Файл: Пигров К. С. Социальная философия.pdf

свободу того или другого объяснения " [42].

Проявления социального эзотеризма многообразны. Выделим один весьма распространенный тип эзотеризма - молчание. Процитируем одно место из "Шума и ярости" У.Фолкнера (в переводе О.Сороки), чтобы прояснить социальный смысл молчания: "Те продолжали насмехаться, но он молчал... и вдруг весь задор, вся едкость ушли из голосов тех двоих, как будто и они уверились, что форель поймана и лошадь с фургоном куплены; подействовало горделивое молчание, не только взрослых, но и мальчишек способное убедить в чем угодно. По-моему это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью, и в наступившей паузе почувствовалось, как те двое спешно ищут возражения, средство как-то отнять фургон и лошадь..." Молчание прежде всего обособляет индивида, оно наделяет его тайной, напоминает другим, что этот индивид есть микрокосм и бессмертная душа, наделенная искрой Божией. Молчание и в философии - мощный прием, когда необходимо указать в сторону бесконечного. Классический пример здесь Л.Витгенштейн с заключительным афоризмом своего "Логико-философского трактата": "Wofon man nicht sprechen kann, darueber muss man schweigen" ("О чем невозможно говорить, о том следует молчать"). Дальше, когда мы будем разбирать различные типы общностей, мы постараемся продемонстрировать, как конкретно обнаруживаются в их существовании и в существовании их отдельных членов интерсубъективность, интенциональность, инструментальность, а также - идентификация, проекция и социальная символизация.

Глава 5.

СОЦИАЛЬНЫЕ ОБЩНОСТИ.

Возраст.

Возраст - это знак в процессе социальной символизации. Этому знаку могут быть приписаны различные коннотативные смыслы, оценки. Каждый, вероятно, наблюдал явление, так сказать, "возрастной озабоченности". Скажем восклицания типа: "Мне уже 20 лет, а я еще ничего не совершил!" или "Мне уже 25, а я еще не замужем!". Молодящийся старец, как скажем, у Т.Манна в "Смерти в Венеции", зрелая дама, желающая выглядеть юной, или, напротив, двенадцатилетняя девочка, которая использует все возможности косметики, чтобы смотреться на восемнадцать... Знакомые картины. Какова их природа?

Как и всякий биологический организм, человек рождается, и обычно проходит стадии детства, юности, зрелости и старости, прежде чем умереть. Та или другая ступень в онтогенезе, тот или другой возраст становится основанием для объединения с другими, для идентификации с ними, а также - для дифференциации, для противопоставления другим по возрасту. Главное противопоставление - это противопоставление "отцов" и "детей", которые конституируются в обществе как поколения. Возрасты людей, становятся поколениями, связываясь с определенными историческими событиями. Скажем, поколение "шестидесятников", которое в духовном и политическом плане было определено ХХ съездом КПСС, смертью Сталина и "оттепелью". Объединения и противопоставления по возрасту проецируются на социальную иерархию. Всякий социум имеет привилегированный возраст. В стабильном обществе "отцы" наверху, "дети" - внизу. Отсюда удивительным образом даже сами названия социальных статусов иногда имеют возрастную окраску (холоп - хлопец, бой, гарсон). Подчиненный возраст (молодежь) характеризуется, как

правило, более высокой символической активностью. Для З.Фрейда вечный конфликт отцов и детей одна из основных энергий социума. По Фрейду, бессердечная власть отца в архаическом обществе влечет за собой бунт детей. Кронос пожирает своих детей, хитростью матери Геи однако удалось сохранить в живых Зевса. Зевс оскопляет своего отца и становится на его место. По существу фрейдовскую тему развивает Дж.Фрезер. Уже в прологе своего главного произведения "Золотая ветвь" он формулирует архетип: убийство вождя (отца). В 23 главе "Предание смерти божественного властителя" он разворачивает этот сюжет подробно. И в самом деле, если в этом аспекте рассмотреть историю даже цивилизованных обществ, то тема предания смерти божественного властителя предстает как сквозная. Укажем только на наиболее известные примеры. Вот убийство Цезаря, отраженное в трагедии Шекспира, в "Мартовских идах" Торнтона Уайлдера и, конечно, у Плутарха. Вот русские цареубийцы (как молоды все они!), вот американские "президентоубийцы", вот убийства Махатмы Ганди, Индиры Ганди, Раджива Ганди... Эксцесс убийства вождя - сознательное или бессознательное стремление подтолкнуть историю. В либеральнодемократической, новоевропейской идеологии эксцесс убийства вождя сменяется процессом его смещения, возвращения его к частной жизни. Марксизм в теории принимает такой цивилизованный процесс смещения лидеров господствующих классов. При условии, разумеется, что эти лидеры не будут оказывать вооруженного сопротивления. Поэтому согласно историческому материализму вовсе не следовало убивать царскую семью. Однако архаические инстинкты прорвали тонкую пленку цивилизованности, и в огне революции царская семья была уничтожена.

