ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 23.11.2023
Просмотров: 545
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
конопли. Мечут стога, кладут клади. А тут и август пе- ревалил за половину – пошла свозка всего на гумны.
Наступила осень – запашки и посевы озимых хлебов,
чинка амбаров, риг, скотных дворов, хлебный опыт и первый умолот. Наступит зима – и тут не дремлют ра- боты: первые подвозы в город, молотьба по всем гум- нам, перевозка перемолотого хлеба из риг в амбары,
по лесам рубка и пиленье дров, подвоз кирпичу и ма- териалу для весенних построек. Да просто я и обнять всего не в состоянье. Какое разнообразие работ! Сю- да и туда взглянуть идешь: и на мельницу, и на рабо- чий двор, и на фабрики, и на гумна! Идешь и к мужи- ку взглянуть, как он на себя работает. Безделица! Да для меня праздник, если плотник хорошо владеет то- пором; я два часа готов пред ним простоять: так ве- селит меня работа. А если видишь еще, с какой це- лью все это творится, как вокруг тебя все множится да множится, принося плод да доход. Да я и расска- зать вам не могу, какое удовольствие. И не потому,
что растут деньги, – деньги деньгами, – но потому, что все это – дело рук твоих; потому, что видишь, как ты всему причина и творец всего, и от тебя, как от како- го-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на все. Да где вы найдете мне равное наслажденье? – сказал Ко- станжогло, и лицо его поднялось кверху, все морщи- ны исчезнули. Как царь в день торжественного венча-
Наступила осень – запашки и посевы озимых хлебов,
чинка амбаров, риг, скотных дворов, хлебный опыт и первый умолот. Наступит зима – и тут не дремлют ра- боты: первые подвозы в город, молотьба по всем гум- нам, перевозка перемолотого хлеба из риг в амбары,
по лесам рубка и пиленье дров, подвоз кирпичу и ма- териалу для весенних построек. Да просто я и обнять всего не в состоянье. Какое разнообразие работ! Сю- да и туда взглянуть идешь: и на мельницу, и на рабо- чий двор, и на фабрики, и на гумна! Идешь и к мужи- ку взглянуть, как он на себя работает. Безделица! Да для меня праздник, если плотник хорошо владеет то- пором; я два часа готов пред ним простоять: так ве- селит меня работа. А если видишь еще, с какой це- лью все это творится, как вокруг тебя все множится да множится, принося плод да доход. Да я и расска- зать вам не могу, какое удовольствие. И не потому,
что растут деньги, – деньги деньгами, – но потому, что все это – дело рук твоих; потому, что видишь, как ты всему причина и творец всего, и от тебя, как от како- го-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на все. Да где вы найдете мне равное наслажденье? – сказал Ко- станжогло, и лицо его поднялось кверху, все морщи- ны исчезнули. Как царь в день торжественного венча-
нья своего, сиял он. – Да в целом мире не отыщете вы подобного наслажденья! Здесь, именно здесь подра- жает Богу человек: Бог предоставил себе дело творе- нья, как высшее наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и строй- ного теченья дел. И это называют скучным делом!
Как пенья райской птички, заслушался Чичиков сладкозвучных хозяйских речей. Глотали слюнку его уста. Глаза умаслились и выражали сладость, и все бы он слушал.
– Константин! пора вставать, – сказала хозяйка,
приподнявшись со стула. Платонов приподнялся, Ко- станжогло приподнялся, Чичиков приподнялся, хотя хотелось ему все сидеть да слушать. Подставив ру- ку коромыслом, повел он обратно хозяйку. Но голова его не была склонена приветливо набок, недоставало ловкости в его оборотах, потому что мысли были за- няты существенными оборотами и соображениями.
– Что ни рассказывай, а все, однако же, скучно, –
говорил, идя позади их, Платонов.
«Гость, кажется, очень неглупый человек, – думал хозяин, – степенен в словах и не щелкопер». И, по- думавши так, стал он еще веселее, точно как бы сам разогрелся от своего разговора и как бы празднуя, что нашел человека, готового слушать умные советы.
Когда потом поместились они все в маленькой, уют-
Как пенья райской птички, заслушался Чичиков сладкозвучных хозяйских речей. Глотали слюнку его уста. Глаза умаслились и выражали сладость, и все бы он слушал.
