ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 02.09.2021
Просмотров: 4477
Скачиваний: 57
Отклонения поведения, ранее считавшиеся результатом порочного воспитания, во многих случаях обнаружили свою биологическую причину. Так, антисоциальное поведение свойственно детям с малым мозговым синдромом (малая мозговая недостаточность органического происхождения). Отсутствие у таких детей чувства стыда, страха, враждебность и агрессивность, влечение к разрушению, лживость, прочие проявления «плохого поведения» разворачиваются на фоне органических симптомов — вспышек раздражительности, гнева, пониженного настроения, импульсивности. При этом выявляются задержки психического развития, речи, формирования навыков. Вырастая, подростки обнаруживают стремление к нецеленаправленной деятельности, конфликтность, бродяжничество — то, что можно определить как дезорганизацию психической деятельности; то, что считается средовыми условиями, наполняется медицинским смыслом. Н. Goppinger еще в 1983 г. выделил социальные поведенческие синдромы: синдром семейного отягощения — нижний слой общества, плохие жилищные условия, получение общественной помощи, социальные или правовые нарушения воспитывающего лица, отсутствие надзора; синдром недостаточной профессиональной приспособленности — плохая успеваемость, незаинтересованность в квалификации, смена занятий, периоды бездеятельности; синдром свободного времени — постоянные развлечения вне дома с высокой активностью; контактный синдром — нарушения интерперсональных отношений в разнообразной форме. Синдромы Н. Goppinger сходны с описанными нами формами токсического дизонтогенеза. Обследованные Н. Goppinger подростки, как правило, регулярно употребляли алкоголь и другие наркотические вещества.
Однако неблагоприятные микросоциальные условия неспецифичны. Они предшествуют самым разным формам девиации и сопровождают их. Как показывают работы петербургской психоневрологической школы, начатые В. К. Мягер, В. И. Козловым, М. М. Кабановым, А. Е. Личко и продолженные в настоящее время, характеристики кровной семьи в сущности одинаковы при суицидальном поведении, невротическом развитии, криминальности, наркоманическом поведении. Лишь в некоторых случаях отмечено [Мягер В. К., 1985], что дети и подростки демонстративно применяют наркотические средства как требование чего-либо от близких, как попытку изменить семейную ситуацию. Неспецифичность микросоциального воздействия доказывается и тем, что расстройства поведения никогда не бывают узкими, это всегда спектр расстройств. Одновременно сосуществуют и непослушание, и криминальность, и плохая успеваемость, и нарушения адаптации, и злоупотребление, форму которого предугадать можно лишь с учетом внешних обстоятельств, моды, распространенной в данной местности.
Хочется надеяться, что есть некая предиспозиция именно к рассматриваемой форме отклоняющегося поведения, а не иной. Наше рационалистическое мышление отказывается признать, что вопрос, будет ли конкретный человек под влиянием неблагоприятной житейской обстановки одурманивать себя наркотиками или откажется от них, решает случай. Накопление знаний о том, что и животные, не знающие ни макро-, ни микросоциальных влияний, поведение которых определяет инстинкт, наркотизируются (активный поиск опьянения у кошек, слонов, некоторых жвачных и др.), заставляет учитывать биологические факторы в развитии злоупотребления.
Биологические объяснения склонности к злоупотреблению наркотическими веществами имеют основанием бесспорный факт различия реакций людей на биологические воздействия. Известно, что люди неодинаково переносят жару, холод, голодание. В эпидемию заболевают не все, при массовых отравлениях, в том числе бактериальными токсинами, кто-то остается здоровым, профессиональными болезнями поражаются лишь часть работающих во вредных условиях. Разумно предположение, что и при воздействии наркотических алкалоидов наркоманическая зависимость развивается не у всех. Это подтверждается и тем фактом, что пробующих наркотик намного больше, чем заболевающих наркоманией. Наглядность этого — не только в отношениях с употреблением спиртных напитков и алкоголизмом, но и в отношениях с медицинским употреблением анальгетиков и опиизмом, лечением бессонницы и барбитуратизмом. Сейчас такую избирательную ранимость, подверженность наркомании мы видим в условиях широкого распространения эпидемии «пробования» ЛНДВ.
Известна роль расовых различий реакций на наркотик: у монголоидной расы снижена переносимость этанола, негроидная, а также некоторые этнические группы Юго-Восточной Азии отвечают возбуждением на те опийные алкалоиды, которые вызывают седацию у белокожих. Даже у животных обнаруживаются видовые различия реакций: парнокопытные, кошачьи (в том числе львы и тигры), собаки, медведи, лягушки, грызуны (кроме кроликов и крыс) отвечают на опиаты возбуждением. Лошадям перед скачками тайно вводят морфин. Такова же реакция кошек на валериану. Кошки добровольно Употребляют спиртовые растворы только в состоянии стресса (впервые ученые зафиксировали это в Лондоне при бомбардировках во время Второй мировой войны). Обезьяны отказываются от спиртного и в опытах самовведения предпочитают барбитураты или кокаин, мыши — фенциклидин, от которого отказываются крысы [Звартау Э. Э., 1988]. Многочисленные эксперименты показывают, что и в пределах одного вида, одной популяции животных реакция на один наркотический алкалоид оказывается полярной. Люди одной этнической группы по-разному относятся к спиртным напиткам, крепкому чаю, кофе (наверное, у каждого есть знакомый, который засыпает от кофе).
