Файл: Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания.pdf

Социальное конструирование реальности
Трактат по социологии знания
Бергер П., Лукман Т.
Berger, P. L., Luckmann, T. The Social Construction of Reality. A Treatise on sociology of Knowledge.
1966.
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. —
М.: «Медиум», 1995. — 323 с.
Перевод Е. Руткевич. Художник Е. Михельсон.
©
Издательство «Медиум», перевод на русский язык 1995.
ISBN 5-85691-036-2
Издательство «Медиум», Россия, Москва, проспект Мира, 18. Тираж 8000.
Содержание
Содержание
1
Вступление
2
Предисловие
3
Введение. Проблема социологии знания
4
Глава I. Основы знания повседневной жизни 12 1. Реальность повседневной жизни 12 2. Социальное взаимодействие в повседневной жизни 16 3. Язык и знание в повседневной жизни 18
Глава II. Общество как объективная реальность 24 1. Институционализация 24
а. Организм и деятельность 24
б. Истоки институционализации 27
в. Седиментация и традиция 33
г. Роли
35
д. Границы и способы институционализации 38 2. Легитимация
44
а. Происхождение символических универсумов 44
б. Концептуальные механизмы поддержания универсума 50
в. Социальная организация поддержания универсума 55
Глава III. Общество как субъективная реальность 61 1. Интернализация реальности 61
а. Первичная социализация 61
б. Вторичная социализация 65
в. Поддержание и трансформация субъективной реальности 69 2. Интернализация и социальная структура 76 3. Теории идентичности 81 4. Организм и идентичность 84
Заключение: Социология знания и социологическая теория 86
Примечания
88
Введение: Проблема социологии знания 88
I. Основы знания повседневной жизни 90
II. Общество как объективная реальность 90
III. Общество как субъективная реальность 95
E. Д. Руткевич. Вступление
Предисловие
Введение: Проблема социологии знания
Глава I. Основы знания повседневной жизни 37 1. Реальность повседневной жизни 37 2. Социальное взаимодействие в повседневной жизни 52 3. Язык и знание в повседневной жизни 60
Глава II. Общество как объективная реальность 80 1. Институционализация 80 а. Организм и деятельность 80

2
б. Истоки институционализации 89 в. Седиментация и традиция 113 г. Роли 120 д. Границы и способы институционализации 131 2. Легитимация 151 а. Происхождение символических универсумов 151 б. Концептуальные механизмы поддержания универсума 170 в. Социальная организация поддержания универсума 190
Глава III. Общество как субъективная реальность 210 1. Интернализация реальности 210 а. Первичная социализация 210 б. Вторичная социализация 224 в. Поддержание и трансформация субъективной реальности 239 2. Интернализация и социальная структура 263 3. Теории идентичности 279 4. Организм и идентичность 290
Заключение: Социология знания и социологическая теория 296
Примечания 303
(3:)
Вступление
Социология знания представляет собой одну из самых «философичных» социологических дисцип- лин, поскольку ее предметом является возникновение и функционирование различных форм мышле- ния и знания в том или ином социально-культурном контексте. К этим формам относятся религиоз- ные и философские учения, научные теории, политические идеологии, художественные произведения и стили искусства и т д. Установление такого рода зависимостей совсем не обязательно означает све- дение сложных духовных образований к экономическим мотивам, воле к власти или инстинктивным влечениям. Сам термин «социология знания» был введен М. Шелером, который был принципиаль- ным противником такого рода редукционизма. Затем, во многом благодаря трудам К. Мангейма, это направление приживается в англоязычной социологии. В настоящее время социология знания иссле- дует проблемы детерминации, форм передачи и хранения знания, социальной обусловленности типов мышления в различные периоды истории, типологии производителей знания, институциональных форм духовного творчества и т.д. Тем самым она является как бы ядром целого ряда других социоло- гических дисциплин: социологии науки, религии, искусства, имеющих, однако, свои особенности.
Феноменологическая социология знания, сторонниками которой являются авторы книги «Соци- альное конструирование реальности», ориентирована не столько на изучение специализированных форм знания, вроде науки, а на «повседневное знание», реальность «жизненного мира», предшест- вующую всем теоретическим системам. При обилии идейных источников, которые (4:) рассматрива- ются в начале книги, главным, безусловно, является феноменология Э. Гуссерля, переработанная А.
