Файл: Том первыйГлава первая.pdf

могла уполномочить на совершение крепости и всего,
что следует.
– Как же, протопопа, отца Кирила, сын служит в па- лате, – сказала Коробочка.
Чичиков попросил ее написать к нему доверенное письмо и, чтобы избавить от лишних затруднений, сам даже взялся сочинить.
«Хорошо бы было, – подумала между тем про себя
Коробочка, – если бы он забирал у меня в казну муку и скотину. Нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла блинов; хорошо бы также загнуть пирог прес- ный с яйцом, у меня его славно загибают, да и време- ни берет немного». Хозяйка вышла, с тем чтобы при- вести в исполненье мысль насчет загнутия пирога и,
вероятно, пополнить ее другими произведениями до- машней пекарни и стряпни; а Чичиков вышел в гости- ную, где провел ночь, с тем чтобы вынуть нужные бу- маги из своей шкатулки. В гостиной давно уже было все прибрано, роскошные перины вынесены вон, пе- ред диваном стоял покрытый стол. Поставив на него шкатулку, он несколько отдохнул, ибо чувствовал, что был весь в поту, как в реке: все, что ни было на нем,
начиная от рубашки до чулок, все было мокро. «Эк уморила как проклятая старуха!» – сказал он, немного отдохнувши, и отпер шкатулку. Автор уверен, что есть

читатели такие любопытные, которые пожелают да- же узнать план и внутреннее расположение шкатул- ки. Пожалуй, почему же не удовлетворить! Вот оно,
внутреннее расположение: в самой средине мыльни- ца, за мыльницею шесть-семь узеньких перегородок для бритв; потом квадратные закоулки для песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодоч- кой для перьев, сургучей и всего, что подлиннее; по- том всякие перегородки с крышечками и без крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визит- ными, похоронными, театральными и другими, кото- рые складывались на память. Весь верхний ящик со всеми перегородками вынимался, и под ним находи- лось пространство, занятое кипами бумаг в лист, по- том следовал маленький потаенный ящик для денег,
выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегда так поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что наверно нельзя сказать, сколько было там денег. Чичиков тут же занялся и, очинив перо, на- чал писать. В это время вошла хозяйка.
– Хорош у тебя ящик, отец мой, – сказала она, под- севши к нему. – Чай, в Москве купил его?
– В Москве, – отвечал Чичиков, продолжая писать.
– Я уж знала это: там все хорошая работа. Третьего года сестра моя привезла оттуда теплые сапожки для детей: такой прочный товар, до сих пор носится. Ах-

ти, сколько у тебя тут гербовой бумаги! – продолжала она, заглянувши к нему в шкатулку. И в самом деле,
гербовой бумаги было там немало. – Хоть бы мне ли- сток подарил! а у меня такой недостаток; случится в суд просьбу подать, а и не на чем.
Чичиков объяснил ей, что эта бумага не такого ро- да, что она назначена для совершения крепостей, а не для просьб. Впрочем, чтобы успокоить ее, он дал ей какой-то лист в рубль ценою. Написавши письмо,
дал он ей подписаться и попросил маленький списо- чек мужиков. Оказалось, что помещица не вела ника- ких записок, ни списков, а знала почти всех наизусть;
он заставил ее тут же продиктовать их. Некоторые крестьяне несколько изумили его своими фамилия- ми, а еще более прозвищами, так что он всякий раз,
слыша их, прежде останавливался, а потом уже начи- нал писать. Особенно поразил его какой-то Петр Са- вельев Неуважай-Корыто, так что он не мог не ска- зать: «Экой длинный!» Другой имел прицепленный к имени «Коровий кирпич», иной оказался просто: Ко- лесо Иван. Оканчивая писать, он потянул несколько к себе носом воздух и услышал завлекательный запах чего-то горячего в масле.
– Прошу покорно закусить, – сказала хозяйка.
Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы,

блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, при- пекой со сняточками, и невесть чего не было.
– Пресный пирог с яйцом! – сказала хозяйка.
Чичиков подвинулся к пресному пирогу с яйцом и,
съевши тут же с небольшим половину, похвалил его.
И в самом деле, пирог сам по себе был вкусен, а по- сле всей возни и проделок со старухой показался еще вкуснее.
– А блинков? – сказала хозяйка.
В ответ на это Чичиков свернул три блина вместе и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот, а губы и руки вытер салфеткой. Повторивши это раза три, он попросил хозяйку приказать заложить его бричку. Настасья Петровна тут же послала Фетинью,
приказавши в то же время принести еще горячих бли- нов.
– У вас, матушка, блинцы очень вкусны, – сказал
Чичиков, принимаясь за принесенные горячие.
– Да у меня-то их хорошо пекут, – сказала хозяйка, –
да вот беда: урожай плох, мука уж такая неавантаж- ная… Да что же, батюшка, вы так спешите? – прого- ворила она, увидя, что Чичиков взял в руки картуз, –
ведь и бричка еще не заложена.
– Заложат, матушка, заложат. У меня скоро закла- дывают.

– Так уж, пожалуйста, не позабудьте насчет подря- дов.
– Не забуду, не забуду, – говорил Чичиков, выходя в сени.
– А свиного сала не покупаете? – сказала хозяйка,
следуя за ним.
– Почему не покупать? Покупаю, только после.
– У меня о Святках и свиное сало будет.
– Купим, купим, всего купим, и свиного сала купим.
– Может быть, понадобится птичьих перьев. У меня к Филиппову посту будут и птичьи перья.
– Хорошо, хорошо, – говорил Чичиков.
– Вот видишь, отец мой, и бричка твоя еще не гото- ва, – сказала хозяйка, когда они вышли на крыльцо.
– Будет, будет готова. Расскажите только мне, как добраться до большой дороги.
– Как же бы это сделать? – сказала хозяйка. – Рас- сказать-то мудрено, поворотов много; разве я тебе дам девчонку, чтобы проводила. Ведь у тебя, чай, ме- сто есть на козлах, где бы присесть ей.
– Как не быть.
– Пожалуй, я тебе дам девчонку; она у меня знает дорогу, только ты смотри! не завези ее, у меня уже одну завезли купцы.
Чичиков уверил ее, что не завезет, и Коробочка,
успокоившись, уже стала рассматривать все, что бы-

ло во дворе ее; вперила глаза на ключницу, выносив- шую из кладовой деревянную побратиму
7
с медом, на мужика, показавшегося в воротах, и мало-помалу вся переселилась в хозяйственную жизнь. Но зачем так долго заниматься Коробочкой? Коробочка ли, Мани- лова ли, хозяйственная ли жизнь или нехозяйствен- ная – мимо их! Не то на свете дивно устроено: весе- лое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбре- дет в голову. Может быть, станешь даже думать: да полно, точно ли Коробочка стоит так низко на беско- нечной лестнице человеческого совершенствования?
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сест- ры ее, недосягаемо огражденной стенами аристокра- тического дома с благовонными чугунными лестница- ми, сияющей медью, красным деревом и коврами, зе- вающей за недочитанной книгой в ожидании остроум- но-светского визита, где ей предстанет поле блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, за- нимающие по законам моды на целую неделю город,
мысли не о том, что делается в ее доме и в ее поме- стьях, запутанных и расстроенных благодаря незна- нью хозяйственного дела, а о том, какой политический переворот готовится во Франции, какое направление
7
Побратима – «шарообразный сосуд деревянный, с узким горлом;
кладут мед, варенье». (Из записной книжки Н.В. Гоголя.)

