ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 22.11.2023
Просмотров: 651
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Два следующих задания также выполняются легко, сохраняются игровой стиль, зеркальные позы, контакт лицом к лицу. В проигрывании часто используются прикосновения. Не имея возможности подробнее остановиться на двух последних заданиях, хочется подчеркнуть общую позицию мамы и сына — близость и взаимопонимание, солидарность и поддержка — ее отличительные черты.
Вторая пара — мать и дочь — были примером взаимодействия при плохом контакте и отсутствии взаимопонимания.
2. Мама — архитектор. Валя — строитель. Валя сидит, лицом и корпусом повернута к матери — открыта для контакта. Мать сидит напротив нее, боком к ней. К Вале повернуто только лицо. Мама формально следует инструкции, тон сдержанный, неэмоциональный. Играющим приходится предпринимать специальные усилия для того, чтобы архитектор мог видеть и большую карту, и маленькие картинки. В предыдущей паре архитектор привставал со стула для того, чтобы увидеть картинки. В этой паре мама сидит неподвижно, а Валя с завязанными глазами по требованию матери каждую картинку ей протягивает и показывает, т. е. мама совсем не старается приспособиться к дочери, а требует этого от нее.
Мама никак не комментирует Валины действия, не ругает и не хвалит. Ее текст выглядит так: «Бери картинку, покажи, направо, налево, стоп. Бери следующую». Нет даже таких слов, как «так, хорошо», «вот», «получилось» и т. п. Валя все молча делает, вопросов не задает. Задание было выполнено в требуемое время. Далее произошла смена ролей. Маме пришлось повернуться лицом к Вале, но она сидит, откинувшись на спинку стула, на расстоянии вытянутой руки от стола. Валя, наоборот, навалилась грудью на стол, выражает заинтересованность.
Валя — увлеченный архитектор, она не просит, чтобы строитель показывал ей картинки, а смотрит сама, руководит активно, толково, вначале тон эмоционально-приподнятый, затем становится более безучастным, вялым. Мама выполняет все совершенно молча. Как только игра кончается, мама садится к Вале боком. Между ними нет никакой обратной связи. Следующие задания этой паре не удались. Мама не может вспомнить ничего хорошего: «Хорошее было давно», «Ты мне делаешь хорошее, когда не делаешь плохого». Валя вспоминает, как два месяца назад по дороге в консультацию мама купила ей у метро мороженое. Воспроизвести эту сцену они отказываются.
Конфликты мама припоминает охотно: «У нас каждый день Конфликты». Суть этих конфликтов одна и та же: мама требует от Вали, как она говорит, самостоятельности, чтобы Валя сама делала уроки, сама развлекалась, даже сама ела, а Валя все время пытается привлечь маму — просит помочь ей с уроками, Накормить и т. п. Разыгрывать это перед камерой они также отказываются. Интересно, что Валина мама никак не рефлексировала свою отвергающую позицию и не считала, что у нее с Валей нет контакта. Ее основные жалобы были такие: ребенок несамостоятельный, плохо учится. В группе мама проявлялась как спокойная, рассудительная женщина, которой просто несколько не повезло с дочкой — какая-то она вялая, неспособная, а в общем-то все хорошо.
Все видеозаписи обсуждались в группе, и эти обсуждения были едва ли не самыми полезными для ее членов. Этими обсуждениями и заканчивался курс групповой коррекции родителей.
Предварительный анализ такого курса групповой коррекции позволяет обобщенно представить ее результаты в следующем виде:
1. Значительно снижается педагогическая и психологическая неграмотность родителей.
2. Выявляется система стереотипов воспитания. Удается увеличить арсенал средств общения с ребенком, и за счет этого система стереотипов становится менее жесткой.
3. Увеличивается общая «родительская» компетентность:
а) повышается сензитивность к ребенку;
б) нормализуется система требований и ожиданий;
в) повышается уверенность в себе как в родителе.