Шюцем в феноменологическую социологию. Но детальная разработка основных категорий и тем со- циологии знания в феноменологической перспективе, принадлежит именно П. Бергеру и Т. Лукману.
После выхода работы «Социальное конструирование реальности» это направление получает широ- кую известность и вес в американской и немецкой социологии.
Можно сказать, что данное произведение представляет собой достаточно органичное соединение традиций американской социологии и социальной психологии (прежде всего «символического инте- ракционизма») с немецкой философией и социологией. Помимо феноменологии Гуссерля, очевид- ным является влияние на авторов философской антропологии (один из ее основоположников, Г.
Плесснер, даже написал предисловие к немецкому изданию книги). Такому синтезу способствует
«двуязычие» авторов: П. Бергер в молодости эмигрировал в США из Австрии, Т. Лукман (профессор социологии в Констанце, ФРГ) долгие годы учился и работал в Америке, а основные его труды выхо- дили сначала по-английски, а потом, в авторской редакции, по-немецки.
Вряд ли есть смысл пересказывать содержание книги. Она послужила фундаментом для после- дующих трудов Лукмана по социологии языка и «протосоциологии», равно как и для многочислен- ных произведений Бергера в области социологии религии. Бергер является автором целого ряда книг, ставших в США «бестселлерами»: «Священная завеса», «Слухи об ангелах», «Еретический импера- тив», «Пирамиды жертв», «Капиталистическая революция». Им написано несколько учебников по социологии. Кроме того, Бергер является одним из ведущих представителей американского неокон- серватизма, критиком как различных «левых» теорий, так и практики «реального социализма». В по- следние годы в центре его внимания находится тема модернизации, перехода традиционных обществ

3
к капиталистическому. Он является директором Бостонского института изучения (5:) экономической культуры, в котором реализуется ряд международных исследовательских проектов. Соавторами дру- гих работ Бергера являются известные американские и немецкие социологи (Р. Нейхауз, Х. Кельнер), можно говорить о создании им собственной «школы», правда, без какой бы то ни было догматически принятой доктрины.
«Социальное конструирование реальности» разительно отличается от других работ Бергера и Лук- мана по стилю и содержанию. Они умеют писать популярно и для широкого читателя, тогда как эта книга написана для специалистов, содержит в себе, наряду с живыми примерами, философский ана- лиз основополагающих категорий социологической теории. Основную тему книги можно сформули- ровать следующим образом: как человек создает социальную реальность и как эта реальность создает человека.
Хотя Бергер и Лукман в равной мере принадлежат к феноменологической социологии и являются учениками Шюца, между ними имеются немалые различия. Если Лукман довольно последователен и органичен в своей ориентации на феноменологию, будучи методологом, разрабатывающим проблемы
«протосоциологии» или «социологии жизненного мира», то Бергера можно назвать эмпириком в хо- рошем смысле этого слова. От разработки теоретико-методологических принципов он переходит к конкретным явлениям, структурам, институтам. При этом он использует не только феноменологию
Гуссерля и Шюца, но в равной степени теории и методы других философов и социологов, прежде всего М. Вебера. В «Социальном конструировании реальности» одни главы написаны при большом участии Лукмана, любителя тщательного описания всякого рода «типизации», тогда как «расшиф- ровки» социологических категорий на конкретном материале принадлежат, скорее, Бергеру. Но книга представляет собой единое целое, и различие ориентации и установок соавторов ведет не к эклектике, а к плодотворному синтезу абстрактной теории и эмпирического знания.
Е. Д. Руткевич (6:)
Предисловие
Эта книга была задумана как систематический теоретический трактат по социологии знания. По- этому в наши цели не входили ни исторический обзор данной дисциплины, ни толкование учений различных авторов на том или ином этапе развития социологической теории, ни показ того, что мог- ло бы возникнуть в результате синтеза этих различных учений. В наши цели не входила и полемика.
Критические замечания по тем или иным теоретическим вопросам были даны (не в тексте, а в приме- чаниях) только там, где это способствует более глубокому пониманию нашей собственной аргумен- тации.
