Файл: Крейдлин.pdf

вой (рот при этом приоткрыт, поза свободная, раскованная), говорит о намерении жестикулирующего привлечь к себе вни­ мание партнера и, возможно, соблазнить его, а улыбка, при которой морщины не собираются вокруг глаз, или сопровож­ даемая провисшим корпусом, воспринимается скорее как вы­ мученная, натянутая или деланая.

Рассмотрим ряд радостная, довольная, радужная, счастли­ вая, веселая улыбка. Эти номинации отражают главное значе­ ние и функцию улыбки как кинемы радости и удовольствия, что составляет смысловой инвариант ряда, ср. «enjoyment smile» в терминологии П. Экмана и У. Фризена. Уголки губ чуть оттянуты назад и слегка приподняты, рот при этом может быть как открытым, так и закрытым, соответственно, видны и не видны зубы, ярко выражена кожная складка от носа до откры­ того края губы, щеки приподнимаются, а около нижнего века и уголков глаз появляются мелкие морщинки (см. Экман, Фризен 1975, с. 112). В образовании счастливой улыбки не участвуют, как мы видим, лоб или брови, благодаря чему ос­ тается возможность для выражения на лице других эмоций. Так, если улыбку сопровождают стянутые к переносице и направ­ ленные вниз брови, то эта улыбка уже не воспринимается как счастливая; скорее, за ней скрывается некая отрицательная эмоция типа гнева или злорадства. Такая улыбка уже не будет счастливой. И в печальной улыбке, в отличие от счастливой, важную роль играют брови, внутренние уголки которых при­ подняты по сравнению с обычным положением.

Правила невербального выражения эмоций, в том числе правила лицевых выражений, являются в своей основе культур­ но- и социально-специфичными: они меняются от культуры к культуре, от одного социального диалекта к другому и по-раз­ ному выражают модификацию выражений лица. Действие этих правил в разных культурах может быть разным. Так, они мо­ гут предполагать:

(1)интенсификацию, или усиление, испытываемого челове­ ком чувства. Например, при выражении печали представители некоторых культур Средиземноморья преувеличенно возбужде­ ны и ведут себя так, как будто находятся в состоянии экзаль­ тации и себя почти не контролируют. Они интенсивно жести­ кулируют руками, громко рьщают, причем делают это не только женщины, но и мужчины, они совершают множество суматош­ ных движений, принимают нестандартные позы, мнут и рвут на себе одежду и т.п.;

(2)деинтеисификацию, или уменьшение, чувства. Напри­ мер, от эстонцев, исландцев или японцев ожидается сдержан­

ность в эмоциональных проявлениях там, где от людей других национальностей и культур можно ожидать проявлений ярости или бурной радости (ср., например, разнообразные анекдоты

о«горячих» эстонских парнях);

(3)контекстный запрет на выражение определенной эмоции.

ВРоссии, например, мужчинам на людях, особенно в окру­ жении незнакомых людей, не положено демонстрировать страх.

Кроме того, правила и нормы невербального поведения могут потребовать

(4)маскировки одной эмоции другой. В работе Морсбах 1973 отмечается, что японцам предписано улыбаться, чтобы не показывать собеседнику свою печаль, отвращение и даже омер­ зение.

Замечания. 1. Контроль над сообщениями, посылаемыми лицом, и выражаемыми лицом чувствами является одним из важнейших ти­ пов управления невербальным поведением. Можно выделить, по мень­ шей мере, четыре разновидности контроля, который осуществляется над лицом. Во-первых, это разделяемые всем обществом (или какойто представительной его частью) культурные конвенции (например, в русской культуре на свадьбах и именинах не принято выглядеть гру­ стным, а на похоронах — веселым). Во-вторых, это наследственные, родовые обычаи или привычки, воспитываемые в семье (например, ребенка могут учить не хмуриться и не смотреть исподлобья на взрос­ лых, с которыми он играет или разговаривает). В-третьих, это соци­ альные или профессиональные требования (в профессиональное мас­ терство дипломатов, продавцов, служащих банков, врачей, актеров и представителей целого рада других профессий входит, в частности, умение управлять своим лицом). Наконец, в-четвертых, это контроль над выражением лица, вызванный требованиями текущего момента, в частности преследованием некоторой коммуникативной цели или решением какой-то задачи, возникшей в ходе актуального диалога (скрыть что-то от партнера, сдержать смех, «надеть маску» и пр.).

