Файл: Крейдлин.pdf

в тот момент, когда говорящий сообщает некоторую информа­ цию или выражает свое мнение по какому-либо вопросу. Не свидетельствует голос и о подлинности физического или пси­ хического состояния, в котором в данный момент пребывает говорящий: если человек говорит с собеседником ласковым, нежным, сердитым, обиженным или спокойным, скорбным, покорным, уверенным голосом, то это отнюдь еще не означает, что он испытывает к нему эти чувства или находится в описы­ ваемом состоянии. Поэтому, например, сочетание говорить сердитым голосом следует, как нам кажется, толковать с исполь­ зованием элемента сравнения, то есть как «говорить голосом, каким обычно говорят люди, когда сердятся за что-то на собе­ седника».

Спросим себя, однако, любые ли психологические прила­ гательные, способные выступать в таких конструкциях, требуют подобной семантической дефиниции? Можно ли, например, — не в ситуации сценической игры — говорить взволнованным голосом, будучи в этот момент абсолютно спокойным? И мож­ но ли обращаться к адресату властным голосом, не испытывая при этом чувства некоего превосходства над ним? Думается, вряд ли. По-видимому, для таких прилагательных толкование должно выглядеть иначе: говорить взволнованнымголосом значит «будучи в данный момент чем-то взволнованным, голосом вы­ ражать это состояние»: Для прилагательных, обозначающих речевые акты (говорить просительным, извиняющимся, предуп­ редительным, увещевательным и т.п. голосом), толкование тоже строится по несопоставитеЛьному типу.

Любопытно, что смыслы «находиться в некотором эмоци­ ональном состоянии» й «определён^ км способом выражать это состояние» в русской языке могут передаваться внешне даень похожими синтаксическими конструкциями, ср. сказать чтолибо в раздражении и сказать что-либо с раздражением. Одна­ ко вторая конструкция свободно допускает присоединение груп­ пы в голосе, что для первой невозможно: сказать что-либо с раздражением означает «находиться в состоянии раздражения и голосом выразить это состояние».

Сами способы в ы р а ж е н и я эмоций следует отличать от способов их п р о я в л е н и я . Имеются органы человеческого тела, которые приспособлены не только для проявления, но и для трансляции эмоций, — это голос, глаза, руки. С их по­ мощью мы осуществляем намеренную и контролируемую пе­ редачу информации. А есть органы, которые ориентированы исключительно на внешнее проявление испытываемых ошуще-

ний, на непроизвольное или неконтролируемое их выражение. Это, например, щеки, которые могут гореть от стыда или крас­ неть от смущения, уши, которые пылают от возмущения« или брови, непроизвольно поднимающиеся вверх при удивлении или изумлении; ср. Апресян 1995, с. 369. Можно говорить та­ ким-то голосом, можно даже говорить глазами или руками, но нельзя ^говорить ушами, лбом, щеками или бровямиI Глаза и руки, как и голос, способны выступать в функции инструмента для выражения эмоций, а щеки, уши, лоб й брови — нет, хотя по внешним симптомам мы часто судим о конкретных эмоци­ ях, испытываемых человеком. В этрй связи возникает* вопрос, с помощью каких еще инструментов выражения чувств поми­ мо голоса люди могут симулировать то или иное ощущение' на­ пример возможно ли, не будучи грустным, смотреть на .друго­ го грустными глазами? Ответ на него, впрочем, требует особого исследования.

Ведя разговор о голосе и его характеристиках как о важней­ ших частях аксиологического механизма речевой коммуника­ ции, нельзя не коснуться проблемы определения объектов и мотивов оценки, а также способов семантического согласова­ ния некоторых голосовых признаков в тексте авторского ком­ ментария с элементами контекста. Рассмотрим следующие два примера:

(1) — Рыжик, правда, что ты в этой яме ночевал?— обра­ тился к Саньке Володя, и на бледном лице мальчика появилось выражение любопытства и удивления. — Правда, — твердым го­ лосом ответил Санька (А. Свирский). .

(2) — Ведь т у еще десяти годов нету, а ты уже его в уче­

нье... Небось ежели б он был тебе родной, ты бы этак не стал делать... — Ан стал бы!— с легким раздражением в голосе пере­ бил Аксинью Тарас. — Стал бы потому, что самим жрать нече­ го. Когда мы его взя/ш, у нас своих ребят не было, а теперича, сама знаешь, сколько у нас ртов... (А. Свирский).

В тексте (1) спецификация голоса обозначает то, как была произнесена Санькой реплика Правда. В скобках заметим, что людям вообще свойственно произносить слова правды или сло­ ва, выдаваемые за правду (то есть должные убедить адресата в том, что высказываемое есть правда), твердым и спокойным голосом: малейшие колебания, дрожь в голосе, равно как и отводимые в сторону или бегающие глаза, могут сразу вызвать у собеседника сомнения в истинности слов говорящего. Анте­ цедент именной группы бледное лицо мальчика тоже вычисля­ ется по правилам семантического согласования: вопрос и

удивление, вопрос и любопытство соотнесены по смыслу, в частности совпадают субъекты акта вопрошания и эмоциональ­ ных реакций. Отсюда мальчик — это Володя, а не Санька, ко­ торого прозвали Рыжиком.