– Константин! пора вставать, – сказала хозяйка,
приподнявшись со стула. Платонов приподнялся, Ко- станжогло приподнялся, Чичиков приподнялся, хотя хотелось ему все сидеть да слушать. Подставив ру- ку коромыслом, повел он обратно хозяйку. Но голова его не была склонена приветливо набок, недоставало ловкости в его оборотах, потому что мысли были за- няты существенными оборотами и соображениями.
– Что ни рассказывай, а все, однако же, скучно, –
говорил, идя позади их, Платонов.
«Гость, кажется, очень неглупый человек, – думал хозяин, – степенен в словах и не щелкопер». И, по- думавши так, стал он еще веселее, точно как бы сам разогрелся от своего разговора и как бы празднуя, что нашел человека, готового слушать умные советы.
Когда потом поместились они все в маленькой, уют-
ной комнатке, озаренной свечками, насупротив бал- конной стеклянной двери наместо окна, Чичикову сде- лалось так приютно, как не бывало давно. Точно как бы после долгих странствований приняла уже его род- ная крыша и, по совершенье всего, он уже получил все желаемое и бросил скитальческий посох, сказав- ши: «Довольно!» Такое обаятельное расположенье навел ему на душу разумный разговор хозяина. Есть для всякого человека такие речи, которые как бы бли- же и родственней ему других речей. И часто неожи- данно, в глухом, забытом захолустье, на безлюдье безлюдном, встретишь человека, которого греющая беседа заставит позабыть тебя и бездорожье дороги,
и бесприютность ночлегов, и современный свет, пол- ный глупостей людских, обманов, обманывающих че- ловека. И живо потом навсегда и навеки останется проведенный таким образом вечер, и все, что тогда случилось и было, удержит верная память: и кто со- присутствовал, и кто на каком месте стоял, и что было в руках его, – стены, углы и всякую безделушку.
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта ма- лая, неприхотливо убранная комнатка, и добродуш- ное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и по- данная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу,
и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, пре-
и бесприютность ночлегов, и современный свет, пол- ный глупостей людских, обманов, обманывающих че- ловека. И живо потом навсегда и навеки останется проведенный таким образом вечер, и все, что тогда случилось и было, удержит верная память: и кто со- присутствовал, и кто на каком месте стоял, и что было в руках его, – стены, углы и всякую безделушку.
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта ма- лая, неприхотливо убранная комнатка, и добродуш- ное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и по- данная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в толстую морду Ярбу,
и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, пре-
рываемый словами: «Полно, не мучь его», – и весе- лые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная дверь, и ве- сенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облоко- тясь на вершины дерев, из чащи которых высвисты- вали весенние соловьи.
– Сладки мне ваши речи, досточтимый мною Кон- стантин Федорович, – произнес Чичиков. – Могу ска- зать, что не встречал во всей России человека, подоб- ного вам по уму.
Он улыбнулся.
– Нет, Павел Иванович, – сказал он, – уж если хо- тите знать умного человека, так у нас, действительно,
есть один, о котором, точно, можно сказать: «умный человек», которого я и подметки не стою.
– Кто это? – с изумленьем спросил Чичиков.
– Это наш откупщик Муразов.
– В другой уже раз про него слышу! – вскрикнул Чи- чиков.
– Это человек, который не то что именьем помещи- ка, – целым государством управит. Будь у меня госу- дарство, я бы его сей же час сделал министром фи- нансов.
– Слышал. Говорят, человек, превосходящий меру всякого вероятия, десять миллионов, говорят, нажил.
– Какое десять! перевалило за сорок. Скоро поло- вина России будет в его руках.
– Сладки мне ваши речи, досточтимый мною Кон- стантин Федорович, – произнес Чичиков. – Могу ска- зать, что не встречал во всей России человека, подоб- ного вам по уму.
Он улыбнулся.
– Нет, Павел Иванович, – сказал он, – уж если хо- тите знать умного человека, так у нас, действительно,
есть один, о котором, точно, можно сказать: «умный человек», которого я и подметки не стою.
– Кто это? – с изумленьем спросил Чичиков.
– Это наш откупщик Муразов.
– В другой уже раз про него слышу! – вскрикнул Чи- чиков.
