ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 23.11.2023
Просмотров: 544
Скачиваний: 1
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
Глава четвертая
Подъехавши к трактиру, Чичиков велел остановить- ся по двум причинам. С одной стороны, чтоб дать от- дохнуть лошадям, а с другой стороны, чтоб и само- му несколько закусить и подкрепиться. Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желуд- ку такого рода людей. Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Пе- тербурге и Москве, проводящие время в обдумыва- нии, что бы такое поесть завтра и какой бы обед сочи- нить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; гло- тающие устерс,
8
морских пауков и прочих чуд, а по- том отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ. Нет,
эти господа никогда не возбуждали в нем зависти. Но господа средней руки, что на одной станции потребу- ют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в ка- кое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и мо- локами шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом,
9
так
8
Устерс – устриц.
9
Сомовий плёс – «хвост у сома, весь из жира». (Из записной книжки
Здесь Ноздрев захохотал тем звонким смехом, ка- ким заливается только свежий, здоровый человек, у которого все до последнего выказываются белые, как сахар, зубы, дрожат и прыгают щеки, и сосед за дву- мя дверями, в третьей комнате, вскидывается со сна,
вытаращив очи и произнося: «Эк его разобрало!»
– Что ж тут смешного? – сказал Чичиков, отчасти недовольный таким смехом.
Но Ноздрев продолжал хохотать во все горло, при- говаривая:
– Ой, пощади, право, тресну со смеху!
– Ничего нет смешного: я дал ему слово, – сказал
Чичиков.
– Да ведь ты жизни не будешь рад, когда приедешь к нему, это просто жидомор! Ведь я знаю твой ха- рактер, ты жестоко опешишься, если думаешь найти там банчишку и добрую бутылку какого-нибудь бон- бона. Послушай, братец: ну к черту Собакевича, по- едем ко мне! каким балыком попотчую! Пономарев,
бестия, так раскланивался, говорит: «Для вас только,
всю ярмарку, говорит, обыщите, не найдете такого».
Плут, однако ж, ужасный. Я ему в глаза это говорил:
«Вы, говорю, с нашим откупщиком первые мошенни- ки!» Смеется, бестия, поглаживая бороду. Мы с Кув- шинниковым каждый день завтракали в его лавке. Ах,
брат, вот позабыл тебе сказать: знаю, что ты теперь не
Подъехавши к трактиру, Чичиков велел остановить- ся по двум причинам. С одной стороны, чтоб дать от- дохнуть лошадям, а с другой стороны, чтоб и само- му несколько закусить и подкрепиться. Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желуд- ку такого рода людей. Для него решительно ничего не значат все господа большой руки, живущие в Пе- тербурге и Москве, проводящие время в обдумыва- нии, что бы такое поесть завтра и какой бы обед сочи- нить на послезавтра, и принимающиеся за этот обед не иначе, как отправивши прежде в рот пилюлю; гло- тающие устерс,
8
морских пауков и прочих чуд, а по- том отправляющиеся в Карлсбад или на Кавказ. Нет,
эти господа никогда не возбуждали в нем зависти. Но господа средней руки, что на одной станции потребу- ют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем не бывало садятся за стол в ка- кое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и мо- локами шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом,
9
так
8
Устерс – устриц.
9
Сомовий плёс – «хвост у сома, весь из жира». (Из записной книжки
что вчуже пронимает аппетит, – вот эти господа, точ- но, пользуются завидным даянием неба! Не один гос- подин большой руки пожертвовал бы сию же минуту половину душ крестьян и половину имений, заложен- ных и незаложенных, со всеми улучшениями на ино- странную и русскую ногу, с тем только, чтобы иметь такой желудок, какой имеет господин средней руки; но то беда, что ни за какие деньги, нижé имения, с улуч- шениями и без улучшений, нельзя приобресть такого желудка, какой бывает у господина средней руки.
Деревянный, потемневший трактир принял Чичико- ва под свой узенький гостеприимный навес на дере- вянных выточенных столбиках, похожих на старинные церковные подсвечники. Трактир был что-то вроде русской избы, несколько в большем размере. Резные узорочные карнизы из свежего дерева вокруг окон и под крышей резко и живо пестрили темные его стены;
на ставнях были нарисованы кувшины с цветами.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею на- верх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах,
проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате по- пались всё старые приятели, попадающиеся всяко- му в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший са-
Н.В. Гоголя.)