В тексте (2) голосом, в котором слышится раздражение, произнесено высказывание Ан стал бы!, но не ясно, так ли произносится оставшаяся часть реплики. Столь же неопреде­ ленным является и то, что именно в словах Аксиньи послужи­ ло причиной голосовых изменений до той поры спокойной речи Тараса. Очевидно, что упрек — это наиболее сильный фактор для раздражения, а потому согласование смысла «раздражение* с семантико-прагматической структурой высказывания Небось ежели б он был теберодной... высоко вероятно. Однако участвует ли в согласовании семантический материал первой части реп­ лики Аксиньи, уже не столь ясно: оценка взятой самой по себе, изолированной фразы Ведь ему еще десяти годов нету, а ты уже его в ученье совсем не обязательно является отрицательной, ср. нормальное высказывание Какой ты молодец, ведь Саше еще и пяти нет, а ты его уже в лицей определил!

В предложении (3) *Я скоро буду*, — недовольным голосом произнес он недовольство говорящего вызвано какими-то сло­ вами или действиями адресата речи: в словах Я скоро буду нет ничего, что предсказывало бы авторскую оценку речи пер­ сонажа. Между тем в предложении (4) *Чего т е б е — недо­ вольным голосом спросила Анна, когда дочь подошла к ней слова Анны, если не однозначно, то, по крайней мере, с точнос­ тью до семантического класса, определяют выбор оценочных средств в тексте авторского комментария. Фраза (5) « Чего тебе?» — спросила Анна по смыслу достаточно близка фразе (4). Ведь по своей языковой форме интеррогатив Чего тебе? — эпо и собственно вопрос, и выражение недовольства (термин интер­ рогатив как обозначение вопросительной формы языковой еди­ ницы сегодня широко используется в работах по логике вопро­ сов и ответов, или эротетической логике; см., например, книгу Белнап, Стил 1981, откуда этот термин нами заимствован, или монографию Падучева 1985).

Указание на признаки голоса может существенно влиять на интерпретацию речевого акта в составе прямой речи. Рассмот­ рим два предложения:

(6) *Вы знаете его или нет?· — спросил Пуаро.

(1) *Вы знаете его или нет?» — раздраженным голосом спро­ сил Пуаро.

В предложении (6) представлен обычный альтернативный вопрос: знаменитый сышик Пуаро хочет знать, известен ли

адресату данный человек. Что же касается предложения (7), то мы видим, что раздражение спрашивающего вызвано словами или действиями адресата, — возможно, желанием адресата ка­ ким-то образом уклониться от ответа на ранее поставленный вопрос, скорее всего по форме идентичный или сходный с данным, а может быть, и нежеланием адресата оказаться как раз в той ситуации, когда ему прямо будет задан данный во­ прос. Мы понимаем, что у Пуаро, наблюдающего за поведе­ нием адресата, могло сложиться вполне определенное мнение, какая из выдвигаемых альтернатив имеет место в действитель­ ности, а потому скорее склонны интерпретировать здесь слова сыщика не как вопрос, где все альтернативы изначально рав­ новероятны, как во фразе (6), а как вопрос с гипотезой. Ины­ ми словами, соотношение между интеррогативами в примерах

(6) и (7) похоже на то, которое существует между вопросами

Ты пойдешь на вечер? и Ты пойдешь на вечер иди нет?

Еще А. Тарским было отмечено, что мы употребляем дизъ­ юнкцию пропозиций, только если полагаем имеющей место в действительности или «истинной», как говорил сам Тарский, одну из них, но не знаем, какую именно (Тарский 1948). Применительно к альтернативным вопросам можно сказать, что мы задаем их в абсолютно аналогичной ситуации. В тех же случаях, когда у нас уже сформировалась конкретная гипотеза по поводу того, какая из запрашиваемых альтернатив имеет больше шансов получить подтверждение, мы, согласно прин­ ципу минимизации усилий и постулатам речевого общения, должны выбрать иной вид вопроса (ср. с выбором одной из форм Ты идешь на вечер? и Ты не идешь на вечер? в зависимости от исходного предположения).

Но тогда почему в примере (7) для вопроса с гипотезой выбрана неподходящая форма альтернативного вопроса? Види­ мо, потому, что это не первое его вхождение в текст, пото­ му, что этот вопрос уже был задан, а точного ответа на него не последовало. Коммуникативный акт потерпел провал, и спрашивающий уже не может опереться на все свои предполо­ жения и догадки — он остается в ситуации неведения, какая же из пропозиций истинна. Вследствие этого он в полном соот­ ветствии с тезисом Тарского выбирает форму альтернативного вопроса. Таким образом, здесь перед нами не прямой, а кос­ венный речевой акт, речевой акт с косвенной иллокутивной функцией, и подсказывает нам такую его интерпретацию текст авторского комментария (раздраженным голосом...).