принял модный католицизм. Но мимо, мимо! зачем го- ворить об этом? Но зачем же среди недумающих, ве- селых, беспечных минут сама собою вдруг пронесет- ся иная чудная струя: еще смех не успел совершенно сбежать с лица, а уже стал другим среди тех же лю- дей, и уже другим светом осветилось лицо…
– А вот бричка, вот бричка! – вскричал Чичиков, уви- дя наконец подъезжавшую свою бричку. – Что ты, бол- ван, так долго копался? Видно, вчерашний хмель у те- бя не весь еще выветрило.
Селифан на это ничего не отвечал.
– Прощайте, матушка! А что же, где ваша девчонка?
– Эй, Пелагея! – сказала помещица стоявшей около крыльца девчонке лет одиннадцати, в платье из до- машней крашенины и с босыми ногами, которые из- дали можно было принять за сапоги, так они были об- леплены свежею грязью. – Покажи-ка барину дорогу.
Селифан помог взлезть девчонке на козлы, кото- рая, ставши одной ногой на барскую ступеньку, сна- чала запачкала ее грязью, а потом уже взобралась на верхушку и поместилась возле него. Вслед за нею и сам Чичиков занес ногу на ступеньку и, понагнувши бричку на правую сторону, потому что был тяжеленек,
наконец поместился, сказавши:
– А! теперь хорошо! прощайте, матушка!
Кони тронулись.

Селифан был во всю дорогу суров и с тем вместе очень внимателен к своему делу, что случалося с ним всегда после того, когда либо в чем провинился, ли- бо был пьян. Лошади были удивительно как вычище- ны. Хомут на одной из них, надевавшийся дотоле по- чти всегда в разодранном виде, так что из-под кожи выглядывала пакля, был искусно зашит. Во всю доро- гу был он молчалив, только похлестывал кнутом и не обращал никакой поучительной речи к лошадям, хо- тя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохот- ного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин. Но из угрюмых уст слышны были на сей раз од- ни однообразно неприятные восклицания: «Ну же, ну,
ворона! зевай! зевай!» – и больше ничего. Даже сам гнедой и Заседатель были недовольны, не услышав- ши ни разу ни «любезные», ни «почтенные». Чубарый чувствовал пренеприятные удары по своим полным и широким частям. «Вишь ты, как разнесло его! – думал он сам про себя, несколько припрядывая ушами. –
Небось знает, где бить! Не хлыснет прямо по спине, а так и выбирает место, где поживее: по ушам зацепит или под брюхо захлыснет».
– Направо, что ли? – с таким сухим вопросом обра- тился Селифан к сидевшей возле него девчонке, по-

казывая ей кнутом на почерневшую от дождя дорогу между ярко-зелеными, освеженными полями.
– Нет, нет, я уж покажу, – отвечала девчонка.
– Куда ж? – сказал Селифан, когда подъехали по- ближе.
– Вот куды, – отвечала девчонка, показывая рукою.
– Эх ты! – сказал Селифан. – Да это и есть направо:
не знает, где право, где лево!
Хотя день был очень хорош, но земля до такой сте- пени загрязнилась, что колеса брички, захватывая ее,
сделались скоро покрытыми ею, как войлоком, что значительно отяжелило экипаж; к тому же почва бы- ла глиниста и цепка необыкновенно. То и другое бы- ло причиною, что они не могли выбраться из просел- ков раньше полудня. Без девчонки было бы трудно сделать и это, потому что дороги расползались во все стороны, как пойманные раки, когда их высыплют из мешка, и Селифану довелось бы поколесить уже не по своей вине. Скоро девчонка показала рукою на черневшее вдали строение, сказавши:
– Вон столбовая дорога!
– А строение? – спросил Селифан.
– Трактир, – сказала девчонка.
– Ну, теперь мы сами доедем, – сказал Селифан, –
ступай себе домой.
Он остановился и помог ей сойти, проговорив

сквозь зубы: «Эх ты, черноногая!»
Чичиков дал ей медный грош, и она побрела восво- яси, уже довольная тем, что посидела на козлах.