Деревянный, потемневший трактир принял Чичико- ва под свой узенький гостеприимный навес на дере- вянных выточенных столбиках, похожих на старинные церковные подсвечники. Трактир был что-то вроде русской избы, несколько в большем размере. Резные узорочные карнизы из свежего дерева вокруг окон и под крышей резко и живо пестрили темные его стены;
на ставнях были нарисованы кувшины с цветами.
Взобравшись узенькою деревянною лестницею на- верх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху в пестрых ситцах,
проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате по- пались всё старые приятели, попадающиеся всяко- му в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший са-
Н.В. Гоголя.)
мовар, выскобленные гладко сосновые стены, трех- угольный шкаф с чайниками и чашками в углу, фарфо- ровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недав- но кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец на- тыканные пучками душистые травы и гвоздики у об- разов, высохшие до такой степени, что желавший по- нюхать их только чихал и больше ничего.
– Поросенок есть? – с таким вопросом обратился
Чичиков к стоявшей бабе.
– Есть.
– С хреном и со сметаною?
– С хреном и со сметаною.
– Давай его сюда!
Старуха пошла копаться и принесла тарелку, сал- фетку, накрахмаленную до того, что дыбилась, как за- сохшая кора, потом нож с пожелтевшею костяною ко- лодочкою, тоненький, как перочинный, двузубую вил- ку и солонку, которую никак нельзя было поставить прямо на стол.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир,
или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ни- ми ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый человек, и какую взял жену, с большим ли
– Поросенок есть? – с таким вопросом обратился
Чичиков к стоявшей бабе.
– Есть.
– С хреном и со сметаною?
– С хреном и со сметаною.
– Давай его сюда!
Старуха пошла копаться и принесла тарелку, сал- фетку, накрахмаленную до того, что дыбилась, как за- сохшая кора, потом нож с пожелтевшею костяною ко- лодочкою, тоненький, как перочинный, двузубую вил- ку и солонку, которую никак нельзя было поставить прямо на стол.
Герой наш, по обыкновению, сейчас вступил с нею в разговор и расспросил, сама ли она держит трактир,
или есть хозяин, и сколько дает доходу трактир, и с ни- ми ли живут сыновья, и что старший сын холостой или женатый человек, и какую взял жену, с большим ли
приданым или нет, и доволен ли был тесть, и не сер- дился ли, что мало подарков получил на свадьбе, –
словом, не пропустил ничего. Само собою разумеет- ся, что полюбопытствовал узнать, какие в окружно- сти находятся у них помещики, и узнал, что всякие есть помещики: Блохин, Почитаев, Мыльной, Чепра- ков-полковник, Собакевич. «А! Собакевича знаешь?»
– спросил он и тут же услышал, что старуха знает не только Собакевича, но и Манилова, и что Манилов бу- дет поделикатней Собакевича: велит тотчас сварить курицу, спросит и телятинки; коли есть баранья печен- ка, то и бараньей печенки спросит, и всего только что попробует, а Собакевич одного чего-нибудь спросит,
да уж зато всё съест, даже и подбавки потребует за ту же цену.
Когда он таким образом разговаривал, кушая поро- сенка, которого оставался уже последний кусок, по- слышался стук колес подъехавшего экипажа. Выгля- нувши в окно, увидел он остановившуюся перед трак- тиром легонькую бричку, запряженную тройкою доб- рых лошадей. Из брички вылезали двое каких-то муж- чин. Один белокурый, высокого роста; другой немно- го пониже, чернявый. Белокурый был в темно-синей венгерке, чернявый просто в полосатом архалуке. Из- дали тащилась еще колясчонка, пустая, влекомая ка- кой-то длинношерстной четверней с изорванными хо-
словом, не пропустил ничего. Само собою разумеет- ся, что полюбопытствовал узнать, какие в окружно- сти находятся у них помещики, и узнал, что всякие есть помещики: Блохин, Почитаев, Мыльной, Чепра- ков-полковник, Собакевич. «А! Собакевича знаешь?»
– спросил он и тут же услышал, что старуха знает не только Собакевича, но и Манилова, и что Манилов бу- дет поделикатней Собакевича: велит тотчас сварить курицу, спросит и телятинки; коли есть баранья печен- ка, то и бараньей печенки спросит, и всего только что попробует, а Собакевич одного чего-нибудь спросит,
да уж зато всё съест, даже и подбавки потребует за ту же цену.