– Это человек, который не то что именьем помещи- ка, – целым государством управит. Будь у меня госу- дарство, я бы его сей же час сделал министром фи- нансов.
– Слышал. Говорят, человек, превосходящий меру всякого вероятия, десять миллионов, говорят, нажил.
– Какое десять! перевалило за сорок. Скоро поло- вина России будет в его руках.
– Что вы говорите! – вскрикнул Чичиков, оторопев.
– Всенепременно. У него теперь приращенье долж- но идти с быстротой невероятной. Это ясно. Медлен- но богатеет только тот, у кого какие-нибудь сотни ты- сяч; а у кого миллионы, у того радиус велик: что ни захватит, так вдвое и втрое противу самого себя. По- ле-то, поприще слишком просторно. Тут уж и сопер- ников нет. С ним некому тягаться. Какую цену чему ни назначит, такая и останется: некому перебить.
Вытаращив глаза и разинувши рот, как вкопанный,
смотрел Чичиков в глаза Костанжогло. Захватило дух в груди ему.
– Уму непостижимо! – сказал он, приходя немно- го в себя. – Каменеет мысль от страха. Изумляются мудрости промысла в рассматриванье букашки; для меня более изумительно то, что в руках смертного могут обращаться такие громадные суммы! Позволь- те предложить вам вопрос насчет одного обстоятель- ства; скажите, ведь это, разумеется, вначале приоб- ретено не без греха?
– Самым безукоризненным путем и самыми спра- ведливыми средствами.
– Не поверю, почтеннейший, извините, не поверю.
Если б это были тысячи, еще бы так, но миллионы…
извините, не поверю.
– Напротив, тысячи – трудно без греха, а миллионы
наживаются легко. Миллионщику нечего прибегать к кривым путям. Прямой таки дорогой так и ступай, все бери, что ни лежит перед тобой! Другой не подымет.
– Уму непостижимо! И что всего непостижимей, это то, что дело ведь началось из копейки!
– Да иначе и не бывает. Это законный порядок ве- щей, – сказал Костанжогло. – Кто родился с тысяча- ми, воспитался на тысячах, тот уже не приобретет: у того уже завелись и прихоти, и мало ли чего нет! На- чинать нужно с начала, а не с середины. Снизу, сни- зу нужно начинать. Тут только узнаешь хорошо люд и быт, среди которых придется потом изворачиваться.
Как вытерпишь на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства, тогда тебя умудрит и вышколит <так>, что уж не дашь промаха ни в каком предприятье и не оборвешься. Поверьте,
это правда. С начала нужно начинать, а не с середи- ны. Кто говорит мне: «Дайте мне сто тысяч, я сейчас разбогатею», – я тому не поверю: он бьет наудачу, а не наверняка. С копейки нужно начинать!
– В таком случае я разбогатею, – сказал Чичиков, –
потому что начинаю почти, так сказать, с ничего.
Он разумел мертвые души.
– Константин, пора дать Павлу Ивановичу отдох- нуть и поспать, – сказала хозяйка, – а ты все болта-
– Уму непостижимо! И что всего непостижимей, это то, что дело ведь началось из копейки!
– Да иначе и не бывает. Это законный порядок ве- щей, – сказал Костанжогло. – Кто родился с тысяча- ми, воспитался на тысячах, тот уже не приобретет: у того уже завелись и прихоти, и мало ли чего нет! На- чинать нужно с начала, а не с середины. Снизу, сни- зу нужно начинать. Тут только узнаешь хорошо люд и быт, среди которых придется потом изворачиваться.
Как вытерпишь на собственной коже то да другое, да как узнаешь, что всякая копейка алтынным гвоздем прибита, да как перейдешь все мытарства, тогда тебя умудрит и вышколит <так>, что уж не дашь промаха ни в каком предприятье и не оборвешься. Поверьте,
это правда. С начала нужно начинать, а не с середи- ны. Кто говорит мне: «Дайте мне сто тысяч, я сейчас разбогатею», – я тому не поверю: он бьет наудачу, а не наверняка. С копейки нужно начинать!
– В таком случае я разбогатею, – сказал Чичиков, –
потому что начинаю почти, так сказать, с ничего.
Он разумел мертвые души.
– Константин, пора дать Павлу Ивановичу отдох- нуть и поспать, – сказала хозяйка, – а ты все болта-
ешь.