Во всех случаях, когда человек пытается управлять своим лицом, его усилия направлены на разные части лица неравномерно. Прежде всего контролю подлежит нижняя часть лица: на нижнюю часть щек, линию около носа и в особенности на рот и губы направлены его наи­ большие усилия, поскольку именно нижняя часть лица является про­ водником самых сильных эмоций и их жестовых и параязыковых про­ явлений — улыбки, смеха, крика, плача, стона и др.

2. Правила невербального поведения, включая правила невербаль­ ного выражения эмоций, даже внутри отдельно взятой культуры мо­ дифицируются под действием ряда факторов, как неизменных, напри­ мер пол человека или происхождение, так и переменных — таких как,

скажем, место жительства, физическое или психическое состояние, социальный статус или социальное положение человека, его отноше­ ние к партнеру, стилевые особенности акта коммуникации (ср., на­ пример, партийный, воинский стиль) и т.п. Так, во многих культу­ рах пожилым и старым мужчинам можно не вставать со своего места, когда к ним подходит женщина. Детям целого ряда европейских куль­ тур и американской культуры разрешено канючить, хныкать, даже перебивать в разговоре старших и т.п. В соответствии с существую­ щими в европейской культуре нормами общественного поведения сле­ дует избегать в диалоге (в особенности это касается мужчин) возмож­ ных невербальных проявлений эмоции смущения: смущаясь, человек отворачивается, закрывает лицо руками, закрывает глаза, затыкает уши и др. Однако и адресат, увидевший, что его собеседник смутил­ ся, должен сделать вид, что ничего не заметил (например, отвести взгляд, посмотреть в сторону), и продолжать разговор. Мужчина-аме­ риканец, да и русский тоже, не должен «проявлять слабость», «быть сентиментальным», выражать на людях тахие «слабые», «женские» эмоции, как нежность (ср. хотя бы выражение телячьи нежности с явно отрицательными коннотациями); в то же время невербальное проявление «сильных», «мужских» чувств типа гнева или ярости вполне допускается. Как отмечает Р. Бирдвистел, представители среднего класса, живущие в Новой Англии, в частности в штатах Массачусетс, Вермонт или Мэн, улыбаются на улицах значительно меньше, чем американцы, проживающие на Юге (Бирдвистел 1970). Таким обра­ зом, по Бирдвистелу, если мы встречаем на улице какого-либо юж­ ного американского города не улыбающегося нам знакомого, то с нашей стороны будут правомерными вопросы «Что произошло?» или «Почему вы сегодня такой мрачный?». В то же время идущего навстре­ чу и широко улыбающегося жителя Новой Англии уместнее уже спро­ сить «Что вы увидели забавного?» или «Что вам так смешно?».

Проведенные мной видео- и фотонаблюдения над невер­ бальным поведением людей славянской, романской, герман­ ской и англосаксонской культур, изучение имеющихся в ли­ тературе данных и собственное исследование семантики русских и некоторых нерусских жестов, а также контекстов их употреб­ ления позволяют выделить некоторые важные невербальные кинетические параметры, которые служат индикаторами поло­ жительных эмоций и позитивного отношения человека к свое­ му коммуникативному партнеру:

(а) сближенная по сравнению с обычной позиция по от­ ношению к адресату;

(б) небольшой наклон тела в его сторону;

(в) ориентация головы и корпуса жестикулирующего такая,

чтобы можно было постоянно видеть лицо адресата и его ре­ акции;

(г) увеличенная длительность контакта глаз;

(д) большее, чем нормативное, число касаний;

(е)дружеская, приветливая улыбка;

(ж)количество и скорость кивков головой;

(з)большое число жестов, совершаемых рукой;

(и)большее, чем в ином диалоге, количество повествова­ тельных высказываний;

(к) относительно большое число позитивных звуковых сиг­ налов.;

Более тщательное коллекционирование и скрупулезное опи­ сание подобных параметров, а также изучение механизмов их взаимодействия друг с другом должно составить важный этап на пути к построению поведенческих моделей человеческих эмоций.