Но здесь, на уровне популяции, мы встречаем препятствие общего характера. Согласно концепции А. А. Портнова (1974, 1978), полярность, амбивалентность реакций на любой внешний раздражитель — один из механизмов видового самосохранения. Так, при громком шуме олени убегают, но часть стада остается на месте, новую еду едят только некоторые крысы — примеров очень много. Полярность реакции — гарантия выживания популяции за счет сохранившейся части. Таким образом, полярность реакции на наркотик не только у животных, но и у человеческих рас — реакция неспецифическая, к собственно наркотику отношения не имеющая. И с какими бы дополнительными характеристиками наркотическая амбивалентность ни коррелировала, эти характеристики с тем же, если не большим основанием должны быть соотнесены с общебиологической видовой полярностью. Характеристиками, сопутствующими различным реакциям на наркотик, считают продолжительность сна (коротко- и долгоспящие мыши, предпочитающие и отвергающие этанол) и ряд других, включая нейрохимические характеристики [Воробьева Т. М., 1997—2005].
Тем не менее индивидуальная склонность существует. Мы видели, что то или иное опьяняющее вещество «подходит» или «не нравится», что злоупотребляющий активно преодолевает начальную плохую переносимость, но все же даже в условиях ограниченного выбора наркотиков он свой выбор делает.
Э. Крепелин в свое время отмечал, что наркоман выбирает то вещество, аффект от злоупотребления которым сходен с преморбидной его, наркомана, личностью. В качестве примеров Э. Крепелин приводил грубого и жизнерадостного любителя выпить, прообраз деградированного пьяницы; астенического мечтателя, пристрастившегося к морфину и окончательно ушедшего в наркотические грезы, в глубокой степени истощения. Это замечание Э. Крепелина долго не находило подтверждения в наших исследованиях — возможности выбора у наших больных оставались ограниченными. Теперь, к сожалению, с появлением новых наркотически действующих средств накопились и соответствующие наблюдения. Пока они убедительны относительно пациентов эпилептоидного и шизоидного кругов.
Выбор наркотика той или иной группой психически больных дает пищу к размышлению. Казалось, эпилептоидный психопат с чертами ригидности, вязкости психических процессов, в частности застойными аффектами, должен искать средство, облегчающее эти дефекты. Но он выбирает не стимуляторы, оживляющие психические функции, не опиаты, придающие легкость эмоциональным переживаниям, а снотворные и транквилизирующие препараты, которые с течением времени и у здорового вызывают брадипсихию. То же мы видим в случае шизоидии, латентных и уже манифестировавших форм шизофрении. Больной выбирает не седативные и транквилизаторы, а психоделические средства, вызывающие дереализационные и деперсонализационные переживания, ан-типаркинсонические препараты, вызывающие сходную с шизоформной симптоматику, в том числе в неврологической сфере (скованность плечевого пояса, наблюдаемая у больных шизофренией и циклодоловой наркоманией).
Эта закономерность позволяет сделать выводы, выходящие за границы наркологии и психиатрии, имеющие значение для медицины в целом. Речь идет об инстинктивном стремлении больного принять вещество, действие которого соответствует его расстройству. Последнее сообразуется с гомеопатическим, отвергаемым аллопатией принципом «подобное лечится подобным» (similia similibus curentur). В свете такой закономерности можно оценить как адекватное и патогенетическое действие при шизофрении тех нейролептиков, которые вызывают кататоноподобные (шизоформные) расстройства у больных, акатезию; как адекватное и патогенетическое действие при возбуждении (детские формы малой мозговой недостаточности) стимуляторов. Вместе с тем мы знаем, что в аллопатии используются (и с успехом) вещества, оказывающие противоположное действие (contraria contrariis curentur). Противоречие не столь значительно, как может показаться. Если мы обратимся вновь к наркологическим наблюдениям, то объяснение находится в соотношении эффекта вещества с его дозой.
Значение биологических факторов просматривается не только в первоначальной ранимости по отношению к наркотическим веществам. Начавшись, наркоманическая зависимость формируется с разной степенью прогрелиентности (см. Часть II), и не все расплачиваются за злоупотребление равной мерой тяжести последствий.
Неоднократно устанавливались корреляты между фактом злоупотребления и биологическими характеристиками. На макроуровне отмечаются дизонтогенетические признаки (дегенеративные стигматы Мореля) с разной степенью частоты и постоянства. Морфоконституциональные особенности морфинистов (астеническое телосложение) были описаны еще в конце прошлого столетия, но в настоящее время не находят подтверждения. Симптоматика пренатального поражения и ранних, в первые годы жизни, нейроинфекций, черепно-мозговых травм фиксируется у части больных, однако нагляднее значение органических расстройств ЦНС в течении, прогре-диентности наркомании, чем в ее начале.
