ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.11.2023
Просмотров: 351
Скачиваний: 11
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
«− Конец!
− Нет, не конец, − резко ответил доктор...»
Категорически недопустимы в боевой обстановке никакие панические крики: «Всё пропало!», «Нас предали», «Мы все умрём». Особенно, если это правда.
Да я так-то пошутить люблю, только личный состав этому никогда не рад. Потому что знают, если я начинаю шутить, значит всё... Чем больше у меня шуток, тем меньше оснований для оптимизма.
На самом деле помните «Остров сокровищ» доктор Ливси? Помните, как он всё время говорил: «Гегей, как замечательно, голубчик!» Вот примерно так и надо, потому что людям и так плохо. А паника, как и хладнокровие, заразны. Поэтому, если ты настроен оптимистично в любой сложной ситуации, всем окружающим легче. Это первый момент.
Второй момент. Есть такая вещь как самореализующиеся пророчества. Если ты уверен, что пациенту кранты, ты начинаешь бинтовать-жгутовать, как попало. Всё равно ему кранты. И получится самореализующееся пророчество. Да, результаты будут скромнее.
Третий момент важный. Ребята, не забывайте, что все люди, которые находятся вокруг вас на поле боя, они очень внимательно смотрят за действиями вас, медиков. Почему? Потому что жить хотят все. И если вы так: «этого не спасти, этому уже не помочь, я сяду сейчас документ заполню.» Вы поняли. Он думает: «Меня тоже так будут спасать.» Вот, чтоб такого не было, вы должны буквально за каждого бороться, тащить его, чтобы бойцы были уверенны, что медицина... Есть песня «Гимн тактической медицине» Ольга Дубова написала, известная очень наша народная артистка России. Там есть слова:
«Каждый вам свято верит,
Не истечёт в бою он кровью,
А медицина подоспеет,
Спасёт и выходит с любовью...»
Вот вы должны так относиться к бойцам. Тогда, соответственно, боевой дух будет нормальный. И даже те, кому вроде положено помереть, они будут выживать. Поэтому никаких панических воплей не должно быть. Вы должны это дело жёстко пресекать вокруг себя.
Да, лишних людей на медпункте не должно быть. Принесли, оказываете помощь, всех разогнали. А то они стоят смотрят, глаза у всех вот такие. Вместо того, чтобы вести бой, они стоят смотрят. Видят кровь, разрубленные кости. У них начинается паника, они начинают бегать, кричать. Убежит всё подразделение, вы останетесь один с раненым. Зачем вам это надо?
И вообще, чем больше людей... Я, когда приехал оттуда буквально недавно, вышел в Москве на улицу (точнее меня вывели, социальная адаптация, люди), я иду. У меня сердце бах, бах, бах. Я в угол. Мне говорят: «Что людей много?» «Да это же пипец! Сейчас же прилетит, и будет всё...» Вы поняли, чем больше толпа людей, тем больше это привлекает вражеский огонь. Соответственно, никто не должен толпиться. Рядом с вами только те, кто вам нужен, чтобы оказать помощь. Остальных разгоняйте быстренько на позиции. Вежливо разгоняйте, дипломатично. Аскорбинку дайте, похвалите. Грубить на передовой людям без крайней необходимости крайне нежелательно. Нужно беседовать твёрдо очень, но вежливо, предупредительно. Потому что у всех свои нервы, у всех свои стрессы, оружие в руках у всех, у многих снято с предохранителя. Поэтому не забываем об этом факте.