Сущность нашей аргументации изложена во втором и третьем разделах книги («Общество как объективная реальность» и «Общество как субъективная реальность»). Во втором разделе излагается наше понимание проблем социологии знания. В третьем разделе показано, как применяется это по- нимание к уровню субъективного сознания, выступающее тем самым в роли теоретического моста, соединяющего социологию знания с проблемами социальной психологии. Первый раздел представ- ляет собой то, что лучше всего можно назвать философскими пролегоменами к нашей аргументации в контексте феноменологического анализа реальности повседневной жизни («Основы знания повсе- дневной жизни»). Читатель, которого интересует лишь социологическая аргументация, может про- пустить эту главу, но он должен иметь в виду, что некоторые ключевые понятия, использующиеся впоследствии, определяются именно здесь. Хотя наша цель не имеет исторического характера, мы должны объяснить, почему и чем наша концепция социологии знания отличается от тех (7:) концеп- ций, которые обычно подразумеваются под этим названием. Это мы делаем во введении. И в конце мы даем некоторые заключительные примечания для того, чтобы показать, что мы воздаем должное как социологической теории вообще, так и определенным областям эмпирических исследований, к которым мы обращаемся в процессе нашей работы.
Логика нашей аргументации неизбежно приводит к определенным повторам.Так, некоторые про- блемы, рассматривающиеся в первом разделе в рамках феноменологических скобок, во втором разде- ле анализируются уже вне этих скобок с целью показать их эмпирический генезис, а в третьем разде- ле они вновь становятся предметом нашего исследования, но уже на уровне субъективного сознания.
Насколько возможно, мы старались сделать эту книгу читабельной, не нарушая ее внутренней логи- ки. И мы надеемся, что читатель поймет причины этих повторов, которые были неизбежны.
Ибн-Аль-Араби — великий мусульманский мистик, восклицает в одной из своих поэм: «О, Аллах, избави нас от моря имен!» Мы часто повторяли это восклицание в своих лекциях по социологической теории. Поэтому мы решили исключить все имена из данной аргументации, которую можно считать выражением нашей собственной позиции без постоянных ссылок на авторитеты типа «Дюркгейм го- ворит это», «Вебер говорит то», «Здесь мы согласны с Дюркгеймом, но не с Вебером», «Мы полага-

4
ем, что Дюркгейм был неправильно понят в этом вопросе» и т.д. Эта наша позиция, не возникающая ex nihilo, прозрачна на каждой странице, и мы хотим, чтобы ее судили по ее собственным заслугам, а не исходя из ее экзегетических или синтетических аспектов. Поэтому все ссылки как на аргументы, так и на источники, к которым мы обращаемся, помещены в примечания (хотя всегда кратко). В ре- зультате эти примечания стали довольно пространными. Это не значит, что мы отдаем дань ритуалам научности (Wissenschaftlichkeit), скорее это отвечает требованиям исторической признательности.
Проект этой книги впервые был задуман летом 1962 года в ходе неторопливых бесед на прогулках
(8:) в Альпах, в Западной Австрии. Первоначальный план книги был составлен в начале 1963 г. В то время предполагалось участие еще одного социолога и двух философов. Другие участники по разным причинам были вынуждены отказаться от активной работы в проект, но мы хотим выразить благо- дарность и большую признательность за постоянные критические замечания Хансфриду Кельнеру (в настоящее время работающим во Франкфуртском университете) и Стенли Пулбергу (ныне работаю- щему в Ecole Pratique des Hautes Etudes).
Насколько мы обязаны позднему Альфреду Шюцу, станет ясно из последующего изложения. Од- нако уже сейчас нам хотелось бы отметить, какое большое влияние на наше мышление оказали уче- ние и работы Шюца. Наше понимание Вебера во многом обусловлено учением Карла Майера
(Graduate Faculty, New School for Social Research), так же как наше понимание Дюркгейма обусловле- но интерпретацией Альберта Соломона (Graduate Faculty). Лукман, вспоминая плодотворные беседы как во время обучения в колледже Хобарта, так и в ряде других случаев, хотел бы выразить призна- тельность Фридриху Тенбруку (Франкфуртский университет). Бергер хотел бы поблагодарить Курта
Вольфа (Brandeis University) и Антона Зийдерфельда (University Leiden) за их критические замечания и интерес к идеям, воплощенным в этой книге.