Патологическая наследственность свойственна практически всем наркоманам. Иногда степень ее необычайно брутальна. Так, обследование, проведенное в Калифорнии, США, обнаружило алкогольную наследственность у 85 % молодых людей, лечившихся от наркомании; по российским данным — у 40—60 %. Средний возраст начала наркотизации, включая спиртные напитки, был 10,7 года, а в некоторых районах — 8,8 года; по российским данным — 10—14 лет, хотя встречаются случаи наркотизации детей в возрасте 5—8 лет.
Чем меньше возраст начала злоупотребления, по мнению многих специалистов, тем весомее биологические предиспо-нирующие факторы.
В прошлом авторы полагали, что раннее злоупотребление — результат биологической предиспозиции, позднее — средовых влияний. В нашем исследовании обнаружилось, что многие больные, начавшие злоупотребление в раннем возрасте, сознательно избирали наркотики, а не алкоголь, так как спиртное, его запах, вид пьющих вызывали у них отвращение из-за воспоминаний об отце-алкоголике. Не только поэтому оценка роли наследственности в предрасположении к злоупотреблению затруднена. Как отмечалось выше, помимо трудностей различия в этих случаях наследственных и средовых влияний, психопатологическая (в том числе наркологическая) наследственность неспецифична. Она встречается с не меньшей частотой при любых поведенческих расстройствах.
Генетическая обусловленность изучается пока в области алкоголизма. Потомство наркоманов малочисленно настолько, что трудно провести количественно достоверный анализ, но некоторые принципиально общие положения наследственного злоупотребления целесообразно иметь в виду.
Поиск генетических маркеров затруднен не только потому, что более 50 000 генов ответственны за функцию нервной системы. Признано, что наследование психических свойств, как правило, генетически гетерогенно, и одно качество может передаваться разными генами (например, аффективная патология коррелирует с генами и 11-й, и 10-й хромосом). Интерес к локусам HLA показал, что однотипные изменения, хотя и с неодинаковой частотой, встречаются при различных психических расстройствах.
Некоторые авторы находят в трезвом потомстве те же нейрохимические характеристики, что и у пьющих родителей. Последнее наблюдение не вызывает особого доверия. Над таким упрощенным наследованием, отстаиваемым Ж.-Б. Ламарком (конец XVIII в.), справедливо иронизировали современники: рождает ли бесхвостых мышат мышь, если ей отрубить хвост?
Но близнецовый метод исследования доказывает, что некая предрасположенность все же существует: воспитанные в здоровых семьях дети больных алкоголизмом в 3—4 раза чаще спиваются, чем дети здоровых родителей. Разумеется, роль средового фактора при этом не отрицается; некоторые специалисты пьянству микросреды как причине алкоголизма придают решающее значение.
По нашим наблюдениям, алкоголизм родителей иногда, напротив, приводит к демонстративной трезвости детей. По мнению Е. С. Скворцовой, это характерно для тех детей, которые успели родиться до начала его (ее) злоупотребления. В ряде случаев наши пациенты-наркоманы рассказывали, что принимают наркотики, а не спиртное именно потому, что отец, больной алкоголизмом, вызывал у них отвращение. И именно в этой группе было раннее, как мы упоминали, начало наркотизации. Здесь примечательно не то, что дети больных алкоголизмом не стали злоупотреблять алкоголем, а то, что они все же стали (и рано) наркоманами; важно, что им не удалось избежать злоупотребления. Это свидетельствует о передаче некой неспецифической предрасположенности к патологическому поведению, к нездоровью.
Это наше наблюдение не оригинально. По существу опыт столетий говорит об этом. Теория А.-Б. Мореля (середина XIX в.) о дегенерации была основана именно на анализе нескольких поколений потомства пьяниц. Вырождение — это «болезненное уклонение от первоначального типа», накопление и передача по наследству психических и телесных расстройств. А.-Б. Морель привел длинный список признаков («стигматы Мореля»), указывающих на вырождение: форма черепа, ушей, пальцев, ногтей, черт лица, строение скелета и пр. Будучи психиатром, он описал личностные типы дегенератов, болезни дегенерации. Это нравственная испорченность, расстройства влечений, приступы бешенства, слабоумие, эпилепсия. К расстройствам влечения, отмеченным А.-Б. Море-лем, до настоящего времени относят самоубийства, злоупотребление опьяняющими веществами, бродяжничество, непродуктивную жизнь, склонность к безделью, воровству, поджогам, сексуальным извращениям, проституции, другим формам криминального поведения. Накапливаясь, патология прерывает генетическую линию на 4-м поколении бесплодием, безбрачием или мертворождением.
Морель при издании своей работы в 1857 г. добавил, что вырождение вероятно не только вследствие пьянства, пьянство действует «наряду с другими внешними факторами»; имеет значение «непосильный труд в антисанитарных условиях».