Файл: Цветочки святого франциска.pdf

«Цветочки Святого Франциска Ассизского»
166 кто казался самому себе свершившим великий труд милосердия, отвечал весьма радостно и говорил так: «Дорогой отче мой, истинно, что я отрезал ногу оной свинье, и причина тому, отче мой, ежели милостиво пожелаешь выслушать, такова. Я из милосердия отправился проведать такого-то и такого-то больного брата», и таким образом он пересказал Святому все по порядку, как было дело, и затем добавил: «Говорю тебе, что, учитывая то утешение, которое сей наш брат обрел и радость, какую возымел он от оной ноги, истинно убежден я, что, отрежь я ноги сотне свиней вместо одной, Бог благоволил бы сему».
На что Святой Франциск с праведным пылом и великим недовольством сказал: «О брат Джинепро, зачем ты устроил сию великую распрю? Человек тот не без причины сетовал и столь гневался на нас, и, возможно, даже до сих пор злословит о нас по всему городу по причине сего дурного деяния, и истинно есть у него все причины поступать так. Посему я велю тебе, по исполнение святого послушания, дабы ты бежал за ним до тех пор, пока не догонишь его, и бросился перед ним ниц на землю и рассказал ему о своем проступке, обещая ему сотворить возмещение так, чтобы не было у него поводов жаловаться на нас, ибо, несомненно, ему была учинена весьма тяжкая обида». Брат Джинепро был весьма удивлен вышереченным словам, как были растеряны и прочие братья, дивясь тому, что кто-то может быть рассержен поступком столь милосердным, ибо ему казалось, что все сие преходящее достойно сохранения только ради того, чтобы быть милостиво разделенным с ближним. И брат Джинепро отвечал: «Несомненно, отче, я сейчас же воздам ему и успокою его. Но почему бы ему так волноваться, раз эта свинья, ногу которой я отрезал, была скорее Богова, чем его, и раз таким образом было сотворено дело столь великого милосердия?» И с этим он побежал прочь и нагнал того человека, который был разгневан сверх меры, так, что не осталось в нем ни капли сдержанности, и рассказал ему, как и зачем отрезал он ногу у оной свиньи, и говорил с таким пылом и восторгом, и радостью, будто бы он оказал тому человеку великую услугу, за которую следовало ему быть щедро вознагражденным.
Но тот, полный гнева, вне себя от ярости, жестоко поносил брата Джинепро, называя его безумцем и дураком, жалким вором и низким разбойником. И брат
Джинепро вовсе не обращал внимания на те обидные слова, но дивился в душе, ибо, хотя он возрадовался этим оскорблениям, был он все же убежден, что человек сей не понял его правильно, поскольку ему вся эта история казалась поводом скорее для радости, нежели для гнева, почему он рассказал ее еще раз и запрыгнул тому на спину и обнял его, и целовал его, говоря, что все это было сделано лишь ради милосердия, и предлагая и умоляя его отдать остальных свиней на ту же цель, и говорил так простодушно, с такой любовью и кротостью, что человек тот, успокоившись, пал пред ним ниц, не без множества слез, и, признавая, что неверно было все то, что соделал и сказал он братьям, пошел и взял ту свинью, заколол ее и, приготовив, принес весьма благочестиво и горько рыдая к Санта-Мария дельи Анджели и отдал тем праведным братьям, дабы ели они, из сожаления о том, что он сотворил им.

«Цветочки Святого Франциска Ассизского»
167
Святой Франциск, разумея простодушие и терпеливость перед лицом невзгоды оного праведного брата Джинепро, говорил своим спутникам и прочим, кто стоял вокруг: «Дай Бог, братья мои, чтобы у меня был огромный лес таких Джинепро!»