Когда он таким образом разговаривал, кушая поро- сенка, которого оставался уже последний кусок, по- слышался стук колес подъехавшего экипажа. Выгля- нувши в окно, увидел он остановившуюся перед трак- тиром легонькую бричку, запряженную тройкою доб- рых лошадей. Из брички вылезали двое каких-то муж- чин. Один белокурый, высокого роста; другой немно- го пониже, чернявый. Белокурый был в темно-синей венгерке, чернявый просто в полосатом архалуке. Из- дали тащилась еще колясчонка, пустая, влекомая ка- кой-то длинношерстной четверней с изорванными хо-
мутами и веревочной упряжью. Белокурый тотчас же отправился по лестнице наверх, между тем как чер- номазый еще оставался и щупал что-то в бричке, раз- говаривая тут же со слугою и махая в то же время ехавшей за ними коляске. Голос его показался Чичи- кову как будто несколько знакомым. Пока он его рас- сматривал, белокурый успел уже нащупать дверь и отворить ее. Это был мужчина высокого роста, лицом худощавый, или что называют издержанный, с рыжи- ми усиками. По загоревшему лицу его можно было заключить, что он знал, что такое дым, если не по- роховой, то, по крайней мере, табачный. Он вежли- во поклонился Чичикову, на что последний ответил тем же. В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между со- бою, потому что уже начало было сделано, и оба по- чти в одно и то же время изъявили удовольствие, что пыль по дороге была совершенно прибита вчераш- ним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно,
как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы. Это был среднего роста,
очень недурно сложенный молодец с полными румя- ными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными,
как смоль, бакенбардами. Свеж он был, как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица
как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные густые волосы. Это был среднего роста,
очень недурно сложенный молодец с полными румя- ными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными,
как смоль, бакенбардами. Свеж он был, как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица
его.
– Ба, ба, ба! – вскричал он вдруг, расставив обе руки при виде Чичикова. – Какими судьбами?
Чичиков узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал у прокурора и который с ним в несколь- ко минут сошелся на такую короткую ногу, что начал уже говорить «ты», хотя, впрочем, он с своей стороны не подал к тому никакого повода.
– Куда ездил? – говорил Ноздрев и, не дождавшись ответа, продолжал: – А я, брат, с ярмарки. Поздравь:
продулся в пух! Веришь ли, что никогда в жизни так не продувался. Ведь я на обывательских приехал! Вот посмотри нарочно в окно! – Здесь он нагнул сам го- лову Чичикова, так что тот чуть не ударился ею об рамку. – Видишь, какая дрянь! Насилу дотащили, про- клятые, я уже перелез вот в его бричку. – Говоря это,
Ноздрев показал пальцем на своего товарища. – А
вы еще не знакомы? Зять мой Мижуев! Мы с ним все утро говорили о тебе. «Ну, смотри, говорю, если мы не встретим Чичикова». Ну, брат, если б ты знал, как я продулся! Поверишь ли, что не только убухал четы- рех рысаков – всё спустил. Ведь на мне нет ни цепоч- ки, ни часов… – Чичиков взглянул и увидел точно, что на нем не было ни цепочки, ни часов. Ему даже по- казалось, что и один бакенбард был у него меньше и не так густ, как другой. – А ведь будь только двадцать
– Ба, ба, ба! – вскричал он вдруг, расставив обе руки при виде Чичикова. – Какими судьбами?
Чичиков узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал у прокурора и который с ним в несколь- ко минут сошелся на такую короткую ногу, что начал уже говорить «ты», хотя, впрочем, он с своей стороны не подал к тому никакого повода.
– Куда ездил? – говорил Ноздрев и, не дождавшись ответа, продолжал: – А я, брат, с ярмарки. Поздравь:
продулся в пух! Веришь ли, что никогда в жизни так не продувался. Ведь я на обывательских приехал! Вот посмотри нарочно в окно! – Здесь он нагнул сам го- лову Чичикова, так что тот чуть не ударился ею об рамку. – Видишь, какая дрянь! Насилу дотащили, про- клятые, я уже перелез вот в его бричку. – Говоря это,
Ноздрев показал пальцем на своего товарища. – А
вы еще не знакомы? Зять мой Мижуев! Мы с ним все утро говорили о тебе. «Ну, смотри, говорю, если мы не встретим Чичикова». Ну, брат, если б ты знал, как я продулся! Поверишь ли, что не только убухал четы- рех рысаков – всё спустил. Ведь на мне нет ни цепоч- ки, ни часов… – Чичиков взглянул и увидел точно, что на нем не было ни цепочки, ни часов. Ему даже по- казалось, что и один бакенбард был у него меньше и не так густ, как другой. – А ведь будь только двадцать
рублей в кармане, – продолжал Ноздрев, – именно не больше как двадцать, я отыграл бы всё, то есть кроме того, что отыграл бы, вот как честный человек, трид- цать тысяч сейчас положил бы в бумажник.
