Файл: L_N_NEKhOROShEV_-_DRAMATURGIYa_FIL_MA.doc

Лирическое действие

В лирическом действии удельный вес авторских чувств и мыслей, по сравнению с повествовательным, увеличивается еще больше.

Л и р и ч е с к о е д е й с т в и е — это такое действие, которое в большей своей части состоит из чувств и мыслей автора фильма, его отношений к изображаемым событиям и персонажам, в том числе и к самому себе.

Особенности лирического действия можно представить в следующей схеме:

Схема № 33

Фильмы, построенные на лирических действиях, мы находим уже в 30-х и 40-х гг. прошлого столетия. Самый яркий образец подобного рода кино — картина «Аталанта» (1934) французского режиссера Жана Виго. В советском кино преобладание в сюжетах лирических действий можно найти в музыкальных комедиях И. Пырьева «Богатая невеста», «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны», «Кубанские казаки». Эти картины привлекали не глубиной разработки характеров персонажей, не остротой и оригинальностью драматических (комедийных) положений, но полнозвучием и яркостью лирических, авторских чувств, их напором.

Заполнением сюжета лирическими действиями отличался и фильм, созданный значительно позже — речь идет о картине Г. Данелия, снятой по сценарию Г. Шпаликова, — «Я шагаю по Москве» (1964). Свободная по своей внутренней структуре, состоящая из большого количества самых разных и внешне почти не связанных друг с другом сцен, она объединена поэтическим ощущением радости бытия. Для кинодраматурга и поэта Геннадия Шпаликова лирическое творчество было единственно возможным. Недаром он так остро ощущал родственность своего таланта с талантом Жана Виго, которому посвятил стихотворение «О волшебном», предпослав ему следующее посвящение: «Посвящается памяти Виго, моего учителя в кинематографе, да и в жизни, хотя я его абсолютно не представляю живым».¹²⁹

По-настоящему высокого уровня развития лирический вид сюжетосложения достиг во второй половине 50-х гг.

В фильме И. Бергмана «Земляничная поляна» (1957) почти весь сюжет картины выстроен как выражение внутреннего мира человека — во всей его сложности. Но кто подлинный герой этого произведения? Чей внутренний мир здесь раскрывается? Да, на экране в качестве главного героя картины мы видим старого, семидесятишестилетнего профессора Борга. Но какого характера взаимоотношения автора фильма с этим персонажем?

Существует такое понятие — «лирический герой».

«Л и р и ч е с к и й г е р о й — художественный «двойник» автора, вырастающий из текста произведения… как лицо, наделенное определенностью индивидуальной судьбы и психологической отчетливостью внутреннего мира»¹³⁰.

Причем лирический герой может пребывать как за кадром (в фильме «Я шагаю по Москве», например), так и в кадре — на экране.

Героя фильма «Земляничная поляна» можно назвать лирическим героем, выведенным из-за кадра на экран. Хотя он и по возрасту, и по профессии чрезвычайно отличался от автора картины — И. Бергмана. Но сам режиссер признавался, что старый профессор — он сам, Ингмар Бергман, что Исак Борг — это его alter ego.

В «Земляничной поляне» Бергман напрямую выражал свои чувства, свои тревоги и страхи, свои светлые воспоминания и надежды — именно из этих лирических действий в большей части составлен сюжет картины. Но чтобы обострить выражение собственных чувств и подсознательных душевных движений, режиссер поставил своего «двойника» в пограничную ситуацию — на порог между жизнью и смертью.

Бóльшая часть лирических действий в этом фильме выражена в форме снов и видений.

Но что такое «видение»? Каковы особенность и сущность этого кинематографического средства? Что выражают видения? Сознание? Но для этого они слишком нелогичны. Вспомните первый сон профессора: часы без стрелок, он и его двойник, лежащий в гробу; или видение Борга — он, старый, разговаривающий на земляничной поляне со своей юной любовью — Сарой.