– И непременно разбогатеете, – сказал Костанжог- ло, не слушая хозяйки. – К вам потекут реки, реки зо- лота. Не будете знать, куда девать доходы.
Как очарованный, сидел Павел Иванович, и в золо- той области возрастающих грез и мечтаний закружи- лися его мысли.
– Право, Константин, Павлу Ивановичу пора спать.
– Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! –
сказал хозяин и остановился: громко, по всей ком- нате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним
Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отда- ленный стук в чугунные доски. Дело потянуло за пол- ночь. Костанжогло заметил, что в самом деле пора на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна друг другу, и не замедлили им воспользоваться.
Одному Чичикову только не спалось. Его мысли бодрствовали. Он обдумывал, как сделаться помещи- ком, подобным Костанжогло. После разговора с хозя- ином все становилося так ясно; возможность разбо- гатеть казалась так очевидной. Трудное дело хозяй- ства становилось теперь так легко и понятно и так ка- залось свойственно самой его натуре, что начал по- мышлять он сурьезно о приобретении не воображае- мого, но действительного поместья; он определил тут же на деньги, которые будут выданы ему из ломбарда
– И непременно разбогатеете, – сказал Костанжог- ло, не слушая хозяйки. – К вам потекут реки, реки зо- лота. Не будете знать, куда девать доходы.
Как очарованный, сидел Павел Иванович, и в золо- той области возрастающих грез и мечтаний закружи- лися его мысли.
– Право, Константин, Павлу Ивановичу пора спать.
– Да что ж тебе? Ну, и ступай, если захотелось! –
сказал хозяин и остановился: громко, по всей ком- нате раздалось храпенье Платонова, а вслед за ним
Ярб захрапел еще громче. Уже давно слышался отда- ленный стук в чугунные доски. Дело потянуло за пол- ночь. Костанжогло заметил, что в самом деле пора на покой. Все разбрелись, пожелав спокойного сна друг другу, и не замедлили им воспользоваться.
Одному Чичикову только не спалось. Его мысли бодрствовали. Он обдумывал, как сделаться помещи- ком, подобным Костанжогло. После разговора с хозя- ином все становилося так ясно; возможность разбо- гатеть казалась так очевидной. Трудное дело хозяй- ства становилось теперь так легко и понятно и так ка- залось свойственно самой его натуре, что начал по- мышлять он сурьезно о приобретении не воображае- мого, но действительного поместья; он определил тут же на деньги, которые будут выданы ему из ломбарда
за фантастические души, приобресть поместье уже не фантастическое. Уже он видел себя действующим и правящим именно так, как поучал Костанжогло, –
расторопно, осмотрительно, ничего не заводя ново- го, не узнавши насквозь всего старого, все высмот- ревши собственными глазами, всех мужиков узнавши,
все излишества от себя оттолкнувши, отдавши себя только труду да хозяйству. Уже заранее предвкушал он то удовольствие, которое будет он чувствовать, ко- гда заведется стройный порядок и бойким ходом двиг- нутся все пружины хозяйства, деятельно толкая друг друга. Труд закипит, и, подобно тому <как> в ходкой мельнице шибко вымалывается из зерна мука, пойдет вымалываться изо всякого дрязгу и хламу чистоган да чистоган. Чудный хозяин так и стоял перед ним еже- минутно. Это был первый человек во всей России, к которому почувствовал он уважение личное. Доселе уважал он человека или за хороший чин, или за боль- шие достатки! Собственно за ум он не уважал еще ни одного человека. Костанжогло был первый. Чичиков понял и то, что с этаким нечего толковать о мертвых душах и самая речь об этом будет неуместна. Его за- нимал теперь другой прожект – купить именье Хло- буева. Десять тысяч у него было: другие десять ты- сяч предполагал он призанять у Костанжогло, так как он сам объявил уже, что готов помочь всякому, жела-
расторопно, осмотрительно, ничего не заводя ново- го, не узнавши насквозь всего старого, все высмот- ревши собственными глазами, всех мужиков узнавши,
