Файл: Н. Н. Федотова cоциальнофилософский анализ взаимоотношений экономики и общества Глобальный капитализм три великие трансформации Культурная революция Москва 2008 Научная монография.pdf

259
Глава 3. Новые формы социальной организации
богатыми, в особенности если речь идет о бедных и богатых странах, противостоят религиозным целям, лишают потребление национальной специфики
1
Однако если потребительство и консьюмеризм могут встретиться везде и даже не всегда как следствие вестернизации, а при капитализме это — универсальная черта, обозначающая символы действительного или изображаемого статуса, потребительские общества возникают в определенный период и содержат в этом названии другой, более узкий смысл.
Потребительское общество на Западе формируется в
1950-е годы и получает особое развитие в новом индустриальном обществе с его техноструктурой в качестве нового проекта организации производства,
при котором ненужный из-за развития техники производитель работает на производство в сфере потребления.
Как показывает Бодрийяр, «основной проблемой современного ка- питализма (книга Бодрийяра опубликована в
1970 году. — Авт.) больше не является противоречие между “максимизацией прибыли” и “рацио- нализацией производства” (уровень предпринимателя); ею является противоречие между потенциально бесконечной производительностью
(уровень техноструктуры) и необходимостью сбыта продуктов. На этой фазе для системы становится жизненно необходимым контролировать не только аппарат производства, но и потребительский спрос, не только цены, но и то, что будет запрошено по этим ценам»
2
. Таким образом, свобода потребителя в потребительском обществе — это организованное капитализмом его участие в потреблении ради роста производства. Сим- волический, знаковый характер потребления как завоевания престижа, статуса, самоуважения позволяет Бодрийяру говорить о критике поли- тической экономии знака. Она включает понимание потребления как логики зна чения, как структуры обмена и дифференциации, системы потребностей и потребления как производительных сил. Консью ме рист
1
См.:
Stearns P.N. Consumerism in World History. The Global Transformation of Desire. N.Y.,
200l. P. 153–159.
2
Бодрийяр Ж. Общество потребления. М.,
2006. С. 99.

260
— производительная сила производства
1
. Это торжество организован ной современности.
Но уже давно, с
30-х годов XX века, автономный и ответственный индивид, как это отмечено Х. Ортега-и-Гассетом, превратился в массо- вого усредненного индивида.
Консьюмеризм создает также политические иллюзии и у масс, и у теореиков, в частности, у Вагнера, о будущем либеральном капитализме, ориентированном на человека.
1
Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М.,
2007. С. 67–
105.

261
Глава 4. Реконвенционализация опыта второй современности: студенческий бунт, анархистские настроения и подъем Азии в 1970–1980-е годы
Разумеется, организованная мощь Второй великой трансформации, пре- одолевшей принципы либерализма и дезорганизации, присущие войне, начавшей слом либерального капитализма, оказалась чрезвычайной, и, на первый взгляд, навсегда достигнутой.
а) «Восстание масс»
Этот термин ввел Х. Ортега-и-Гассет, и он получил применение для по- каза доминирования усредненной массы в культуре, для характеристи- ки массы как популистски легитимируемой идеями фашизма. Но люди, которые восстали в
60-е годы, не имели отношения к фашизму или не- навидели его.
Однако именно на пике организации после формирования общества потребления начался кризис, который состоял в том, что массы и моло- дежь не захотели остановиться лишь на предоставленном им статусе.
После романа Р. Мерля «За стеклом», трудов философов Франкфуртской школы, очевидного опыта лидеров молодежного бунта превратить мар- гинальность в путь к истеблишменту, реконвенционализация имела достаточно ясные черты по своим следствиям: сломать доминирующую организационную структуру, техноструктуру, кланы, кастовость. Видный деятель образования, французский профессор из семьи маршалла Нея, рассказывала одному из нас: когда в
1968 году во Франции начались студенческие бунты и группа ее однокурсников вышла на улицу, роди- тели — отец, крупный инженер, явно входивший в техноструктуру, и мать — светская львица, заперли ее в квартире. У нее не было причин бунтовать. Но она боялась презрения группы. По водосточной трубе она спустилась с шестого этажа, присоединилась к студентам. «И теперь,
— говорила она двадцать лет спустя, — я понимаю, что была участником грандиозной революции против кастового общества Франции и тех, кто хотел держать нас в состоянии организованности».