Может быть, видения выражают чувства персонажей и автора? Да, эмоциональный элемент в видениях существенен. Но кроме чувств, мы находим в них изображение такого состояния человеческой психики, который называется — подсознанием. (Вспомните наши рассуждения о четвертой, глубинной ипостаси образа человека.)

Впечатления жизни или плоды воображения живут в душе человека в виде картин, в виде представлений о чем-либо. В обычном случае психическая деятельность человека на этом не заканчивается — он или осмысливает свои представления, или их забывает.

Однако бывает, что работа человеческой психики на какое-то время теряет контролирующую силу сознания. Впечатления от жизни, картины действительные и воображаемые начинают жить и развиваться в душе человека каким-то своим, не подвластным ему путем. Чаще всего это происходит во время сна, когда рассудок отключен. Но то же самое может происходить и во время бодрствования, когда психика человека переживает состояние сильного потрясения или когда он находится на грани безумия.

«Когда рассудок спит, рождаются чудовища» — такой офорт есть у великого испанского художника Гойи.

В «Крейцеровой сонате» Л. Толстым с замечательной силой и точностью воссоздано интересующее нас в данном случае состояние человеческой души. Герой повести в припадке ревности спешит домой к жене: «С тех пор, как я сел в вагон, я уже не мог владеть своим воображением, и оно, не переставая, с необычайной яркостью начало рисовать мне разжигающие мою ревность картины, одну за другой и одну циничнее другой, и все о том же, о том, что происходило там, без меня, как она изменяла мне. Я сгорал от негодования, злости и какого-то особенного чувства упоения своим унижением, созерцая эти картины, и не мог оторваться от них; не мог не смотреть на них, не мог стереть их, не мог не вызывать их».

Герой повести пытается призвать на помощь разум: «Я сел, желая спокойно обдумать, но тотчас же вместо спокойного обдумыванья началось опять то же: вместо рассуждений — картины и представления».

«Вместо рассуждений — картины и представления» — таково наиболее краткое определение в и д е н и й как формы действий, выражающих подсознательные движения в человеческой душе.

«Видения» говорят о человеке правду, причем раскрывают такие стороны его психики, которые другими способами раскрыть невозможно. Как выразился Аксель - герой фильма Э. Кустурицы «Сон Аризоны»: «Отец мне говорил: если ты хочешь заглянуть в душу кому-нибудь по-настоящему, ты должен спросить его, что ему снится».

Сам по себе способ изображения определенных сторон внутренней жизни человека через его видения — не нов, он использовался в литературе и в живописи с давних времен. Но где как не в кинематографе подобные «картины и представления» могут быть воплощены в самой что ни на есть непосредственной форме, то есть именно в такой, в какой они существуют в душе человека — в виде движущихся и звучащих, но не вещественных, а как бы теневых фигур и предметов. «Сценарий следует увидеть, как сон», — утверждал еще в 20-е гг. прошлого века писатель И. Эренбург. Картинки на экране — это как бы сама жизнь, но жизнь, не существовавшая в действительности.

Однако возникает вопрос: если весь фильм — это сон, то можно ли говорить о видениях, как особой, отличной от других кинематографических средств форме выражения сюжетных действий?

И тут придется нам обратиться к такому понятию как «условность». Дело в том, что современная эстетика различает два вида условности: первичную и вторичную.

Первичная условность связана с природой данного вида искусства «и потому характеризует любое художественное произведение (в т.ч. и «жизнеподобное»), так как и оно не тождественно жизни, не может повторить ее буквально… Первичная условность зависит от специфики материала, с которым связано воплощение образа в определенном виде искусства…»¹³¹.

Таким материалом в литературе является слово, в живописи — краски, а в кино, как мы знаем, им является движущееся и звучащее изображение, с помощью которого на экране создается иллюзия жизни, воспринимаемая зрителями по «договоренности» с кинематографистами как жизнь реальная.

Но существует вторичная условность — «демонстративное и сознательное нарушение художественного правдоподобия в стиле произведения»¹³², обращение автора «к ней как к целенаправленному, эстетически значимому способу деформации реальности»¹³³.