В работах подобного рода обычно выражают признательность и тем, кто внес свой косвенный вклад: женам, детям и т.п. Только для того, чтобы нарушить этот обычай, мы хотели бы посвятить эту книгу некоему Jodler из Бранд-Форарльберга. Тем не менее мы хотим поблагодарить Бригитту
Бергер (Hunter College) и Бениту Лукман (University Freiburg) не только за исполнение ими семейных ролей, не имеющих к науке никакого отношения, но и за их критические замечания как ученых и от- каз от того, чтобы наша работа производила легкое впечатление.
Питер Бергер
Graduate Faculty New School for Social Research
Томас Лукман
University Frankfurt (9:)
Введение. Проблема социологии знания
Основные положения аргументации этой книги содержатся уже в ее названии и подзаголовке: ре- альность социально конструируется, и социология знания должна анализировать процессы, посредст- вом которых это происходит. Ее ключевые термины — «реальность» и «знание» — термины, которые используются не только в повседневной речи, но и в философской традиции, имеющей длительную историю. Сейчас нет нужды обсуждать семантические сложности повседневного или философского использования этих терминов. Для наших целей достаточно определить «реальность» как качество, присущее феноменам, иметь бытие, независимое от нашей воли и желания (мы не можем «от них от- делаться»), а «знание» можно определить как уверенность в том, что феномены являются реальными и обладают специфическими характеристиками. Именно такой (надо сказать, упрощенный) смысл вкладывают в данные термины и рядовой человек, и философ. Обычный человек живет в мире, кото- рый является «реальным» для него, хотя и не все его аспекты «реальны» для него (10:) в равной сте- пени и он «знает», хотя и с разной степенью уверенности, что этот мир обладает такими-то и такими- то характеристиками. Конечно, философ будет задавать вопросы относительно предельного статуса как «реальности», так и «знания». Что является реальным? Откуда это нам известно? Это один из наиболее древних вопросов не только чисто философского исследования, но и человеческого мышле- ния как такового. Вероятно, именно поэтому вторжение социолога на освященную веками интеллек- туальную территорию вызовет недоумение у обычного человека и ярость у философа. Посему важно с самого начала пояснить как смысл, в котором мы используем эти термины в контексте социологии, так и то, что у нас нет никаких претензий на решение социологией этих старых философских вопро- сов.
Если бы мы собирались педантично следовать своим аргументам, то, употребляя вышеуказанные термины, каждый раз должны были бы давать их в кавычках, что стилистически излишне. Однако употребление кавычек — ключ к пониманию того, как эти термины применяются в социологическом контексте. Можно сказать, что социологическое понимание «реальности» и «звания» находится где- то посередине между пониманием их рядовым человеком и философом. Рядовой человек обычно не

5
затрудняет себя вопросами, что для него «реально» и что он «знает», до тех пор, пока не сталкивается с проблемой того или иного рода. Он считает свою «реальность» и свое «знание» само собой разу- меющимися. Социолог не может сделать этого хотя бы только вследствие (11:) понимания того фак- та, что рядовые люди в разных обществах считают само собой разумеющимися совершенно различ- ные «реальности». Благодаря самой логике своей дисциплины социолог вынужден спрашивать, — если не что-то еще, — нельзя ли объяснить разницу между двумя «реальностями» огромными разли- чиями этих двух обществ. С другой стороны, философ в силу своей профессии вынужден ничего не принимать на веру и стремиться к достижению максимальной ясности в отношении предельного ста- туса того, что рядовой человек считает «реальностью» и «знанием». Иначе говоря, философ стремит- ся решить, где кавычки нужны, а где их можно спокойно опустить, то есть отделить обоснованные утверждения о мире от необоснованных. Понятно, что социолог не может этого сделать. Если не сти- листически, то логически социолог должен иметь дело с кавычками.
Например, рядовой человек может считать, что обладает «свободой воли» и поэтому «отвечает» за свои действия, в то же время не признавая этой «свободы» и «ответственности» за детьми и лунати- ками. Философ любыми доступными ему методами будет исследовать онтологический и эпистемоло- гический статус этих понятий. Свободен ли человек? Что такое ответственность? Каковы пределы ответственности? Как можно все это знать? И тому подобное. Нет нужды говорить, что социолог на- ходится не в том положении, чтобы давать ответы на эти вопросы, Однако что он может и должен сделать — так это спросить, как получается, что понятие «свобода» считают само собой разумею- щимся в одном (12:) обществе, но не в другом, как «реальность» этого понятия поддерживается в од- ном обществе и, что еще интереснее, как эта «реальность» может быть однажды утеряна индивидом или всем коллективом.