Следующий момент. «Нож возьмите, отрежьте...» Не нож – ножницы! Ножницы на тренчике, то есть на верёвочке, чтобы не потерять, обязательнейший элемент. Вот ножницы вам понадобятся сто раз. УЗИ, я думаю, редко, а вот ножницы, я сколько их юзал. Нужно, чтобы очень мощные были бранши, уверенно резали даже кожу. В идеале, например, у меня лазерман раптор. Он жесть режет, кивлар режет, обувь, всё остальное, понятно, тем более. Если такого не достали, просто какие-нибудь ножницы, чтобы толстые бранши были, мощные, хорошо заточенные. Потому что, когда одежду срезаешь, понимаете, не только одежду срезаешь, всё вот медицинское, что ты делаешь, если ты делаешь (есть ещё штучка кольца с пальцев откусывать, но это редко пригождается) ... Когда ты оказываешь помощь раненому, и он, и все очень внимательно смотрят. Если ты работаешь уверенно, спокойно, быстро, то тебе никто не лезет мешать. Как только начинаешь тормозить, все начинают лезть со своими очень ценными замечаниями, без которых вы прожить не можете. Вас это отвлекает, вы им объясняете, куда им нужно идти, и возникает сплошное сквернословие вместо оказания помощи раненому. А поскольку срезать одежду очень часто надо, то хорошие ножницы на тренчике – это самый широкоприменяемый инструмент, реально скажу, с большим отрывом. Были случаи применения у меня стропореза. Если стропорез хороший острый, тоже можно. Но я предпочитаю ножницы мультитул, где есть стропорез. Смотря чем удобнее, режу. Не думаю, что стропорез может целиком заменить ножницы. Потому что может быть надобность бинтик порезать, выкройку какую-то, много ситуаций, где ножницы нужны. Ещё раз не спорю, допускаю, думаю, что неплохо плюс к стропорезу иметь ножницы. Тогда будет идеальное сочетание. У меня специальный маленький подсумочек под ножницы, но у меня ножниц двое. У меня одновременно хирургические, чтоб, если надо, рассечь кожу рану затампонировать. Логично, что они у меня в одном месте. Можно просто в снаряжении, но это обязательно на хорошем тренчике, на верёвочке, чтоб не потерять. У меня отдельный такой полевой набор (тканевая − раз, два, три и на кнопочке застёгиваешь) и там всё, однако оно всё в рюкзачке. Его не спеша, когда есть возможность, достал, развернул, оказал помощь. А на поле боя ножницы должны быть прям под рукой − раз, срезал, зажгутовали, забинтовали, уволокли.
Когда я работал в Сирии, я там горя не знал. Почему? Потому что у меня был обезбол не отечественный буторфанол, который не обезболивает, не отечественный промедол, который не обезболивает, не отечественный нефопам, который обезболивает слабо, а сирийский трамадол. Колешь человеку, после этого спокойно ножницами рассекаешь, спокойно в рану лезешь, он лежит с отсутствующим видом, взирает вдаль. Потом после уже кампании, переписывались, люди там рассказывали: чувствовал, что мне в рану засунули кулак, но боли не было. То есть обезболивает очень хорошо. Яркий эпизод. Один боец у нас получил ранение, медик. Там куча осколков прилетело. Ему руку перебило, спину нашпиговало, таз... И вот его слова: «Я лежу. Плохо мне очень. Подъезжает машина, ты (то есть я) выпрыгиваешь и кричишь: где этот санинструктор. А я руку поднимаю здоровую: Юрьич, я здесь, но мне нехорошо. Ты на меня посмотрел и говоришь: опять придётся работать самому. (Я вот этих слов не помню. Потому что куча раненых и самому) Ты подбежал, мне что-то вколол. Я так раз лежу. Хоп, вернулась цветность мира (когда тяжёлые ранения, кровопотеря, ты видишь всё серо-чёрным, максимум красный цвет видишь, а так всё серо-чёрное). Я опёрся на здоровую руку, сигарету закурил, думаю: о, а жизнь-то наладилась.» То есть, когда человеку вкалываешь мощный обезбол, у него от состояния «всё пропало, я лучше умру» − «о, нормально всё, чё я был печальный-то?» Почему я и говорю, что обезболивать обязательно надо. Я категорически не одобряю подход, что обезболивать не надо. Но убедить всех сторонников необезболивания могу просто − давайте ему прострелим ногу, а потом спросим: колоть обезбол или воздержишься? Но это сирийский трамадол. Он работал офигенно. Вся эта наша хрень, она не работает. Вкалываешь человеку один, он говорит: больно. Второй −больно. Третий – больно. Начинаешь рану резать, он вообще орёт, мечется. Затампонировать тяжело. Вывод: а почему в Сирии такие хорошие препараты? Потому что там за подделку медикаментов смертная казнь. Я, ребят, это восемь лет говорил до этого. Сейчас война, говорю, рано или поздно вы все поймёте: нет такого преступления, на которое капиталист бы не пошёл ради 400% прибыли. Если нет жесточайшего контроля (пуля в башку − мозги на стену), то, начиная с планирования операции, заканчивая медикаментами, везде будет то безобразие, которое сейчас, и мы все вымрем. Я думаю, что мы придём к необходимости замотивировать работать надлежащим образом раньше, чем вымрем. Концентрация медработников в зале заставляет меня испытывать осторожный оптимизм. Восемь лет вёл курсы, кричал: доктора, ау, где вы? Ну вот сейчас пришли. Слава Богу. Спасибо, дорогие мои. Наконец-то.