Подтверждением правильности данного анализа могут слу­ жить единицы так и в конце концов, свободно присоединяю­ щиеся к словам прямой речи в примере (7) и дублирующие

смысл, содержащийся в высказывании. Синтаксически они столь же легко присоединяются и к словам прямой речи во фразе (6), но при этом существенно меняют смысл всего предложе­ ния. Дело в том, что одно лишь «желание узнать информацию» хорошо согласуется, например, с «интересом» и «любопыт­ ством», но плохо сочетается с «раздражением» или, к приме­ ру, с «возмущением».

* * *

Голос — это внутренний сколок человеческой души, это одна из самых загадочных и чарующих ее характеристик. В каждодневном гуле голосов мы счастливы различить голоса близких и друзей, голоса, живущие в нас вместе со своими неповторимыми интонациями. Но мы хорошо помним и голоса ушедших, нежность, обаяние и теплоту их интонаций.

Теофиль Готье как-то писал, что, когда человек уходит, безвозвратнее всего погибает его голос. Нам, однако, с этим очень трудно согласиться — голоса родных и любимых навсег­ да оставляют отпечаток в наших сердцах.

1.7. Голос как средство устной массовой коммуникации

Голос — это не только характеристика отдельного человека или его речи; голос является основным средством устной мас­ совой коммуникации, в частности коммуникации между влас­ тью и народом.

Власть всегда заявляет о своем присутствии целыми ряда­ ми знаков. Символика, ритуалы, жесты, особые виды подъ­ языков и текстов (декреты, указы, постановления, лозунги, призывы, закрытые письма, инструкции, законы, законные и подзаконные акты и пр.) — все это относится к семиотичес­ кому воплощению власти и ее функционированию в обществе. Голос и разнообразные формы его выражения тоже использу­ ются различными властными структурами. Именно поэтому, хотя слово голос в своих исходных значениях имеет отношение к частному лицу, мы легко переносим не только соответству­ ющее понятие, но и связанные с ним концепты и оценки на различные ассоциации людей и общественные явления, вклю­ чая страну, народ, нацию.

В этой связи может возникнуть резонный вопрос о право­ мерности подобного распространения индивидуальных поня­ тий, мерок и оценок на общественные коллективы и на обла­

сти социальных наук. Как бы отвечая на него, А. Солжени­ цын абсолютно справедливо замечает, что люди, «живя обще­ ственными скоплениями, нисколько не перестают быть людь­ ми и в скоплениях не утрачивают (лишь огрубляют, иногда сдерживают, иногда разнуздывают) все те же основные чело­ веческие побуждения и чувства, всем нам известный спектр их» (Солженицын 1994, с. 3). Использование понятия голоса и слова голос при анализе языков массовой коммуникации кажет­ ся мне вполне оправданным — ведь общество не освобождено от законов, потребностей и требований, составляющих содер­ жание, смысл и цель жизни отдельных людей.

Определяющими началами устной массовой коммуникации являются два вида социальных голосов — голос власти и голос народа, находящиеся в постоянном диалоге. Их различие, осо­ бенно ярко проявляющееся в тоталитарном государстве, объяс­ няется прежде всего выражением различных иллокутивных на­ мерений, а также чувств и общественных устремлений. Ниже речь пойдет в основном о голосах в тоталитарных государствах.

В голосе народа, обращенном к тоталитарной власти, от­ ражаются самые разные чувства и отношения — от покорности

иотчаяния до презрения и ненависти, а голос тоталитарной власти служит прежде всего мощным инструментом воздействия

иподавления. Поэтому для властных структур типичен гром­ кий голос, голос резко выраженной доминации, начальствен­ ный голос недовольства, уверенный голос или же голос увеще­ вания, «отеческого» одобрения и призыва. Голоса представи­ телей тоталитарной власти — это зычные, кричащие, командные,

приказные и призывные голоса, голоса на повышенных тонах,

орущие и гремящие; в них трудно бывает расслышать нотки со­ мнения, участия или задумчивости; ср. Но вот голоса с проти­

воположного берега — голоса министров, царедворцев, когда гром­ кие фразы, честность и благородство существуют только напо­ каз, так сказать, для царских выходов, а внутри души лежит мелкое коварство, ребяческая хитрость, пугливая лживость (С. Витте); Я подходил кразным банкам сразных сторон <... >Чертил схемы. Сидел в засаде. Купил темные очки. Ставил команд­ ный голос для криков при ограблении (И. Яркевич. *Большое рус­ ское ограбление»).

Возвышенные интонации часто опираются на голос, постав­ ленный на диафрагму, на так называемый металлический голос. Пустословие и ложь, словесная каша и обман сочетаются с параязыковыми элементами — многозначительными паузами, вздохами, имитирующими сожаление и безнадежную усталость. Особенно нелепой выглядит начальственная манера представи­