262
Вторая великая трансформация: между двух глобализаций (
1914–1989)
Напомним, что в периодизации современности П. Вагнера, казалось бы, ничем не приметный конец
1960-х годов в его схеме оказывается гра ницей, определяющей конец организованного капитализма и органи- зованной современности, начавшихся с Первой мировой войны. Почему именно это время? Это годы появления потребительского общества на
Западе, субстанционального характера его массовой культуры. За ним последуют молодежные бунты
1968 года, направленные как раз против господства техноструктуры, закрепляющей социальные роли организо- ванного капитализма и создающего у молодежи ощущение отсутствия перспектив.
Объективное порождение массовой культуры западным капитализ- мом на стадии потребительского общества или позднего индустриализ- ма описано в литературе. Американский автор Ф. Джеймсон определяет культурную логику позднего капитализма как постмодернизм, создаю- щий более многообразные и менее консервативные формы
1
. Стираются границы между «высокой культурой» и массовой, или коммерческой, культурой, ибо всюду возрастают повторение и эклектицизм. Попу ляр- ность становится признаком демократизма. Именно это приводит к тому, что культура не выделяется им в отдель ную сферу, а рассматривается как пронизывающая социальную, по литическую и экономическую жизнь.
Джеймсон следует за Ж. Бод рийяром, который показал принципы фор- мирования «гиперреальной культуры» через имиджи и симулякры или копии без оригинала. В культуре начинают господствовать «ценности знака», потребление которых обеспечивает статус и власть. Имидж и реальность совпадают. Знаки более не имеет референта во внешней объективной реальности; они сами становятся реальностью. Дисней- ленд, компьютерные игры, телевидение создают культурные гиперреаль- ности. Теряется идентичность, ощущение собственного «Я». Культура как «вторая природа» всегда имела символический пласт и ценностное содержание. Но она не оставляла у человека чувства, что жизнь общества творится за его спиной и независима от него, поскольку за символами стояли определенные реалии. Этот тип культуры производит массовое общество как закономерный продукт капитализма, появившийся на поздней индустриальной стадии.
Коммерциализации массовой культуры приводит к тому, что в от- ношении ее продуктов прямо действует упомянутый «закон» неолибе- рализма, согласно которому деятельность первичного агента экономи- ческой жизни детерминируется прежде всего его экономическим инте-
1
Jameson F. Postmodernism or the Cultural Logic of Late Capitalism. Duke,
1991.