все излишества от себя оттолкнувши, отдавши себя только труду да хозяйству. Уже заранее предвкушал он то удовольствие, которое будет он чувствовать, ко- гда заведется стройный порядок и бойким ходом двиг- нутся все пружины хозяйства, деятельно толкая друг друга. Труд закипит, и, подобно тому <как> в ходкой мельнице шибко вымалывается из зерна мука, пойдет вымалываться изо всякого дрязгу и хламу чистоган да чистоган. Чудный хозяин так и стоял перед ним еже- минутно. Это был первый человек во всей России, к которому почувствовал он уважение личное. Доселе уважал он человека или за хороший чин, или за боль- шие достатки! Собственно за ум он не уважал еще ни одного человека. Костанжогло был первый. Чичиков понял и то, что с этаким нечего толковать о мертвых душах и самая речь об этом будет неуместна. Его за- нимал теперь другой прожект – купить именье Хло- буева. Десять тысяч у него было: другие десять ты- сяч предполагал он призанять у Костанжогло, так как он сам объявил уже, что готов помочь всякому, жела-
ющему разбогатеть и заняться хозяйством. Осталь- ные десять тысяч можно было обязаться потом, по за- ложении душ. Заложить все накупленные души еще нельзя было, потому что не было еще земель, на ко- торые следовало переселить их. Хотя <уверял> он,
что в Херсонской губернии есть у него земли, но они существовали больше в предположенье. Предполага- лось еще и скупить их в Херсонской губернии, пото- му что они там продавались за бесценок и даже отда- вались даром, лишь бы только на них селились. Ду- мал он также и о том, что надобно торопиться заку- пать, у кого какие еще находятся беглецы и мертве- цы, ибо помещики друг перед другом спешат заклады- вать имения и скоро во всей России может не остать- ся и угла, не заложенного в казну. Все эти мысли по- переменно наполняли его голову и мешали сну. Нако- нец сон, который уже целые четыре часа держал весь дом, как говорится, в объятиях, принял наконец и Чи- чикова в свои объятия. Он заснул крепко.
что в Херсонской губернии есть у него земли, но они существовали больше в предположенье. Предполага- лось еще и скупить их в Херсонской губернии, пото- му что они там продавались за бесценок и даже отда- вались даром, лишь бы только на них селились. Ду- мал он также и о том, что надобно торопиться заку- пать, у кого какие еще находятся беглецы и мертве- цы, ибо помещики друг перед другом спешат заклады- вать имения и скоро во всей России может не остать- ся и угла, не заложенного в казну. Все эти мысли по- переменно наполняли его голову и мешали сну. Нако- нец сон, который уже целые четыре часа держал весь дом, как говорится, в объятиях, принял наконец и Чи- чикова в свои объятия. Он заснул крепко.
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Глава четвертая
На другой день все обделалось как нельзя лучше.
Костанжогло дал с радостью десять тысяч без про- центов, без поручительства – просто под одну распис- ку. Так был он готов помогать всякому на пути к при- обретенью. Этого мало: он сам взялся сопровождать
Чичикова к Хлобуеву, с тем чтобы осмотреть вместе с ним имение. После сытного завтрака все они от- правились, севши все трое в коляску Павла Иванови- ча; пролетки хозяина следовали порожняком за ними.
Ярб бежал впереди, сгоняя с дороги птиц. В полтора часа с небольшим сделали они восемнадцать верст и увидели деревушку с двумя домами. Один боль- шой и новый, недостроенный и остававшийся вчерне несколько лет, другой маленький и старенький. Хозя- ина нашли они растрепанного, заспанного, недавно проснувшегося; на сюртуке у него была заплата, а на сапоге дырка.
Приезду гостей он обрадовался, как бог весть чему.
Точно как бы увидел он братьев, с которыми надолго расстался.
– Константин Федорович! Платон Михайлович! –
вскрикнул он. – Отцы родные! вот одолжили приез- дом! Дайте протереть глаза! Я уж, право, думал, что ко
мне никто не заедет. Всяк бегает меня, как чумы: ду- мает – попрошу взаймы. Ох, трудно, трудно, Констан- тин Федорович! Вижу – сам всему виной! Что делать?
свинья свиньей зажил. Извините, господа, что прини- маю вас в таком наряде: сапоги, как видите, с дыра- ми. Да чем вас потчевать, скажите?
– Пожалуйста, без околичностей. Мы к вам приеха- ли за делом, – сказал Костанжогло. – Вот вам покуп- щик, Павел Иванович Чичиков.
– Душевно рад познакомиться. Дайте прижать мне вашу руку.