Глава II
Пример великой силы брата Джинепро против дьявола
То, что бесы не могли сносить чистоту невинности и глубокую кротость брата
Джинепро, явствует из следующего примера, а именно того, как однажды одержимый бесом, вопреки всякому своему обыкновению и в весьма дивном неистовстве внезапно отпрыгнул прочь с дороги и, мчась крайне быстро, пробежал семь миль различными дальними тропами и, будучи вопрошаем родными своими, которые в великой печали следовали за ним, отчего он столь странно бежал прочь, он отвечал: «Причина вот в чем — ибо этот безумец
Джинепро шел той дорогой, и, будучи не в силах снести его присутствия или перетерпеть, бежал я в эти леса».
И, ища доказательств тому, что сие истинно, они разведали, что брат Джинепро проходил там в тот час, точно как указал бес. Почему Святой Франциск, когда к нему приводили одержимых бесами, дабы мог он избавить их, если дьяволы не исходили немедленно по велению его, обычно говорил: «Если сейчас же не изыдешь ты из творения сего, я призову брата Джинепро придти против тебя». И тогда дьявол, страшась присутствия брата Джинепро и будучи не в силах сносить добродетель и кротость Святого Франциска, немедленно исходил.
Глава III
Как кознями дьявола брат Джинепро был приговорен к виселице
Однажды дьявол, желая устрашить брата Джинепро и повергнуть его в стыд и скорбь, отправился к некому весьма жестокому тирану по имени Николо, который тогда воевал с городом Витербо, и сказал: «Синьор, посмотри хорошенько на сей град твой, ибо нынче великий изменник идет сюда, посланный людьми из
Витербо, дабы неотвратно убил он тебя и сжег град сей. И чтобы доказать, что сие истинно так, даю я тебе следующие приметы: он идет под видом нищего, в одежде изоравнной и покрытой заплатками и в изорванном капюшоне на плечах. Он несет при себе шило, дабы убить тебя, а также имеет кремень и стальное кресало, дабы поджечь град сей. И если найдешь ты, что сие все неправда, казни меня, как будет угодно тебе».
При сих словах Николо пришел в сильное смятение и страх, ибо тот, кто говорил ему слова сии, был в глазах его достойным человеком. И повелел он, дабы стража усердно несла несла дозор, и чтобы, если человек сей с вышереченными приметами, придет, был он тотчас же приведен к нему.

«Цветочки Святого Франциска Ассизского»
168
Тем временем брат Джинепро шагал в одиночестве, ибо, по причине его совершенства, было дозволено ему ходить и пребывать одному, как ему было угодно. И, шествуя, встретил он неких беспутных юношей, которые насмехались над ним и принялись дразнить его, но всем этим он был нимало не обеспокоен, но скорее подзадоривал их еще больше подшучивать над ним. И когда он подходил к воротам города, стражники, увидев его в столь бедственном состоянии, в одежде, едва прикрывавшей его, да и то всей разорванной, (ибо по пути он, ради любви к
Богу, отдал часть своей рясы бедняку и совсем не выглядел как брат-минорит), заметив в его внешности приметы, данные им, силой притащили его к тирану
Николо, и когда служителям было велено обыскать его, дабы удостовериться, нет ли при нем какого-либо преступного оружия, они нашли в его рукаве шило, которым он имел обычай починять свои сандалии, также нашли они кремень, который он носил, дабы разжигать костер, ибо погода стояла прекрасная, и он частенько находил приют в лесах и пустынных местах.
Теперь, когда Николо увидел эти приметы, согласные с теми, которые дал дьявол, обвинявший брата Джинепро, повелел он обмотать жгут вокруг его головы, и так и было сделано, да с такой суровостью, что жгут целиком вошел в плоть брата
Джинепро. И затем подвесил он его на дыбе, и руки его тянули и выдергивали, и все его тело было подвергнуто пыткам без жалости. И когда Николо спрашивал брата Джинепро, кто тот таков, брат Джинепро отвечал: «Я весьма великий грешник». И когда он спросил, не хотел ли тот изменить городу и предать его людям из Витербо, брат Джинепро отвечал: «Я весьма великий изменник и не заслуживаю ничего хорошего». И когда его спросили, хотел ли он убить тирана
Николо тем шилом и сжечь город, он отвечал: «Гораздо более великое и худшее сделал бы я, ежели бы Бог попустил». Тогда Николо, охваченный гневом, не стал более допрашивать его, но, исполнясь ярости, немедля приговорил брата
Джинепро как изменника и убийцу, повелев привязать его к хвосту лошади и протащить через город к виселице, а там — тотчас же повесить за шею.
