Файл: ВидыИскусства_НММ.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 28.05.2021

Просмотров: 1763

Скачиваний: 3

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

УДАРНИК. Среди инструментов существуют симпатии и антипатии. Мы, ударные, большего всего согласуемся с теми инструментами, которые отбивают ритм решительно и чётко, выражают его ясно и точно, не приукрашивая, не превращая в пустословие и болтовню. Самый большой болтун – это фортепиано. Скрипка – это ещё один бездельник, даром теряющий время; она просто мотает из нас жилы. Разве не говорят «скрипун» о том, кто играет на скрипке дома? Этот инструмент – настоящий лицемер, тёмная личность. Наша страна бедна ритмами, мы их не чувствуем; мы воспринимаем только пение. Лишь у неаполитанцев есть ритм, поэтому у них – лучшие ударники. Недаром тарантелла – неаполитанский танец, он родился в Неаполе.

Ударники – самые симпатичные люди в оркестре и этим отличаются от остальных; они более стремительны, эластичны, всегда бодры и подтянуты. Если вы приведёте в оркестр ребёнка, куда он сразу же направится? Конечно, к ударным. Он чувствует, что этот инструмент доставляет ему удовольствие, которое укрепляет его здоровье.

Вид превосходства, снисходительный тон, игра ради «одолжения», всё, что характеризует поведение в оркестре скрипки или флейты, – у нас такого не найдёшь.

Мы можем возвратить хорошее настроение самому нервному дирижёру. Достаточно сильного удара по главному барабану, несколько синкоп на батарее, пару ударов тарелок, приглушённых контрабасом (наш большой друг!), и тут же возвращается радость ко всем, даже к гобою, этому великому нашему печальнику, самому мрачному из всех инструментов.

ТРОМБОНИСТ. Серьёзный инструмент, высокого роста, разговаривает басом, но выражается культурно, как и подобает интеллектуалу. Это – тромбон.

Правду здесь сказал один коллега: «Не мы выбираем инструмент, а инструмент сам выбирает музыканта, с которым ему предстоит жить». Моя мать обязала меня учиться играть на фортепиано, но однажды на улице я услышал звук, который заставил меня остановиться, так как ноги отказывались идти дальше; я слушал, а сердце моё учащённо билось. Я вошёл в магазин. Там сидел какой-то тип с огромной бородой и в берете. «Это – тромбонист Джимми Доррей», – объяснили мне, придя в восхищение от моего невежества. И вот, в ту минуту я почувствовал, что это – мой инструмент, моя жизнь.

С тех пор прошло двадцать лет, и тромбон постоянно со мной; мы с ним – единое целое. Тромбон отличается серьёзностью, у него есть мужская меланхолия, но он может быть и весёлым, смешным, даже озорным, если хотите; в цирке, например, он смешит детишек. Но когда он прекращает свои шутки и начинает изливать в звучании свою страсть, тут людям уже не до смеха; они слушают, затаив дыхание.

Это – инструмент ангелов; почти на всех картинах четырнадцатого столетия можно увидеть ангелов, играющих на тромбоне.

Это голос тех, кто видел немало событий в жизни людей, но не превратился в циника, не стал моралистом. Он одинок, но охотно выслушивает других и разговаривает с ними. Он ничего не проповедует, не ищет для себя никакой выгоды. Он ваш спутник в дороге, постоянный друг, который ничего от вас не требует, он всегда готов только давать.


Зимой, на обдуваемом ветром морском побережье, он, одинокий, звучит, обращаясь к серому небу, звучит с вдохновением, любовью, отчаянием, – что может быть прекраснее этого?

ГОБОИСТ. Мой инструмент – самый древний, его изобрели китайцы. Во времена древних греков он напоминал волынку, затем пережил целую серию трансформаций, пока не обрёл, наконец, свой сегодняшний вид. Его звук – фатальный, магический. Этот инструмент занимает в оркестре привилегированное положение; скрипка – смертельный враг гобоя, она ненавидит его, так как именно гобой даёт нужную интонацию. Именно к нему обращается дирижёр за той нотой, по которой настраивается весь оркестр. Когда скрипка с гобоем начинают сводить счёты, весь оркестр знает, что необходимо завоевать симпатию именно этого инструмента, так как гобой диктует законы. Нужно сделать его своим другом, иначе – держись! Единственный инструмент, который может позволить себе некоторое пренебрежение к нему, поставить его в затруднительное положение, – это второй гобой. Если он нахал по природе, то может начать вести свою партию чрезмерно тихо; стоит первому гобою немного «надавить» – это становится диссонансом, а если он постарается подладиться под умирающий звук второго гобоя, то рискует вообще не произвести никакого звука.

Гобой – деликатнейший инструмент, который очень трудно настроить. Альты, контрабасы и множество других инструментов играют группами и могут опереться один на другого. Контрабасов, например, в оркестре восемь, и кто может услышать, если один из них не играет?

Гобою требуется длительный период обкатки, чтобы добиться хорошего звучания, а мундштук – это наше вечное проклятье! Ставь его, не ставь, заменяй, не заменяй – всё равно он постоянно ломается! Но когда гобой заведёт настоящую дружбу с тем, кто на нём играет, то он становится абсолютным, самым важным голосом в оркестре, пребывая в мирном согласии со скрипкой и со всеми прочими инструментами.

Это – духовно возвышенный инструмент, он развивает в музыканте определённые способности: внутреннее видение, которое позволяет ощутить даже окраску звука. Я, например, играю и вдруг начинаю видеть какую-то желтовато-серую атмосферу, атмосферу соломенного цвета, которая меня всего переворачивает внутри, наполняет меня блаженством. У меня прямо мурашки начинают бегать по спине, – вот это и есть сверхъестественный опыт!