Чичиков дал ему обе.
– Хотел бы очень, почтеннейший Павел Иванович,
показать вам имение, стоящее внимания… Да что,
господа, позвольте спросить, вы обедали?
– Обедали, обедали, – сказал Костанжогло, желая отделаться. – Не будем и мешкать и пойдем теперь же.
– В таком случае пойдем.
Хлобуев взял в руки картуз. Гости надели на голо- вы картузы, и все отправились пешком осматривать деревню.
– Пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое, – говорил Хлобуев. – Конечно, вы сделали хоро- шо, что пообедали. Поверите ли, Константин Федоро- вич, курицы нет в доме, – до того дожил. Свиньей се-
свинья свиньей зажил. Извините, господа, что прини- маю вас в таком наряде: сапоги, как видите, с дыра- ми. Да чем вас потчевать, скажите?
– Пожалуйста, без околичностей. Мы к вам приеха- ли за делом, – сказал Костанжогло. – Вот вам покуп- щик, Павел Иванович Чичиков.
– Душевно рад познакомиться. Дайте прижать мне вашу руку.
Чичиков дал ему обе.
– Хотел бы очень, почтеннейший Павел Иванович,
показать вам имение, стоящее внимания… Да что,
господа, позвольте спросить, вы обедали?
– Обедали, обедали, – сказал Костанжогло, желая отделаться. – Не будем и мешкать и пойдем теперь же.
– В таком случае пойдем.
Хлобуев взял в руки картуз. Гости надели на голо- вы картузы, и все отправились пешком осматривать деревню.
– Пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое, – говорил Хлобуев. – Конечно, вы сделали хоро- шо, что пообедали. Поверите ли, Константин Федоро- вич, курицы нет в доме, – до того дожил. Свиньей се-
бя веду, просто свиньей!
Он, глубоко вздохнув и как бы чувствуя, что мало будет участия со стороны Константина Федоровича и жестковато его сердце, подхватил под руку Платоно- ва и пошел с ним вперед, прижимая крепко его к гру- ди своей. Костанжогло и Чичиков остались позади и,
взявшись под руки, следовали за ними в отдалении.
– Трудно, Платон Михалыч, трудно! – говорил Хло- буев Платонову. – Не можете вообразить, как трудно!
Безденежье, бесхлебье, бессапожье! Трын-трава бы это было все, если бы был молод и один. Но когда все эти невзгоды станут тебя ломать под старость, а под боком жена, пятеро детей, – сгрустнется, понево- ле сгрустнется…
Платонову стало жалко.
– Ну, а если вы продадите деревню, это вас попра- вит? – спросил он.
– Какое поправит! – сказал Хлобуев, махнувши ру- кой. – Все пойдет на уплату необходимейших долгов,
а затем для себя не останется и тысячи.
– Так что ж вы будете делать?
– А бог знает, – говорил Хлобуев, пожимая плечами.
Платонов удивился.
– Как же вы ничего не предпринимаете, чтобы вы- путаться из таких обстоятельств?
– Что ж предпринять?
Он, глубоко вздохнув и как бы чувствуя, что мало будет участия со стороны Константина Федоровича и жестковато его сердце, подхватил под руку Платоно- ва и пошел с ним вперед, прижимая крепко его к гру- ди своей. Костанжогло и Чичиков остались позади и,
взявшись под руки, следовали за ними в отдалении.
– Трудно, Платон Михалыч, трудно! – говорил Хло- буев Платонову. – Не можете вообразить, как трудно!
Безденежье, бесхлебье, бессапожье! Трын-трава бы это было все, если бы был молод и один. Но когда все эти невзгоды станут тебя ломать под старость, а под боком жена, пятеро детей, – сгрустнется, понево- ле сгрустнется…
Платонову стало жалко.
– Ну, а если вы продадите деревню, это вас попра- вит? – спросил он.
– Какое поправит! – сказал Хлобуев, махнувши ру- кой. – Все пойдет на уплату необходимейших долгов,
а затем для себя не останется и тысячи.
– Так что ж вы будете делать?
– А бог знает, – говорил Хлобуев, пожимая плечами.
Платонов удивился.
– Как же вы ничего не предпринимаете, чтобы вы- путаться из таких обстоятельств?
– Что ж предпринять?