4. Обнаруживаются посторонние привнесения, мешающие родителю эффективно общаться с ребенком: личные проблемы родителя, особенности взаимоотношений с другими членами семьи.
4.4. Совместная психотерапия семьи
Среди методов психологической работы с семьей важных место занимает «conjoint family therapy» — совместная семейная терапия, характеризующаяся тем, что в работ! принимают участие одновременно все члены семьи.
Рассмотрим главные характеристики этого метода опираясь на работы наиболее известных его сторонни ков—Дж. Белла (J. Bell, 1961), В. Сатир (V. Satir: 1967, 1978), Р. Спека (R. Speck, см.: А. Вгу, 1972);
А. Ферейры (A. Ferreira, 1963), а также на собственны! опыт использования семейной терапии в Московское консультативном центре психологической помощи семье.
В основе совместной семейной терапии лежит допущение, что причины психологических проблем и пути из решения неразрывно связаны с характеристиками функционирования семьи как целостной структуры. Проблемы, приводящие семью в консультацию, естественны» образом следуют из логики развития отношений, непосредственно затрагивают каждого члена семейной группы, хотя и приобретают индивидуально-специфические черты, преломляясь через качества личности и стиль жизни мамы и папы, бабушки и дедушки, старшего и младшего детей.
Они, с одной стороны, как бы фиксируют семейные дисгармонии, а с другой — приводят к усилению личностной дезадаптации каждого члена семьи. Поэтому в ходе семейной терапии консультант работает на «всю семью в целом», а не на каждого отдельного ее представителя, укрепляет здоровые начала семьи как общности, помогает семье избавиться от неадекватных способов функционирования, сменить стиль взаимоотношений на более гармоничный и продуктивный.
Понятно, что совместная семейная терапия показана не для всех семей, она имеет свои серьезные ограничения. Наиболее эффективным этот метод оказывается для семей, члены которых объединены близкими, почти «симбиотическими» связями, основанными, однако, на искаженных эмоциональных и личностных предпосылках. Семьи, члены которых отчуждены друг от друга, чаще всего отказываются посещать консультацию вместе:
их тяготит ситуация искусственного объединения, вызывая сопротивление и негативизм.
Так как в совместной семейной терапии обязательно участвуют и взрослые, и дети, то возраст детей существенно ограничивает применение этого метода — им должно быть не менее 8—9 лет.
По нашим наблюдениям, наиболее продуктивно проходят занятия с семьями, в которых двое детей близкого возраста, лучше всего младшего подросткового. Ребята старше 14—15 лет стремятся не к восстановлению семейных отношений и связей, а, напротив, к психологической автономизации, отъединению от семьи. Поэтому нередко цели совместной семейной терапии воспринимаются ими как чуждые, вызывают сопротивление и демонстративный протест. Дети 11—13 лет испытывают выраженную потребность в семейной общности, поэтому их очень привлекает задача самоопределения в семье. В то же время они достаточны умны и рефлексивны, чтобы анализировать свои проблемы и проблемы своих близких; последнее доставляет им особое удовольствие.
И психологическая коррекция, и психологическая Диагностика нарушенных семейных отношений основаны на представлении о семье как о целостной структуре. Это отражается в языке описания и анализа тех или иных феноменов, присущих семье как общности и наиболее ярко проявляющихся именно при психологической коррекции методом совместной семейной терапии.
Один из таких феноменов получил название «семейный миф» (A. Ferreira, 1963; J. Byng-Hal], 1973) — набор взаимно согласованных, но искаженных ролей, которые играют члены семьи. Он не подвергается внутри семьи никакому сомнению, служит хорошей программой для социальных контактов вне ее и в то же время уменьшает гибкость самой семейной системы. Функция его состоит в том, что он позволяет каждому члену семьи выстраивать собственную психологическую защиту с помощью других членов семьи, внутрисемейных отношений. До тех пор пока семья зиждется на семейном мифе, она является «больной» системой. В качестве иллюстрации приведем пример семейного мифа, с которым пришлось столкнуться в нашей практике.