– Ты, однако, и тогда так говорил, – отвечал бело- курый, – а когда я тебе дал пятьдесят рублей, тут же просадил их.
– И не просадил бы! ей-богу, не просадил бы! Не сделай я сам глупость, право, не просадил бы. Не за- гни я после пароле на проклятой семерке утку,
10
я бы мог сорвать весь банк.
– Однако ж не сорвал, – сказал белокурый.
– Не сорвал потому, что загнул утку не вовремя. А
ты думаешь, майор твой хорошо играет?
– Хорошо или не хорошо, однако ж он тебя обыграл.
– Эка важность! – сказал Ноздрев, – этак и я его обыграю. Нет, вот попробуй он играть дублетом,
11
так вот тогда я посмотрю, я посмотрю тогда, какой он иг- рок! Зато, брат Чичиков, как покутили мы в первые дни! Правда, ярмарка была отличнейшая. Сами куп- цы говорят, что никогда не было такого съезда. У ме- ня все, что ни привезли из деревни, продали по самой выгоднейшей цене. Эх, братец, как покутили! Теперь
10
Утка – прибавка к ставке.
11
Играть дублетом – «не отделять от выигрыша, а пускать вдвое».
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)
– Ты, однако, и тогда так говорил, – отвечал бело- курый, – а когда я тебе дал пятьдесят рублей, тут же просадил их.
– И не просадил бы! ей-богу, не просадил бы! Не сделай я сам глупость, право, не просадил бы. Не за- гни я после пароле на проклятой семерке утку,
10
я бы мог сорвать весь банк.
– Однако ж не сорвал, – сказал белокурый.
– Не сорвал потому, что загнул утку не вовремя. А
ты думаешь, майор твой хорошо играет?
– Хорошо или не хорошо, однако ж он тебя обыграл.
– Эка важность! – сказал Ноздрев, – этак и я его обыграю. Нет, вот попробуй он играть дублетом,
11
так вот тогда я посмотрю, я посмотрю тогда, какой он иг- рок! Зато, брат Чичиков, как покутили мы в первые дни! Правда, ярмарка была отличнейшая. Сами куп- цы говорят, что никогда не было такого съезда. У ме- ня все, что ни привезли из деревни, продали по самой выгоднейшей цене. Эх, братец, как покутили! Теперь
10
Утка – прибавка к ставке.
11
Играть дублетом – «не отделять от выигрыша, а пускать вдвое».
(Из записной книжки Н.В. Гоголя.)
даже, как вспомнишь… черт возьми! то есть как жаль,
что ты не был. Вообрази, что в трех верстах от горо- да стоял драгунский полк. Веришь ли, что офицеры,
сколько их ни было, сорок человек одних офицеров было в городе; как начали мы, братец, пить… Штабс- ротмистр Поцелуев… такой славный! усы, братец, та- кие! Бордо называет просто бурдашкой. «Принеси-ка,
брат, говорит, бурдашки!» Поручик Кувшинников… Ах,
братец, какой премилый человек! вот уж, можно ска- зать, во всей форме кутила. Мы всё были с ним вме- сте. Какого вина отпустил нам Пономарев! Нужно те- бе знать, что он мошенник и в его лавке ничего нельзя брать: в вино мешает всякую дрянь: сандал, жженую пробку и даже бузиной, подлец, затирает; но зато уж если вытащит из дальней комнатки, которая называ- ется у него особенной, какую-нибудь бутылочку – ну просто, брат, находишься в эмпиреях. Шампанское у нас было такое – что пред ним губернаторское? про- сто квас. Вообрази, не клико, а какое-то клико-матра- дура, это значит двойное клико. И еще достал одну бутылочку французского под названием: бонбон. За- пах? – розетка и все что хочешь. Уж так покутили!..