Таким образом, социологический интерес к проблемам «реальности» и «знания» объясняется, прежде всего, фактом их социальной относительности. То, что «реально» для тибетского монаха, не может быть «реальным» для американского бизнесмена. «Знание» преступника отличается от «зна- ния» криминалиста. Отсюда следует, что для особых социальных контекстов характерны специфиче- ские агломераты «реальности» и «знания», а изучение их взаимосвязей — предмет соответствующего социологического анализа. Так что потребность в «социологии знания» возникает, как только стано- вятся заметными различия между обществами в понимании того, какое знание считается в них само собой разумеющимся. Кроме того, дисциплина, называющая себя так, должна изучать те способы, посредством которых «реальности» считаются «познанными» в том или ином обществе. Другими словами, социология знания должна иметь дело не только с эмпирическим многообразием «знания», существующим в различных человеческих обществах, но и с процессами, с помощью которых любая
система «знания» становится социально признанной в качестве «реальности».
Согласно нашей точке зрения, социология знания должна изучать все то, что считается в обществе
«знанием», невзирая на обоснованность или необоснованность (по любым критериям) такого (13:)
«знания». И поскольку всякое человеческое «знание» развивается, передается и сохраняется в соци- альных ситуациях, социология знания должна попытаться понять процессы, посредством которых это происходит и в результате чего «знание» становится само собой разумеющейся «реальностью» для рядового человека. Иначе говоря, мы считаем, что социология знания имеет дело с анализом социаль-
ного конструирования реальности.
Такое понимание сферы собственно социологии знания отличается оттого, что обычно считали предметом дисциплины, носящей это название вот уже сорок лет. Поэтому, прежде чем мы начнем изложение своих взглядов, было бы полезно бросить хотя бы беглый взгляд на предшествовавшее развитие этой дисциплины и объяснить, в чем и почему мы вынуждены отклониться от нее.
Термин «социология знания» (Wissenssoziologie) был введен в употребление Максом Шелером.
Это было в 1920-е годы; в Германии, а Макс Шелер был философом. Три этих факта очень важны для понимания генезиса и дальнейшего развития новой дисциплины. Социология знания возникла в фи- лософском контексте и в определенной ситуации интеллектуальной истории Германии. Хотя новая дисциплина впоследствии была помещена собственно в социологический контекст, особенно в анг- лоязычном мире, она продолжала сталкиваться с проблемами той интеллектуальной ситуации, в ко- торой возникла. В результате социология знания оставалась периферийной дисциплиной среди боль- шей части (14:) социологов, не разделявших тех проблем, которые волновали германских мыслителей в 20-е годы XX века. Больше всего это касалось американских социологов, которые смотрели на эту дисциплину главным образом как на маргинальную специальность с присущими ей европейскими особенностями. Важнее, однако, то, что во взаимосвязи социологии знания с первоначальными ее проблемами видели теоретическую слабость даже те, кто испытывали интерес к этой дисципли-
не. Как ее защитники, так и более или менее безразличные к ней социологи смотрели на социологию знания как на своего рода социологическое истолкование истории идей. Это привело к большой бли-

6
зорукости в отношении потенциальной теоретической значимости социологии знания. Существовали самые различные определения сущности и сферы социологии знания, и можно было бы сказать, что история этой субдисциплины была тем самым историей различных ее определений. Однако, по об- щему мнению, предметом социологии знания является взаимосвязь человеческого мышления и соци- ального контекста, в рамках которого он возникает. Так что можно сказать, что социология знания представляет собой социологический фокус гораздо более общих проблем, а именно экзистенциаль- ной детерминации (Seinsgebundenheit) мышления как такового. Хотя здесь в центре внимания соци- альный фактор, теоретические трудности сходны с теми, которые возникают в тех случаях, когда предполагается, что человеческое мышление детерминировано другими факторами (историческими,
(15:) психологическими, биологическими). Все эти случаи объединяет общая проблема в какой сте- пени мышление зависит или нет от предполагаемых детерминирующих факторов.
