет семитский морфологический тип. На­против, если обобщение и типизация моделей формо-словоизменения пойдет методом внешней категоризации, то в фузионных парадигмах увеличится число форм с тождественными десигнаторами и результатом должен быть индоевропейский морфотип. В первом случае фузионные словоформы будут разложены на прерывистый Спецификатор (корень) и разрывающий категоризатор, во втором - на цельный в своих линейных границах спе­цификатор (корень) и внешние категоризаторы.


Заметим, однако, что супплетивизм, по-видимому, чаще возникает другим путем - вовлечением в одну парадигму словоформ разных слов: существует или об­разуется мощный парадигмотип и слова с недостаточными парадигмами, полная парадигма слова может быть собрана по модели парадигмотипа из этимологически разнородных элементов.
4.8.4. Способы нулевой морфемы и позиции. Мы рассмотрели соотношение двух субстанциональных способов категоризации: сепарации и фузии. Выше было указано, что, помимо субстанционального выражения категоризации за счет признаков, содержащихся в субстанции десигнаторов, возможны также реляционные способы категоризации методами нулевой морфемы и позиции. Понятия эти достаточно известны и нет необходимости входить в подробное их рассмотре­ние. Читателя можно отослать к имеющейся классической научной литерату­ре.57 Для наших целей важно еще раз отметить два обстоятельства. Помимо собственных (внутренних) субстанциональных признаков, десигнаторы приобретают в соотношениях с другими десигнаторами реляционные признаки и различают категориальные значения за счет этих признаков. Субстанционально десигнатор при этом не приобретает ничего нового сверх того, что содержится в нем самом, но реляционно не равен себе, или, иначе говоря, субстанционально он тождественен, а реляционно представляет два разных десигнатора. Реляционный признак как бы производит скрытое членение структуры десигнатора, выявляя в нем субстанционально не выраженную категориальную часть.

Реляционные признаки выявляются в соотношениях двоякого рода: парадигматических и синтагматических. Нулевая морфема — это парадигматико-реляционный признак, а позиция (ср.: порядок слов как грамматическое средство) — признак синтагматико-реляционный. Первый выявляется из парадигматических соотношений десигнаторов, второй — из синтагматических. Субстанционально десигнатор (л'ип) тождественен в «липа, ли­пы» и т. д. и, как будто, не связывается с различением числа и падежа, но как член парадигмы приобретает реляционный признак нулевой морфемы и отсутствие окончания по парадигматическим противопоставлениям с положительными окончаниями становится релевантным относительно числа и падежа. Субстанционально десигнатор англ. son не различает категориальных значений объекта и адресата действия, но в синтаксических структурах, вроде they sent their son to school «они отправили сына в школу» и they sent their son a present «они отправили сыну подарок», эти значения различаются за счет синтагматико-реляционного признака позиции (позиция существительного после глагола перед беспредложным существительным сигнализирует значение адресата действия, если последнее существительное не имеет тот же денотат, что и первое, ср. they elected their son a secretary «они избрали их сына одним из секрета­рей»). Равным образом англ. wall «стена» не содержит указаний субстантивной или атрибутивной категоризации, она выявляется реляционно за счет признаков пост­позиции или препозиции (к существительному без артикля), ср. а stone wall «каменная стена» и а wall stone «камень в стене». Аналогично различаются значения субъекта и объекта действия русск. существительных «мать, дочь» в известных примерах «мать любит дочь», «дочь любит мать».