После нас приехал какой-то князь, послал в лавку за шампанским, нет ни одной бутылки во всем городе,
всё офицеры выпили. Веришь ли, что я один в про- должение обеда выпил семнадцать бутылок шампан-
что ты не был. Вообрази, что в трех верстах от горо- да стоял драгунский полк. Веришь ли, что офицеры,
сколько их ни было, сорок человек одних офицеров было в городе; как начали мы, братец, пить… Штабс- ротмистр Поцелуев… такой славный! усы, братец, та- кие! Бордо называет просто бурдашкой. «Принеси-ка,
брат, говорит, бурдашки!» Поручик Кувшинников… Ах,
братец, какой премилый человек! вот уж, можно ска- зать, во всей форме кутила. Мы всё были с ним вме- сте. Какого вина отпустил нам Пономарев! Нужно те- бе знать, что он мошенник и в его лавке ничего нельзя брать: в вино мешает всякую дрянь: сандал, жженую пробку и даже бузиной, подлец, затирает; но зато уж если вытащит из дальней комнатки, которая называ- ется у него особенной, какую-нибудь бутылочку – ну просто, брат, находишься в эмпиреях. Шампанское у нас было такое – что пред ним губернаторское? про- сто квас. Вообрази, не клико, а какое-то клико-матра- дура, это значит двойное клико. И еще достал одну бутылочку французского под названием: бонбон. За- пах? – розетка и все что хочешь. Уж так покутили!..
После нас приехал какой-то князь, послал в лавку за шампанским, нет ни одной бутылки во всем городе,
всё офицеры выпили. Веришь ли, что я один в про- должение обеда выпил семнадцать бутылок шампан-
ского.
– Ну, семнадцать бутылок ты не выпьешь, – заме- тил белокурый.
– Как честный человек говорю, что выпил, – отвечал
Ноздрев.
– Ты можешь себе говорить, что хочешь, а я тебе говорю, что и десяти не выпьешь.
– Ну хочешь об заклад, что выпью!
– К чему же об заклад?
– Ну, поставь свое ружье, которое купил в городе.
– Не хочу.
– Ну да поставь, попробуй!
– И пробовать не хочу.
– Да, был бы ты без ружья, как без шапки. Эх, брат
Чичиков, то есть как я жалел, что тебя не было. Я
знаю, что ты бы не расстался с поручиком Кувшинни- ковым. Уж как бы вы с ним хорошо сошлись! Это не то что прокурор и все губернские скряги в нашем го- роде, которые так и трясутся за каждую копейку. Этот,
братец, и в гальбик,
12
и в банчишку, и во все что хо- чешь. Эх, Чичиков, ну что бы тебе стоило приехать?
Право, свинтус ты за это, скотовод эдакой! Поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя! Мижуев, смотри, вот судьба свела: ну что он мне или я ему? Он приехал бог знает откуда, я тоже здесь живу… А сколько бы-
12
Гальбик – карточная игра.
– Ну, семнадцать бутылок ты не выпьешь, – заме- тил белокурый.
– Как честный человек говорю, что выпил, – отвечал
Ноздрев.
– Ты можешь себе говорить, что хочешь, а я тебе говорю, что и десяти не выпьешь.
– Ну хочешь об заклад, что выпью!
– К чему же об заклад?
– Ну, поставь свое ружье, которое купил в городе.
– Не хочу.
– Ну да поставь, попробуй!
– И пробовать не хочу.
– Да, был бы ты без ружья, как без шапки. Эх, брат
Чичиков, то есть как я жалел, что тебя не было. Я
знаю, что ты бы не расстался с поручиком Кувшинни- ковым. Уж как бы вы с ним хорошо сошлись! Это не то что прокурор и все губернские скряги в нашем го- роде, которые так и трясутся за каждую копейку. Этот,
братец, и в гальбик,
12
и в банчишку, и во все что хо- чешь. Эх, Чичиков, ну что бы тебе стоило приехать?
Право, свинтус ты за это, скотовод эдакой! Поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя! Мижуев, смотри, вот судьба свела: ну что он мне или я ему? Он приехал бог знает откуда, я тоже здесь живу… А сколько бы-
12
Гальбик – карточная игра.
ло, брат, карет, и все это en gros.