Семейный миф семьи, состоявшей из папы, мамы и двоих детей, можно было сформулировать так: «У нас все равны, все имеют равные права, равные возможности, и нет никого, кто был бы выделен особо». (Как правило, семейные мифы звучат внешне привлекательно: «В нашей семье самое главное — дружба» или «Мы все заботимся друг о друге».)
За этим правильным и социально приемлемым звучанием скрывается обычно какая-то глубоко закамуфлированная проблема. В данной семье она проявилась в том, что равенство членов семьи носило довольно специфический характер: каждая вещь, предмет, кусочек еды были четко поделены между всеми. В холодильнике на тарелке лежали кусочки масла с бирочками, на которых было написано «Мама», «Папа», «Маша», «Слава». Равенство заключалось также в том, что папа имел строго регламентированное время, в течение которого он смотрел телевизор каждый вечер, сын тоже имел такое право? Совершенно четко распределялись денежные доходы, вне всякой зависимости от того, какие потребности у кого возникали: если, например, сын рвал ботинки, то до того момента, пока не наступала его очередь получать денежную поддержку, он ходил в рваных. Таковы были карикатурные, фальшивые проявления «равенства».
Если задуматься, чему служил этот миф в данном случае, можно найти много причин, но одна из них заключалась в полном отсутствии взаимной любви и тепла.
Все отношения регламентировались, формализовались для того, чтобы не стало ясно, что никто никого не любит и никто ни к кому не привязан.
Семья обратилась в консультацию потому, что миф стал ей тесен: все члены семьи чувствовали страшную взаимную обиду, поскольку каждый все-таки ждал от других любви, а не своего кусочка масла с бирочкой.
История возникновения этого мифа связана с нарушением супружеской верности, когда муж изменил своей йене, и это сильно переживалось обоими. Старшая дочка была достаточно взрослой и тоже сильно переживала. Когда после долгих страданий, самобичеваний и обвинений отец вернулся в семью, обида осталась, но говорить о ней в доме было не принято, а принято было закамуфлировать все под дружеские, ровные отношения.
Кроме того, девочка была серьезно больна, и из-за этого маме приходилось уделять ей очень много внимания. С возрастом девочка выздоровела, но еще когда она была маленькой, все делили поровну, чтобы брат не снижался. Такова была форма семейной самозащиты, которая привела к некоторому гомеостазису, и этот гомеостазис поддерживался в течение долгого времени.
Обычно семейный миф формируется на почве какого-то неразрешенного кризиса — развода, чьей-то смерти, семейной тайны. Ферейра считает, что семейный миф возникает в тех семьях, для которых характерно расщепление и отвержение чего-то нежеланного, травмирующего, а потом для дальнейшей защиты вырабатывается какой-то «фантом». В семьях, с которыми мы проводили совместную семейную терапию, миф всегда оказывался реконструируемым и довольно поверхностным, например:
«Мы не можем расстаться, потому что наша дочь очень больна и слаба». Клиенты обратились потому, что миф дал трещину: родители чувствовали, что даже ради болезни девочки они не могут быть вместе, настолько они опротивели друг другу.
Сторонники подхода к семье с точки зрения семейного мифа считают, что все семьи имеют какие-то мифы, другое дело—хороший это миф или плохой. Дж. Бинд Холл и А. Ферейра сводят семейную терапию к разрушению того мифа, который уже и так дал трещину, и построению нового семейного мифа.
В совместной семейной терапии широко используется понятие идентифицированный (выявленный) пациент (identified patient). Это тот член семьи, на которого при обращении жалуются больше всего, с кем связывают основные проблемы семьи его родные. Совсем необязательно, что он действительно самый неблагополучный. Как правило, в ходе работы оказывается, что семенные трудности лишь отчасти объясняются проблемами идентифицированного пациента. Чаще всего такая роль отводится ребенку.