263
Глава 4. Реконвенционализация опыта второй современности:
студе н ческий бунт, анархистские настроения и подъем Азии…
ресом, суть которого в максимизации индивидуальной полезности при минимизации издержек (получении максимума удо вольствия за мини- мальную плату). Это характеризует поведение «экономического чело- века», которое «человек с улицы» распространяет на все сферы жизни, в том числе и на отношение к другому человеку, подобно тому, как по- нятие бизнеса распространилось на все виды работы. Если классический либеральный капитализм преобразовывал автономного и ответствен- ного индивида в «человека модульного», а последнего — в «экономиче- ского человека», то организованный ка питализм превратил «модульно- го человека» в мас сового человека потребительского общества, упро- щенный вариант «человека экономического».
Наиболее сложным в критике массовой культуры является невоз- можность убедить массу в том, что она манипулируема капиталом и ка питалистическим производством в ориентации на него. Люди, не нуж- ные больше производству, включаются в него через потреболение. Мас- совая и потребительская культура «организована» капитализмом, но вышла из-под его контроля, подчиняясь новому господству рыночных отношений в данной сфере. Бунт против организации и манипуляции сам наследовал черты организации и манипуляции.
Это время таких значительных перемен, что концепции модерна, современности, явно меняющейся, стал активно противостоять эк лек- ти ческий, иронический и невнятный «пост» (модернизм). Он фиксиро- вал и даже творил изменения, как оказалось, кратковременные, но соз- дающие экспансию его идей.
б) Вызов Азии в 70–80-е годы XX века (Япония и «тигры»)
Сложность трактовок азиатского опыта: модернизация, догоняющая модернизация, посnмодернизация когнитивно ре конвенционализиро- ва ла прежние представления о том, что только догоняющая модерниза- ция или вестернизация (как более прими тивный вариант) характери- зуют модернизацию незападных стран.
А. Смит проводил параллель между неравенством капиталистов и ра бочих и неравенством стран в их развитии. Он надеялся на то, что когда-нибудь это неравенство будет устранено и возникнет некий эк- вилибриум в развитии стран Европы и Азии. Позже эта идея не получи- ла развития. М. Вебер прямо считал это невозможным, и думал так не только об Азии, но и России, изучив первую русскую революцию
1905 года.
Сценарий смены духовной идентичности как часть проекта дого- няющей модернизации предполагал, что духовные черты граждан мо- дернизирующегося общества и особенности их обычного поведения,

264
Вторая великая трансформация: между двух глобализаций (
1914–1989)
например в России — коллективизм, стойкость, «притерпелость» к тя- готам жизни, патриотизм, вера в авторитеты, низкие потребительские ожидания, зависть и неприязнь к богатству, — являются очевидным препятствием развития и процветания страны. Идея сме ны духовной идентичности укоренилась во всех российских реформах.
В течение долгого времени западная модель развития воспринима- лась как путь всего незападного мира. Так можно было утверждать до тех пор, пока среди незападных стран не появились собственные об- разцы и центры развития, не имитирующие Запад. Экономический рост стран Юго-Восточной Азии является впечатляющим. Измерение степе- ни развитости в
1970-е годы вело уже свой отсчет не от стран Запада, а от Японии — самой развитой страны региона, успешно конкурирующей в экономической и технологической сфере со странами Запада. Согласно классификации вьетнамского исследователя Х.Л. Хая в Юго-Восточной
Азии на основе уровня развития, скорости роста экономики и техноло- гических инноваций, среднего дохода на душу населения можно выде- лить четыре «эшелона развития»:
1. К первому, безусловно, принадлежит Япония, имеющая в 1980-е годы самый большой экономический и технологический потенциал. Ее неожиданный подъем привел к тому, что ее стали причислять к странам
Запада. Но бурный рост Японии оборвался в 90-е годы по причинам, для которых нет убедительных объяснений.
2. Ко второму эшелону развития Азии относятся страны НИС (но вые индустриальные страны) первого поколения — Южная Корея, Гонконг,
Тайвань и Сингапур. Эти страны особенно быстро развивались в течение трех десятилетий и известны под именем «тигров», или «драконов»,
Азии.
3. Страны НИС второго поколения — группа стран Юго-Восточ ной
Азии — Индонезия, Малайзия, Таиланд и Филиппины. Скорость их раз- вития ниже, чем у «драконов», но их развитие является быстрым и ста- бильным.
4. Остальные страны Юго-Восточной Азии, а точнее, Индокитая, включая Северную Корею, Китай, Вьетнам, Лаос, Кампучию. Исклю- чение составляет Бруней, развивающийся за счет экспорта сырья. Все эти страны сделали колоссальный скачок в своем развитии в конце XX века.
Но, говоря об особенностях Азии в последние десятилетия XX века, исследователи имели в виду не только новых стран-лидеров. Многие страны объединены принадлежностью к азиатскому региону — Австра- лия, Бангладеш, Индия, Индонезия, обе Кореи, Китай, Новая Зеландия,
Россия, Филиппины, Шри-Ланка, Япония и др.

265