К медицине. Первое. Мы не суммируем симптомы, а мы сравниваем и выявляем общую картину. Если у человека нет проникающих ранений туловища, нет подозрений на внутреннее кровотечение, а наружное кровотечение (руку, ногу) остановлено жгутом, сильно ли у нас повлияет гипотензивный препарат на общее его состояние? Особенно, если жгут наложили рано и сильной гипотензии у него нет. То есть в каждом отдельном случае мы смотрим, насколько у человека выражен болевой синдром, насколько у него выражено падение давления, и исходя из этого принимаем решение об обезболивании. Но. Я вам кратенько скажу так по существу, что в подавляющем большинстве случаев у человека именно выражен хорошо болевой синдром, именно обезболики улучшает его состояние. При этом, поскольку промедол работает плохо, то тогда колешь кеторол, дексалгин, нефопам – всё, что есть. Потому что сирийского трамадола... Если б я знал, что так плохо будет, вывез бы оттуда контейнер. Хватило бы ещё на две войны. Но мы сейчас не в Сирии. Вполне серьёзно. Чего нельзя никогда колоть, так это наркотические препараты, если у человека ранение в голову с потерей сознания. Потому что угнетается дыхательный центр. Но тогда можно ненаркотические. Далее, следующий момент. А колем ли мы обезбол, ежели человек у нас без сознания? На сколько я знаю, крайнее постановление медицинское было, что да колем. Потому что внешне он не подаёт признаков сознания, но боль чувствует, боль угнетает его дыхательный центр, сосудодвигательные центры, всё, и, если мы колем обезбол, состояние улучшается. Опять же, если нет ранения в голову. Вот в двух словах по обезболиванию.
Если делать ПХО ранки, то неплохо. Но, дорогие мои, это больше в медпункте. Я на поле боя обрабатывал, помню, раны... Обезболивающее работает плохо. У бойца было (там командир группы, он офицер) сквозное ранение сквозь ногу, узкий раневой канал, чтоб затампонировать. Я лежу рядышком с ним, стащил его в какую-то ямочку, чтоб немножечко не над грунтом. Противник в нас долбит, наши долбят в противника над нами. И я ему новокаином пытаюсь пройти, обезболить. Но результаты оказались скромнее, чем я ожидал. Полноценного обезболивания достичь не удалось. То есть иметь нужно, но применить это более-менее адекватно, как правило, можно не на поле боя, а в медицинском пункте где-то, если вы умеете.
В подавляющем большинстве случаев при ранении пациент для вас абсолютно безопасен. Он лежит бедненький, бледненький тихонько и вообще не жужжит, потому что кровопотеря, боль. Исключение – это, как правило, контузия. Контуженный агрессивный. Сил у него много, мозгов мало, он не понимает обстановку. Вот эти, действительно, проблемные. По раненым я таких проблем не видел.
Далее. По раненым. Неплохо поставить оружие на предохранитель во избежание случайного выстрела. Специально разоружать раненого под огнём – это огромная проблема, потому что вам нужно быстренько вместе с ним куда-то свалить. Карманов, подсумков множество: где граната, где пистолет, это не вытаскивается. Когда мы его отвозим в тыл, отправляем, грузим в машину санитарку, тут мы с него всё убираем. Потому что бывают случаи, когда человек пришёл в себя после транспортировки в тыл, незнакомая обстановка вокруг, взял дёрнул кольцо гранаты – очень грустно всем сразу. Или в госпиталь привезли, а с ним оружие, средство взрывания. То есть, когда грузим в машину, обычно, если он без сознания, с него всё убираем. Если он в сознании и более-менее лёгкий, то наоборот ничего у него не забираем. Неизвестно, что будет в пути. Чтоб человек имел шанс напоследок пострелять. А на поле боя обыскивать его, чего-то собирать, куда-то складывать – этого не делает никто.
И важный момент в дополнение скажу. Вот, что часто присутствует, необходимость у человека броник снять. Во-первых, потому что, если под броник залетело, ты вот так на глаз, наощупь ничего не найдёшь. Тебе нужно снять и осмотреть его.
Второй важный момент. Ранили у нас одну девушку. Уникальный специалист, командир группы штурмовиков. Вообще уникальный очень человек. Я её крайне уважаю. Написано в одной книге про Чеченскую войну: в минуту опасности мужчина молчит, потому что он весь мобилизован на войну, а женщина кричит громче реактивного самолёта. Вот это правда. Но, она когда ранена была, она очень, по существу, кричала типа: «Колите мне обезбол, выносите!» Потом она говорит: «Снимите броник, вы меня не унесёте.» Вот, очень правильная фраза. Ребята, если раненого выносить в бронике, вы офигеете. Поэтому броник, чаще всего, с раненого снимаем, чтоб получить возможность нормально его унести. Вот это делают. А специально искать средства взрывания, оружие, как правило, никто не делает.