Поведенческая модель человеческой эмоции — это функция, зависящая от трех величин: (1) стимульнбго события, (2) ней­ ронной программы и ее реализации в вербальной или невербаль­ ной форме и (3) правил лицевых (а также жестовых и проксемных) выражений, опирающихся на кинетические константы и переменные.

* · ·

Помимо точки зрения, наиболее яркими выразителями которой являются Ч. Дарвин и П. Экман и которую мы назы­ ваем радикальным универсаяи^мом, существует конкурирующая с ней точка зрения на мимику и выражаемые с ее помощью эмоции. Согласно этой противоположной и столь же крайней точке зрения, у разных народов и культур существуют абсолют­ но разные способы выражения эмоций, а следовательно, и разные эмоции. Это представление можно назвать радикальным минимализмом. Его придерживался, в частности, «поздний» Р. Бирдвистел; писавший: «There are ho universal gestures. As far as we know, there is no single facial expression, stance or body position which conveys the same meaning in ail societies* — «Уни­ версальных жестов! не существует. Насколько нам известно, нет ни одного выражения лица, позы или положения тела, кото­ рые бы имели одно и то же значение во всех культурах (букв, «обществах». — Г. К.)*. Истина же, как часто бывает, лежит, видимо, где-то посередине (см. весьма убедительные в этом отношении рассуждения, Содержащиеся в статьях современного американского психолога, специалиста в области эмоций Дж; Рассела, — Рассел 19^4 и Рассел 1995.

Из двух доминирующих сегодня представлений радикальный универсализм кажется более понятным и, что ли, естествен­ ным, поскольку покоится на незыблемом фундаменте — на биологической природе эмоций. Однако невербальную семи­ отику и лингвистику интересуют не столько биологическая и психологическая природа эмоций, хотя они и помогают понять многое, сколько их вербальная и невербальная концептуализа­ ции, то есть проведение эмоций через естественный язык и язык тела, а здесь ситуация выглядит иначе.

Постоянно воспроизводимые кинетические лицевые фор­ мы, такие как нахмуренные брови, оскал, широко раскрытые глаза, открытый рот, надутые губы, поджатые губы, подмиги­ вание и другие, помимо биологической основы имеют фикси­ рованные, культурно обусловленные конвенциональные зна­ чения. Эмоциональные категории, например гнев, радость, печаль или отвращение, являются и лингво-, и культурно-спе­ цифичными.

Как показали многие исследования (см., например, Год­ дард 1991; Мотли, Камден 1988; Рассел 1995; Рассел и др. 1993, а также серию книг и статей А. Вежбицкой, например Вежбицкая 1986, Вежбицкая 1992а, Вежбицкая 19926, Вежбицкая 1995а и Вежбицкая 19956), в большинстве языков мира вооб­ ще нет слов, соответствующих русскому слову гнев и английс­ кому anger, русскому страх и английскому fear, русским сло­ вам отвращение, радость и другим обозначениям чувств и эмоциональных состояний. Так, итальянское слово rabbia, первое значение которого «ярость, бешенство», как указано в Вежбицкая 1995а, с. 228, отличается по значению от англий­ ского слова anger и связано с совсем другим, чем anger, на­ бором чувств и выражений лица. Очевидно, что считать ос­ новной эмоцией anger, а не rabbia нет никаких оснований. А. Вежбицкая справедливо называет такой подход «ничем не мо­ тивированным этноцентризмом». Она утверждает, в частности, что «способ интерпретации людьми своих собственных эмоций зависит, по крайней мере до некоторой степени, от лексичес­ кой сетки координат, которую дает им их родной язык. <...> Проявлением этноцентризма является то, что даже если у таитянцев нет слова, соответствующего английскому слову sad “грустный, печальный”, то они все равно должны обладать врожденной понятийной категорией “грусти” или полагать, что для их эмоционального опыта “грусть” — для которой у них нет названия — тем не менее более значима и более релевантна, нежели, например, чувства toiaha или ре 'аре 'а, для которых у