КЛАРНЕТИСТ. Кларнет позволил мне выйти из тумана; тумана низменности моего края. Это местность, которая уже в конце августа начинает скрываться в белёсых клубах и скрывается в них до апреля следующего года, когда мы наконец снова сможем увидеть площадь, колокольню, муниципалитет и школу. Мы передвигались на ощупь, как слепые, и всё время висел туман, туман, туман. Если бы я не научился играть на кларнете, то остался бы там навсегда, состарился бы и умер в этой промозглой сырости и грязи.


Кларнет спас меня от тумана, показал мне иной мир, заставил самого Тосканини увидеть меня. И он сказал мне: «Молодец, юноша, наконец, я слышу настоящий звук кларнета». Он именно так и сказал. Что ещё можно к этому прибавить?..

МУЗЫКАНТЫ ОРКЕСТРА О ДИРИЖЁРЕ.

Идеальный дирижёр должен обладать высоким ростом, быть красивым, с бледным лицом, с внушающим уважение внешним видом – великим актёром, таинственным, излучающим магнетизм человеком, а во всём его облике должны быть заметны признаки благородного страдания. Все дирижёры в своих артистических проводят кучу времени перед зеркалами, чтобы выглядеть именно так.

Лучше настоящая музыкальная компетентность, чем сценическое шутовство некоторых дирижёров. Я лично предпочитаю дирижёра, замкнутого в себе, который в полном сознании следует за партитурой, тем шутам, которые закатывают глаза, совершают эпилептические прыжки, перед всеми проявляют свой истерический, необузданный темперамент и делают, таким образом, вид, что оркестр принадлежит только им, что музыка возникает из их кривляний!

Да здравствуют такие дирижёры, которые искренне стремятся полюбить того, с кем они исполняют музыку! А те, которые входят в транс и дирижируют оркестром, закрыв глаза и едва при этом двигая руками, – что они для меня представляют? Я хочу, чтобы мой дирижёр смотрел на меня, говорил со мной глазами, бровями, ртом, чтобы он пугал меня, посылал воздушные поцелуи, чтобы я хотела прыгать вместе с ним от радости, но помнила, что мне нужно отрешиться от всего вместе с ним, растаять в музыке!

Пусть он не будет большим знатоком. Но пусть обладает очарованием, магнетизмом, авторитетом. Что касается опыта, компетентности, то ведь настоящую музыку творим мы, а не он!..

Без некоторых дирижёров можно было бы превосходно обойтись Однажды где-то в провинции мы играли оперу, и вдруг неожиданно погас свет. Тем не менее все продолжали играть и старательно исполняли свои партии, а певцы продолжали петь в темноте; единственным человеком без роли как раз и оказался он – наш дирижёр.

Дирижёра сразу можно узнать по тому, как он становится за пульт, как он делает первый жест палочкой. Если он нам не подходит, то мы сами начинаем вести, а ему лишь остаётся следовать за нами. Звучание, звук – всё это подтягиваем мы сами. С таким дирижёром время, кажется, тянется бесконечно, и тогда мы начинаем вводить его в заблуждение различными розыгрышами, шуткам, морочим ему напропалую голову, и всё ради того, чтобы он окончательно потерял терпение.

По-моему, нет никакой нужды в дирижёре: достаточно двум дюжим грузчикам притащить гигантский метроном, установить его на пульте, заставить отсчитывать такт, и всё пойдёт точно так же, как и прежде, даже лучше.

Дирижёр может быть и мистик с видом священнослужителя, и акробат, и душа-человек, и укротитель львов, гипнотизёр, который таращит на вас глаза, зло вращая ими, того и гляди выскочат из орбит, сверхчувствительное, сверходарённое чудо, которое приводит тебя в состояние невыносимого нервного напряжения, – настоящий мучитель!


Ф.ФЕЛЛИНИ. Мимика дирижёра оркестра – единственный в своём роде спектакль. Какой-то дотошный и наблюдательный критик отнёс мимику и весь комплекс жестов дирижёра к своего рода ритуальному танцу. Из его жеста возникает звуковая энергия, жест тащит за собой всю массу тяжеленных арф вместе с их дрожащими струнами, заставляет низвергать звуковые потоки духовых, составляет деликатные фразочки флейт; иногда возникает впечатление, что только ему (и никому боле!) известны тысячи способов вибрации звука под смычком, посвистывание воздуха под подушечками пальцев опытного музыканта, играющего на английском рожке! Этот жест рекомендует, угрожает, умоляет, обещает, заставляет умолкнуть; когда он у губ, то он уменьшает звучание, и, кажется, он всех упрашивает во что бы то ни стало сохранить какую-то тайну.



СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


  1. Аполлон: Терминологический словарь: Изобразительное и декоративное искусство. Архитектура. М., 1997.

  2. У.Брей, Д.Трамп. Археологический словарь. Пер. с англ. М.. «Прогресс», 1990.

  3. Власов В.Г. Иллюстрированный художественный словарь. СПб., 1993.

  4. Во А. Классическая музыка: Новое восприятие. Милан, 1991 (рус. пер. Татищева О. М., 1997).

  5. Жанры кино. М., 1979.

  6. Кинословарь: Энциклопедический словарь-справочник. Т. 1-2. М.. 1970.

  7. Музыкальная энциклопедия. Т. 1-6. М., 1973-1982.

  8. Популярная художественная энциклопедия. Т. 1-2. М.,1986.

  9. Театральная энциклопедия. Т. 1-5. М., 1961-1967.

  10. Энциклопедический музыкальный словарь. М., 1959.

11. Юсупов Э.С. Словарь терминов архитектуры. СПб., 1994.


102