Чтобы оградить общество от молодежных эксцессов и ввести их в русло процессов, разрушительный деструктивный потенциал молодежи должен быть канализирован. В цивилизованном обществе выработались особые социальные институты, которые позволяют сравнительно безболезненно "выпустить пар". Наиболее древняя и грубая форма такого института - это война. Разумеется, войны не могут быть объяснены только конфликтом отцов и детей. Однако нет сомнения, что скажем, в бесконечных конфликтах греческих полисов между собой определенную роль играло и стремление господствующих "отцов" сохранить свое положение. Более мягкой формой такого же типа является всеобщая воинская обязанность. Она позволяет удержать наиболее активную часть молодых мужчин в рамках жесткого порядка. Наконец, наиболее либеральной формой организовать молодежную энергию и оградить общество от эксцессов является массовое образование, особенно высшее. Мы указали на основные институты, обуздывающие деструктивный потенциал молодежи. Кроме того, существенную роль здесь играли и играют такие социальные институты как спорт, религия, тюрьма. Правда, использование такого рода стабилизирующих институтов порождает в господствующей идеологии комплекс вины. Обратим внимание на трогательный образ ребенка или молодого человека, красной нитью проходящий через всю мировую литературу (Скажем, "Мальчик у Христа на елке" у Ф.М.Достоевского). При этом существует и обратный комплекс вины - вины детей перед отцами (например у того же Достоевский очерк "Пушкин" - о невинно загубленном старце, муже Татьяны из "Евгения Онегина"). Таким образом, иррациональная взаимная неприязнь отцов и детей перед лицом цивилизации трансформируется в комплекс вины, рационализируется как взаимная вина.

На примере постоянного, как бы фонового протеста молодежи, можно проследить функционирование архетипа освобождения, который всегда сопровождает отношения привилегированных и непривилегированных

общностей в цивилизованном обществе. Именно здесь раскрывается сакральный смысл свободы как позитивной свободы (по И. Канту) или "свободы для" (по Н.А. Бердяеву) и, соответственно, как негативной свободы и как "свободы от". Возникает представление, что в конечном счете весь смысл социальной жизни состоит в борьбе за свободу. Вот и молодежные бунты, потрясшие цивилизованный Запад в конце 60-х годах ХХ века на своем знамени написали идеологему освобождения от власти отцов: "Вся история до сих пор существовавших обществ - это история борьбы между поколениями" (Л.Фойер "Поколенческий манифест").

Говоря об отношениях возрастов, мы все время имели ввиду стабильное цивилизованное общество. Как организуются отношения поколений в эпоху перемен? Здесь отцы теряют свое привилегированное положение. Уже у пророка Исайи читаем в описании гибели Иерусалима: "И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними" (Исайя. 3, 4-5). Такого рода инверсию в отношениях поколений можно было наблюдать во время русской революции 1917 года, когда 16-летний Гайдар командовал полком, такие же явления заметны и сегодня, когда в результате реформ ветераны, как правило, потеряли не только привилегированное положение, но и необходимые средства к жизни, в то время как у руля экономики и политики часто оказываются совсем еще молодые люди. Вообще, в отличие от традиционных обществ, ориентированных на сохранение status quo, новоевропейская цивилизация, ориентированная на прогресс, вообще обнаруживает тенденцию к более высокой оценке молодости. В итоге мы сталкиваемся с амбивалентной оценкой молодости и старости, поскольку старые оценки традиционного общества не уходят полностью, но продолжают сосуществовать с новыми оценками.

Пол.