Проще говоря, автор фильма уславливается со зрителем: когда Исак Борг ведет машину и разговаривает со своей невесткой — это реальность — так в жизни могло быть; а вот когда старый профессор видит неподалеку от себя — на берегу озера — своих молодых родителей — это его видение — ибо так в действительности быть не могло.

Очень хорошо различие между иллюзорно-правдоподобным изображением действительности и искаженными ее образами, пребывающими в душах персонажей, выявляется при сравнении двух видов кинематографической выразительности — видений и ретроспекций.

Когда невестка Марианна рассказывает Боргу о своих нелегких взаимоотношениях с его сыном Эвальдом — и мы видим сцену состоявшегося в прошлом тяжелейшего конфликтного разговора между мужем и женой, то мы воспринимаем ее как действительно происшедшую.

Видения же и сны профессора… Короче говоря: ретроспекции — это то, что в прошлом на самом деле было, а видения — это то, что в настоящий момент кажется герою. Они могут включать в себя элементы прошлого, только в заметной степени деформированные.

На какое-то время — особенно после фильмов И. Бергмана, Ф. Феллини и А. Тарковского — использование в кинокартинах «видений» стало модным. Молодые режиссеры на свою беду пытались вставлять их в картины, когда в этом не было никакой необходимости. У настоящих же художников видения всегда были оправданы исключительным состоянием психики героя:

- в «Ивановом детстве» А. Тарковского — это сны подростка, потрясенного войной и смертью матери;

- в «Зеркале» — герой смертельно болен, его мучает совесть. Отец режиссера Арсений Тарковский, тяжело раненый, написал в госпитале еще в 1944 г. такие строки: «О, как томятся и воли просят мои мучительные сны…»;

- в «Восьми с половиной» Ф. Феллини — герой переживает духовный кризис, действие фильма происходит в лечебнице;

- герой фильма А. Сокурова «Одинокий голос человека» Никита болен тифом, у него жар. В рассказе А. Платонова, по которому создан фильм, мы читаем: «Никита наблюдал незнакомые видения своего ума, действующего отдельно от его воли, в сжатой, горячей тесноте головы»;

- видения возникают в душе человека и тогда, когда он находится на грани перехода от жизни к смерти: в картине «Летят журавли» картины венчания героя с Вероникой проносятся перед внутренним взором Бориса за несколько мгновений до смерти — после того, как в него уже попала пуля;

- оправданы видения особым душевным состоянием героев и в фильме «Сны Аризоны» Э. Кустурицы, и в картине «На игле» (“Irainspoting”) Д. Бойла, и в «Бойцовском клубе» Д. Финчера…

Итак, видения выражают подсознательные движения в душах персонажей, но они выражают порой и движения подсознания самих авторов картин – в тех случаях, когда они идентифицируют себя с героями, и сюжеты строят как сюжеты лирические — что мы можем наблюдать в «Земляничной поляне» Бергмана и в других подобного рода фильмах.

Картина «Восемь с половиной» (гл. приз МКФ в Москве, приз «Оскар») тоже вся построена на лирических действиях. Хотя Гвидо Ансельмо (М. Мастрояни) опять-таки — не сам Феллини. Но он уже совсем близок к нему — и по возрасту и по профессии — он кинорежиссер! Видения и воспоминания Ансельмо — это видения и воспоминания самого Феллини. Даже фабула фильма основана на мотивах душевных мучений и страхов кинорежиссера перед началом съемок картины, его отчаяния из-за, как ему кажется, невозможности выразить в фильме всю хаотичность и неустроенность мира и своей души — все это страхи и отчаяние самого Феллини.

Но в фильме «Восемь с половиной» автор все-таки передоверяет свои чувства и подсознательные душевные движения некоему персонажу. В картине же А. Тарковского «Зеркало» (1974) и эта условность отброшена. В ней автор рассказывает в видимом изображении и в закадровой речи непосредственно о себе самом; в ней мы видим его мать Марию Вишнякову, слышим голос его отца — поэта Арсения Тарковского, в одном из последних кадров фильма мы видим руки самого создателя картины.