13
В фортунку
14
крут- нул: выиграл две банки помады, фарфоровую чашку и гитару; потом опять поставил один раз и прокрутил,
канальство, еще сверх шесть целковых. А какой, ес- ли б ты знал, волокита Кувшинников! Мы с ним бы- ли на всех почти балах. Одна была такая разодетая,
рюши на ней, и трюши, и черт знает чего не было…
я думаю себе только: «черт возьми!» А Кувшинников,
то есть это такая бестия, подсел к ней и на француз- ском языке подпускает ей такие комплименты… По- веришь ли, простых баб не пропустил. Это он называ- ет: попользоваться насчет клубнички. Рыб и балыков навезли чудных. Я таки привез с собою один; хорошо,
что догадался купить, когда были еще деньги. Ты куда теперь едешь?
– А я к человечку к одному, – сказал Чичиков.
– Ну, что человечек, брось его! поедем ко мне!
– Нет, нельзя, есть дело.
– Ну вот уж и дело! уж и выдумал! Ах ты, Оподелдок
Иванович!
– Право, дело, да еще и нужное.
– Пари держу, врешь! Ну скажи только, к кому едешь?
– Ну, к Собакевичу.
13
В большом количестве (фр.).
14
Фортунка – игра с помощью вертящегося кружка (фортунки).
13
В фортунку
14
крут- нул: выиграл две банки помады, фарфоровую чашку и гитару; потом опять поставил один раз и прокрутил,
канальство, еще сверх шесть целковых. А какой, ес- ли б ты знал, волокита Кувшинников! Мы с ним бы- ли на всех почти балах. Одна была такая разодетая,
рюши на ней, и трюши, и черт знает чего не было…
я думаю себе только: «черт возьми!» А Кувшинников,
то есть это такая бестия, подсел к ней и на француз- ском языке подпускает ей такие комплименты… По- веришь ли, простых баб не пропустил. Это он называ- ет: попользоваться насчет клубнички. Рыб и балыков навезли чудных. Я таки привез с собою один; хорошо,
что догадался купить, когда были еще деньги. Ты куда теперь едешь?
– А я к человечку к одному, – сказал Чичиков.
– Ну, что человечек, брось его! поедем ко мне!
– Нет, нельзя, есть дело.
– Ну вот уж и дело! уж и выдумал! Ах ты, Оподелдок
Иванович!
– Право, дело, да еще и нужное.
– Пари держу, врешь! Ну скажи только, к кому едешь?
– Ну, к Собакевичу.
13
В большом количестве (фр.).
14
Фортунка – игра с помощью вертящегося кружка (фортунки).
Здесь Ноздрев захохотал тем звонким смехом, ка- ким заливается только свежий, здоровый человек, у которого все до последнего выказываются белые, как сахар, зубы, дрожат и прыгают щеки, и сосед за дву- мя дверями, в третьей комнате, вскидывается со сна,
вытаращив очи и произнося: «Эк его разобрало!»
– Что ж тут смешного? – сказал Чичиков, отчасти недовольный таким смехом.
Но Ноздрев продолжал хохотать во все горло, при- говаривая:
– Ой, пощади, право, тресну со смеху!
– Ничего нет смешного: я дал ему слово, – сказал
Чичиков.
– Да ведь ты жизни не будешь рад, когда приедешь к нему, это просто жидомор! Ведь я знаю твой ха- рактер, ты жестоко опешишься, если думаешь найти там банчишку и добрую бутылку какого-нибудь бон- бона. Послушай, братец: ну к черту Собакевича, по- едем ко мне! каким балыком попотчую! Пономарев,
бестия, так раскланивался, говорит: «Для вас только,
всю ярмарку, говорит, обыщите, не найдете такого».
Плут, однако ж, ужасный. Я ему в глаза это говорил:
«Вы, говорю, с нашим откупщиком первые мошенни- ки!» Смеется, бестия, поглаживая бороду. Мы с Кув- шинниковым каждый день завтракали в его лавке. Ах,
брат, вот позабыл тебе сказать: знаю, что ты теперь не
отстанешь, но за десять тысяч не отдам, наперед го- ворю. Эй, Порфирий! – закричал он, подошедши к ок- ну, на своего человека, который держал в одной руке ножик, а в другой корку хлеба с куском балыка, кото- рый посчастливилось ему мимоходом отрезать, выни- мая что-то из брички. – Эй, Порфирий, – кричал Нозд- рев, – принеси-ка щенка! Каков щенок! – продолжал он, обращаясь к Чичикову. – Краденый, ни за самого себя не отдавал хозяин. Я ему сулил каурую кобылу,
которую, помнишь, выменял у Хвостырева… – Чичи- ков, впрочем, отроду не видел ни каурой кобылы, ни
Хвостырева.