Для тех, кто в разделении возрастов видит основную пружину изменений общественной жизни, наиболее приемлемой оказывается натуралистическая модель социальной реальности. Это касается также и тех, кто основную проблему социальности видит в половой дифференциации. Правда, половая дифференциация обладает более высоким уровнем императивности, чем возрастная. Это связано, по-видимому, уже с тем, что каждый человек в конце концов проходит все возрасты жизни, в то время как принадлежность к тому или другому полу, как правило, альтернативна и пожизненна. Связь пола с иерархической социальной структурой возникает, аналогично возрастной дифференциации, когда половые знаки приобретают социальные смыслы. В цивилизованном обществе возникает социально привилегированный пол - мужчины, и подчиненный пол - женщины. Что касается символической активности различных полов, то, хотя здесь действует большое количество факторов в самом разном направлении, но в определенном отношении (например, в одежде, в моде) женщины обладают более высокой символической активностью.

Во все времена в половой дифференциации обнаруживались и маргинальные группы. В мягкой форме - это мужеподобные женщины и женоподобные мужчины, в более резкой форме - это так называемые "сексуальные меньшинства". Половая маргинальность, как и маргинальность возрастная ведет к повышенной символической активности. Психологи эмпирически обнаружили, что женоподобные мужчины и мужеподобные женщины часто более творчески одарены, чем мужчины и женщины, прочно утвердившиеся в своем поле. Так как всегда в той или иной форме существовало

молодежное движение, так же всегда существовало и женское движение. В античности его представляли амазонки, в позднем европейском средневековье ведьмы, против которых и была, по преимуществу, направлена инквизиция [43], наконец, в новейшее время женское движение предстает как феминизм [44]. Непривилегированная общность создает объединения (например, организации феминисток), которые должны быть "вооружены" идеологией. Так, феминистская идеология утверждает, что мужчины построили цивилизацию, базирующуюся на насилии, угнетении и эксплуатации, засилье мужчин не позволяет человечеству выйти из перманентных военных конфликтов, оно загнало мир в экологический тупик [45], поэтому перспектива состоит либо в том, что в обществе должно установиться доминирование женщин, либо должно установиться действительное равенство полов. В противоположность женским объединениям и женской идеологии должна бы, как кажется, сформироваться мужская идеология и мужские объединения. Однако этого не происходит потому, что доминирующий пол встраивает свои объединения и свою идеологию в господствующие как бы "вне-половые" объединения и "вне-половую" идеологию. Государство и государственная идеология в цивилизованном обществе носят по преимуществу "мужской" характер.

В заключение этого раздела хотелось бы еще раз подчеркнуть, что разделение общностей мужчин и женщин имеет не столько биологическое, сколько социальное происхождение. Биологическое выступает лишь как "предлог" для социальной дифференциации. Не случайно с помощью одежды, различного воспитания и тому подобных культурных средств половая дифференциация многократно усиливает то "естественное" различие полов, которое дано природой.

Социально-экономические классы, профессии.

Профессионально-классовая дифференциация развертывается по той же схеме, что и возрастные и половые различия. Люди должны производить средства к жизни. Это до-социальное условие их существования предполагает необходимость определенного разделения деятельности на конкретные виды деятельности, которые производят эти средства. Соответственно этому возникают общности, занимающие то или иное место в этом распределении деятельностей. В цивилизованном обществе такие общности конституируются в социально-экономические классы, статус которых обрастает множеством социальных смыслов. Особое внимание такого рода дифференциации социума уделяют деятельностные модели социальной реальности, в частности, марксистская модель. Здесь подчеркивается, что в процессе материального производства люди вступают в объективные отношения, производственные отношения, которые не только не зависят от воли и сознания людей, но сами определяют эту волю и сознание. Стержнем этих отношений оказываются отношения собственности на средства производства. Особо следует обратить внимание на идею собственности. Собственность есть не что иное как форма идентификации и самоидентификации, о которой говорилось выше. Присвоение средств производства оказывается для собственника присвоением его собственного содержания. Либо человек владеет некоторым вещным богатством, либо он владеет только собственной способностью к труду. С помощью идеи собственности могут быть тематизированы такие важные для новоевропейской цивилизации понятия как богатство, бедность, нищета [46].

Разделение на классы проецируется на иерархическую лестницу. Выделяются привилегированные, господствующие классы и непривилегированные, угнетенные классы. Угнетенные классы организуются в