Ситуация выглядит следующим образом. Вот у меня боец. Я хотел минновзрывную травму вам сказать, ну начнём тогда сейчас. ПМН-ка, прям при мне. Одну ногу оторвало по колено, раздробило ступню, тяжелейшие ожоги руки (знаете, пальцы обуглило), ещё ожоги ягодиц. Кстати, у человека был напашник. Он сберёг, без сомнения, очень важную часть тела, а то было бы ещё грустнее всё... И явление, естественно, оглушения, потому что ПМН-ка – это достаточно мощная мина, особенно первая. Судя по мощности, там первая и была. Контузило. При этом он в сознании, разговаривать может, но видно, что ему очень больно. Колем обезбол? Конечно. Вот сомнений никаких.
А вот, если он без сознания, тогда ты смотришь, думаешь, суммируешь. Если есть возможность, быстренько меряешь давление, насколько упало, смотришь, какой обезбол. То есть суммируешь всю картину. Но, я вам честно скажу, дорогие мои, я вот, когда что-то говорю, говорю так определённо: вот делаем так; иногда сомневаюсь: ну можно так и так. Так вот. У меня статистика. Точной статистики я не вёл, потому что нет возможности. В Сирии за одну ночь 32 раненых, которым была оказана помощь на поле боя. Так это за одну ночь! Сколько на Донбассе, сколько сейчас, кроме Господа не знает никто, и никто рядом не посчитал. Вот я ни разу не помню случая на поле боя, чтобы человек тяжело ранен, он без сознания, а у меня были какие-то сложные клинические искания. Поясню. Как правило, если человек ранен, тяжело раненый, он какие-то признаки подаёт, он не совсем без сознания. Если ты к нему добежал... Хорошо помню: добегаешь к нему, видишь, что без сознания, склоняешься, начинаешь смотреть, а он фарш. Он один вдох, второй вдох – и дух испустил. Очень редко бывает такое, чтобы в человека прилетело на поле боя так, что в фарш, и не убило сразу. Как правило, тогда он в сознании за жизнь борется.
Я, с вашего позволения, поделюсь, расскажу вам случай медицинский. Был боец у нас один очень подготовленный, он культурист, вот такой вот человек. Я, когда таких людей вижу, мне становится не по себе, мне хочется тихонько сказать: «Брат, аккуратно, а то тебя выносить нам будет очень тяжело.» Я вслух не говорю, потому что обидятся. Но постоянно с этим сталкиваюсь. Потом его несёте восемь человек, как муравьи мамонта, и офигеваете всю дорогу. Так вот, он пулемётчик был и, соответственно, в одном из боёв... Я так понял, что это прилетела толи мина из маленького миномёта, скорее всего мина, потому что вог такого не даёт, и разворотила обе ноги вот здесь. Реально, мяса было много размером в два кулака в одном бедре и в другом дефект, внизу взрыв. И после взрыва он в окопчике был. Естественно, ноги под ним подломились, ещё и был закрытый перлом одной бедренной кости. Вот он лежит, ноги под него сложились, он всем весом туда сложился, кровищи дофигища, окопчик узенький. Я туда забился. Надо останавливать кровотечение, надо как-то перевязывать, обезболивать, доставать. Идёт обстрел, противник атакует. Наши все в изумлении. Яркие воспоминания.
Так вот, я к чему. Один подбежал наш санинструктор реально запаниковал, убежал от него, потому что зрелище было то ещё. А я подбегаю, глянул: вот эта кровища, размолоченной весь, лицом он был посерее, поземлистее, чем здесь. А я вижу, что, во-первых, он немножко в сознании. Во-вторых, я вижу, знаете, вот ощущение, что он за жизнь зубами вцепился. Думаю: выживет. Затампонировали, это было очень неудобно в этой ситуации, забинтовали, вынули, на носилки. Вот, как его выносили, до сих пор помнит весь отряд. Но человек пошёл на поправку, всё. К чему я скажу? Вот эти случаи, когда человек без сознания, они чаще не на поле боя, а госпитальные. Почему? Его с поля боя вынесли. Пока везли, пока несли, он потихонечку ослабел. Приезжает туда к вам в госпиталь. Вы смотрите: он без сознания. А что с ним делать!? Как бы да, сложный клинический момент. Но там по вам,