И брат Джинепро никак не защищался, но, поскольку любящий Бога ликует в скорбях, был весьма радостен и доволен. И когда повеление тирана было приведено в исполнение, и брата Джинепро протащили через город привязанным к хвосту лошади, он не жаловался и не сетовал ничуть, но как кроткий агнец, ведомый на заклание, вел себя со всей кротостью. На это зрелище и скорое правосудие сбежались все люди, дабы посмотреть, как его будут быстро и сурово казнить, и ни один человек не узнал его. Тем не менее, поскольку Бог пожелал сего, один добрый человек, видевший, как брата Джинепро схватили, и который ныне видел, как его тут же потащили на казнь, побежал к братьям-миноритам и сказал: «Ради Бога, молю вас, пойдемте быстрее, ибо схватили бедного нищего, и тут же был вынесен приговор ему, и влекут его прочь на смерть. Придите хотя бы для того, чтобы мог он предать душу свою в руки ваши, ибо мне он показался добрым человеком, и не было у него времени исповедаться, и волокует его на виселицу, а он будто бы и не тревожится ни о смерти, ни о спасении своей души.
Ох! Пойдемте быстрее, умоляю вас».

«Цветочки Святого Франциска Ассизского»
169
Гвардиан (Наместник - переводчик) монастыря, который был человеком жалостливым, сразу отправился с ним, чтобы попытаться спасти душу несчасного, но, когда они пришли, посмотреть на казнь собралось уже столько народу, что
Гвардиан не мог протолкнуться через толпу, посему он стоял и смотрел, не будет ли удачного момента, чтобы пройти, и, когда он так смотрел, услышал он голос из толпы, говоривший: «Нет, не надо, озорники, не раньте мне ноги». При звуках этого голоса Гвардиан заподозрил, что это был брат Джинепро, и с пылом духовным бросился протискиваться между людьми, и сорвал повязку с лица человека и тогда увидел наверное, что это был брат Джинепро. Посему Гвардиан из жалости хотел было снять с себя рясу, дабы прикрыть ею брата Джинепро, но тот с веселым выражением лица, как если бы шутя, сказал: «О Гвардиан, ты человек толстый, и обнаженным будешь являть собой весьма неприглядное зрелище. Я этого не допущу».
Тогда Гвардиан со слезами и плачем молил палачей и всех людей сжалиться и повременить немного, пока он сходит, чтобы заступиться перед тираном за брата
Джинепро, — вдруг он послушает его и смилуется. Палачи и стоящие вокруг согласились, сочтя, к тому же, что брат Джинепро доводился Гвардиану родичем.
И благочестивый и добросердечный Гвардиан пришел к тирану Николо, горько рыдая, и говорил: «Синьор, я в таком смущении и скорби, что язык мой не может выразить, ибо кажется мне, что сегодня в граде сем совершается величайший грех и величайшая несправедливость из всех, что свершалась когда-либо во дни праотцев наших. И верю я, что свершается сие по неведению».
Николо терпеливо выслушал Гвардиана и спросил: «Что это за великое преступление и несправедливость, свершающаяся сегодня в граде сем?» Гвардиан отвечал: «Владыка мой, один из праведнейших братьев, пребывающих ныне в
Ордене Святого Франциска, (который ты весьма почитаешь) осужден тобой на столь жестокую смерть, и несомненно, я убежден, без основания». Сказал Николо:
«Так говори же, Гвардиан, кто это такой? Возможно, не узнав его, я свершил великую ошибку». Сказал Гвардиан: «Тот, кого ты приговорил к смерти, есть брат
Джинепро, спутник Святого Франциска».