Вероятно, корни этой важной для современной немецкой философии проблемы уходят в исследо- вания исторической школы, которая была одним из величайших интеллектуальных достижений Гер- мании XIX века. Благодаря усилиям научно-исторической школы и метода, не имеющего себе равно- го ни на одном из этапов интеллектуальной истории, прошлое оказалось для современного человека
«воссозданным настоящим» с удивительным многообразием форм мышления. Трудно оспаривать требование немецкой школы к исходной позиции этого предприятия. Поэтому неудивительно, что теоретическая проблема, поднятая позднее, наиболее глубоко должна была быть прочувствована в
Германии. Проблему эту можно определить как головокружение от относительности. Эпистемологи- ческое измерение этой проблемы очевидно. На эмпирическом уровне это означает исследование — столь тщательное, насколько возможно, — конкретных взаимосвязей между мышлением и его исто- рическим контекстом. Если эта интерпретация верна, то социология знания поднимает проблему, первоначально поставленную исторической школой — конечно, в более узких рамках, но, в сущно- сти, проявляя интерес к тем же самым вопросам
2
Ни в широком, ни в узком смысле эта проблема не нова. Понимание того, что ценности и мировоз- зрения имеют социальное происхождение, можно найти уже в античности. По крайней мере (16:) на- чиная с эпохи Просвещения это понимание становится главной темой современного западного мыш- ления. Можно было бы привести веские аргументы в пользу ряда «генеалогий» для главной пробле- мы социологии знания
3
. Даже можно было бы сказать, что эта проблема in nuce уже содержится в знаменитом изречении Паскаля: то, что истинно по одну сторону Пиренеев, ошибочно — по другую
4
Однако непосредственными интеллектуальными предшественниками социологии знания являются три направления германской мысли XIX столетия — марксизм, ницшеанство и историцизм.
У Маркса берет свое происхождение основное положение социологии знания о том, что социаль- ное бытие определяет человеческое сознание
5
. Было много споров по поводу того, какую именно де- терминацию Маркс имел в виду. Однако бесспорно, что «борьба с Марксом», которая была характер- на не только для социологии знания на начальной стадии ее развития, но и для «классического пе- риода» социологии вообще (особенно явная в работах Вебера, Дюркгейма, Парето), на самом деле была по большей части борьбой с ошибочной интерпретацией Маркса современными марксистами.
Это утверждение кажется еще более достоверным, когда подумаешь о том, что лишь в 1932 году бы- ла заново открыта очень важная работа Маркса «Экономико-философские рукописи 1844 г.», и лишь после второй мировой войны стало возможным полностью оценить значение этого открытия для по- нимания Маркса. Как бы то ни было, социология знания унаследовала от Маркса не только (17:) наи- более глубокую формулировку ее центральной проблемы, но также несколько ее ключевых понятий, среди которых особо следует отметить такие понятия, как «идеология» (идеи как оружие социальных интересов) и «ложное сознание» (мышление, которое отчуждено от реального социального бытия мыслящего).
Особое впечатление на социологию знания было произведено понятиями Маркса «субструкту- ра/суперструктура» (Unterbau/Uberbau). Вокруг правильной интерпретации этих Марксовых понятий разгорелась бурная полемика. Позднее марксизм (например, Ленин) пытался отождествить «суб- структуру» tout court с экономической структурой, а суперструктура считалась ее непосредственным
«отражением». Сейчас совершенно ясно, что это искажение мысли Маркса, представляющее собой скорее механистический, чем (как предполагалось) диалектический вид экономического детерминиз- ма. Маркс указывал на то, что человеческое мышление производно от человеческой деятельности
(точнее, труда) и от социальных взаимосвязей, возникающих в результате этой деятельности. Базис
(«субструктуру») и надстройку («суперструктуру») можно лучше понять, если соответственно рас- сматривать их как человеческую деятельность и мир, созданный этой деятельностью
6
. В любом слу- чае, начиная с Шелера, фундаментальная схема «суб/суперструктуры» в той или иной мере была взя- та на вооружение социологией знания и всегда с пониманием того, что существует некая связь между мышлением и, отличной от него, «основополагающей» реальностью. Притягательность этой (18:)