– Барин! ничего не хотите закусить? – сказала в это время, подходя к нему, старуха.
– Ничего. Эх, брат, как покутили! Впрочем, давай рюмку водки; какая у тебя есть?
– Анисовая, – отвечала старуха.
– Ну, давай анисовой, – сказал Ноздрев.
– Давай уж и мне рюмку! – сказал белокурый.
– В театре одна актриса так, каналья, пела, как ка- нарейка! Кувшинников, который сидел возле меня, –
«Вот, говорит, брат, попользоваться бы насчет клуб- нички!» Одних балаганов, я думаю, было пятьдесят.
Фенарди
15
четыре часа вертелся мельницею. – Здесь
15
Фенарди – известный в двадцатые годы XIX века акробат и фокус- ник.
которую, помнишь, выменял у Хвостырева… – Чичи- ков, впрочем, отроду не видел ни каурой кобылы, ни
Хвостырева.
– Барин! ничего не хотите закусить? – сказала в это время, подходя к нему, старуха.
– Ничего. Эх, брат, как покутили! Впрочем, давай рюмку водки; какая у тебя есть?
– Анисовая, – отвечала старуха.
– Ну, давай анисовой, – сказал Ноздрев.
– Давай уж и мне рюмку! – сказал белокурый.
– В театре одна актриса так, каналья, пела, как ка- нарейка! Кувшинников, который сидел возле меня, –
«Вот, говорит, брат, попользоваться бы насчет клуб- нички!» Одних балаганов, я думаю, было пятьдесят.
Фенарди
15
четыре часа вертелся мельницею. – Здесь
15
Фенарди – известный в двадцатые годы XIX века акробат и фокус- ник.
он принял рюмку из рук старухи, которая ему за то низ- ко поклонилась. – А, давай его сюда! – закричал он,
увидевши Порфирия, вошедшего с щенком. Порфи- рий был одет, так же как и барин, в каком-то архалуке,
стеганном на вате, но несколько позамасленней.
– Давай его, клади сюда на пол!
Порфирий положил щенка на пол, который, растя- нувшись на все четыре лапы, нюхал землю.
– Вот щенок! – сказал Ноздрев, взявши его за спин- ку и приподнявши рукою. Щенок испустил довольно жалобный вой.
– Ты, однако ж, не сделал того, что я тебе говорил, –
сказал Ноздрев, обратившись к Порфирию и рассмат- ривая тщательно брюхо щенка, – и не подумал выче- сать его?
– Нет, я его вычесывал.
– А отчего же блохи?
– Не могу знать. Статься может, как-нибудь из брич- ки поналезли.
– Врешь, врешь, и не воображал чесать; я думаю,
дурак, еще своих напустил. Вот посмотри-ка, Чичиков,
посмотри, какие уши, на-ка пощупай рукою.
– Да зачем, я и так вижу: доброй породы! – отвечал
Чичиков.
– Нет, возьми-ка нарочно, пощупай уши!
Чичиков в угодность ему пощупал уши, примолвив-
увидевши Порфирия, вошедшего с щенком. Порфи- рий был одет, так же как и барин, в каком-то архалуке,
стеганном на вате, но несколько позамасленней.
– Давай его, клади сюда на пол!
Порфирий положил щенка на пол, который, растя- нувшись на все четыре лапы, нюхал землю.
– Вот щенок! – сказал Ноздрев, взявши его за спин- ку и приподнявши рукою. Щенок испустил довольно жалобный вой.
– Ты, однако ж, не сделал того, что я тебе говорил, –
сказал Ноздрев, обратившись к Порфирию и рассмат- ривая тщательно брюхо щенка, – и не подумал выче- сать его?
– Нет, я его вычесывал.
– А отчего же блохи?
– Не могу знать. Статься может, как-нибудь из брич- ки поналезли.
– Врешь, врешь, и не воображал чесать; я думаю,
дурак, еще своих напустил. Вот посмотри-ка, Чичиков,
посмотри, какие уши, на-ка пощупай рукою.
– Да зачем, я и так вижу: доброй породы! – отвечал
Чичиков.
– Нет, возьми-ка нарочно, пощупай уши!
Чичиков в угодность ему пощупал уши, примолвив-