Тиран Николо был поражен, ибо был наслышан о славе и праведной жизни брата
Джинепро. И, побледнев, как человек, охваченный ужасом, бежал он с
Гвардианом и прибежал к брату Джинепро и отвязал его от хвоста лошади и освободил его, и перед всем народом пал ниц на землю перед ним и, горько рыдая, признал свою вину в тех ранах и оскорблениях, которые претерпел из-за него праведный брат, и добавил: «Истинно верю, что дни дурной жизни моей близятся к концу, ибо я так пытал сего праведника без всякой на то причины. За дурную жизнь мою Бог попустит мне вскорости умереть скорбной смертью, хотя и свершил я сие по неведению». Брат Джинепро охотно простил тирана Николо, но по Божьему попущению через несколько дней тиран Николо закончил жизнь свою весьма жестокой смертью. А брат Джинепро, явив назидание народу сему, покинул город.

«Цветочки Святого Франциска Ассизского»
170
Глава IV
Как брат Джинепро, из любви к Богу, отдал нищему, что мог
Такую жалость и сострадание питал брат Джинепро к нищим, что всякий раз, увидев кого-нибудь плохо одетого или обнаженного, имел он обыкновение тотчас же снимать с себя тунику или капюшон, или рясу и отдавать ее бедняку. Посему
Гвардиан повелел ему, ради добродетели послушания, не отдавать ни всю свою тунику, ни часть рясы никому из нищих.
Случилось так, что через несколько дней встретил брат Джинепро бедняка, который был почти что голый, и тот попросил у брата Джинепро подаяния ради любви к Богу. С великим состраданием сказал он ему: «У меня нет ничего, что я могу дать тебе, кроме моей туники, и начальствующий мой повелел мне по добродетели послушания не давать никому ни ее, ни части рясы моей. Однако если ты снимешь ее со спины моей, я не скажу тебе ничего».
Брат Джинепро говорил не в глухие уши, ибо бедняк тот тут же стянул с него тунику через голову и был с ней таков, оставив брата Джинепро обнаженным. И когда он вернулся в Обитель и был вопрошаем, куда делась его туника, он отвечал:
«Один добрый человек стянул ее с моей спины и убежал с ней». И добродетель сострадания возрастала в нем столь обильно, что в конце концов он уже не довольствовался тем, что отдавал тунику свою, но раздавал также книги, и облачения, и мантии, и на что бы не наложил он руки свои, он отдавал нищим. И по сей причине братья ничего не оставляли без присмотра, ибо брат Джинепро раздавал всѐ, ради любви к Богу и во славу Его.
Глава V
Как брат Джинепро оборвал колокольчики с алтаря
и, ради любви к Богу, отдал их
Однажды брат Джинепро был в Ассизи на Рождество Христово, и пребывал в глубокой медитации пред алтарем в Монастыре, и алтарь тот был весьма богато покрыт и украшен. По мольбе ризничего, брат Джинепро остался охранять оный алтарь, пока ризничий пошел поесть. И в то время, когда находился он в благочестивых размышлениях, нищенка попросила у него подаяния ради любви к
Богу.
На сие брат Джинепро ответил ей так: «Подожди немного, а я посмотрю, не смогу ли я дать тебе чего-нибудь от этого алтаря, убранного столь богато». У алтаря того был золотой фриз, весьма красивый и пышный, с маленькими серебряными колокольчиками, очень дорогими. Сказал брат Джинепро: «Колокольчики сии суть излишество», и, взяв нож, обрезал их все с фриза. И из сострадания он отдал их нищенке. Ризничий же на третьем или четвертом глотке вспомнил обычай