Файл: Товстоногов_Репетирует и учит.pdf

бытиях, за которыми стоит общественно-политическое философское обобщение автора, ради которого он и пишет свое произведение. Конфликт — главное столкновение в пьесе. Конфликт часто бывает неразрешимым. При неразрешимости конфликт делает классические пьесы вечными. Выбор пьесы зависит от современности конфликта. Классическая пьеса. Волнует ли ее конфликт меня сегодня? Есть ли он в сфере современной действительности? Конфликт реализуется в сквозном действии. Сквозное действие — процесс движения конфликта, то за чем следует, следит зритель в каждый момент сценического действия.

Так вот сегодня мне хотелось бы поговорить о конфликте не в литературнодраматургическом смысле, а с точки зрения методологии: конфликт — это цепь беспрерывных поединков.

Сценическое существование по природе своей конфликтно. Как и жизнь. Но, так как в пьесе она определенным образом отобрана и сфокусирована, то здесь эти конфликты более выявлены и художественно организованы драматургом. Но все равно этот закон остается непреложным, как и всякий жизненный. Сейчас мы находимся с вами в конфликте?.. Под словом

356

конфликт не обязательно понимать ссору, верно? Или плохие отношения. В бытовом смысле это слово так и употребляется, в сценическом — любой жизненный процесс содержит конфликт. Ничего не может происходить вне конфликта. В чем конфликт между нами сейчас? Я пытаюсь найти точные слова, формулы, для того, чтобы быть убедительным. Что мне мешает? Какое ведущее обстоятельство малого круга является препятствием? Что я преодолеваю? Что создает мое действие? Сомневающиеся глаза. Да-да! При желании постичь, понять! И, тем не менее, мне нужно пробиться к вам?! Найти те точные и единственные слова, которые бы сделали мою мысль заразительной, зримо ощутимой, а поскольку я имею дело с педагогами, применимой вами на практике. А вот какое ваше действие? Оно наталкивается на обстоятельства во мне. Вам мешает или моя многословность, или неубедительность, или недостаточная заразительность. Вот те сопротивления, которые создают конфликт между мною и вами. Что еще важно? Кто руководит ситуацией, кто диктует, ведет ее, у кого активное начало? В данном случае — у меня. Так сложились обстоятельства. Но это соотношение переменчиво, весы подвижны. Обратите внимание. Я пытаюсь одновременно ответить на два вопроса: что такое конфликт и действие. По существу действие есть реализованный конфликт. Любое сценическое действие есть цепь беспрерывно развивающихся конфликтов.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Георгий Александрович, я внимательно слушал, когда вы говорили. Но вот мне кажется, что старание взаимно понять друг друга, это какой-то верхний слой конфликта, а под ним лежит слой более глубокий. Вот, например, я театровед, к этому делу отношения не имею. Но не хочу, чтобы вы подумали: пришел какой-то критик, чего-то разглагольствует. А мне не хочется показаться таким, я пытаюсь выглядеть умным...

ТОВСТОНОГОВ. Вы просто раскрыли в малом круге свои собственные дополнительные обстоятельства, которые выявляют индивидуальность вашего конфликта со мной. И так у каждого. Вот Роза Абрамовна [Сирота], которая со мной много лет работала и хорошо меня знает. У нее свои в этом конфликте взаимоотношения со мной, своя жизнь. Есть аспиранты, которые ходят на мои уроки в институт, помогают мне в процессе обучения, у них свои особенности конфликта. Наверняка среди вас есть скептически настроенные педагоги: ну, пусть он рассказывает, а мы свое дело знаем. Может быть и такое. Все это дополнительные обстоятельства каждого из вас. Меняют ли они главный конфликт между нами? Ни в коем случае. Предположим, я ставлю массовую сцену в спектакле. Каждому актеру я бы определил суть существования в общем событии и помог найти свое индивидуальное предлагаемое обстоятельство. Так что вы просто обогатили себя обстоятельствами малого круга. Это понятно?

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Я почему так дотошен? Вот сегодня я принимал экзамен. И вот как раз спрашиваю: какое у вас действие, какое у меня? Мне студентка отвечает: «Я пытаюсь объяснить, а вы стараетесь меня понять». А я говорю: «Нет. Мне кажется, ваше действие другое. Вы хотите доказать, что можете сдать зачет. А я пытаюсь доказать, что вы ничего не знаете!»

ТОВСТОНОГОВ. В чем я могу согласиться с вами, так это в том, что самое ужасное в формулировках действия: «хочу понять», «хочу объяснить». Или «дать понять». Страшнее ничего быть не может. Как только актеры или студенты говорят: «хочу понять», «хочу объяснить» или «дать понять», — я заранее знаю, что ничего не получится. Обычно эти определения настолько

широки, поверхностны, настолько банальны, что лучше их исключить из практики. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Но, как я понимаю, в чем-то вы со мной не согласны? ТОВСТОНОГОВ. Да. «Хочу доказать», «хочу убедить» тоже входит в число ничего не даю-

щих определений. Нужно найти такой глагол, который индивидуален для данной ситуации. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. А как бы вы в моем примере определили ее действие? ТОВСТОНОГОВ. Я не знаю всех обстоятельств малого круга. Но из того, что вы рассказы-

вали, я бы определил так: «Хочу, чтобы студентка призналась, что она ничего не знает». «Хочу ее завалить». «Хочу довести ее до слез». Тут может быть много вариантов.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С. Простите, Георгий Александрович, по-моему, сейчас одно понятие подменяется другим. Вы говорите о задаче, а действие — это процесс достижения цели. «Хочу, чтобы студентка призналась, что она ничего не знает» — это не действие.

ТОВСТОНОГОВ. Да? А как бы вы определили?

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С. А я скептически улыбаюсь на каждый ее ответ.

357

¶ТОВСТОНОГОВ. Что вы? Это же приспособление. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С. Что я делаю, чтобы сбить студентку с толку?

ТОВСТОНОГОВ. Вы подменили действие его выражением. «Улыбаюсь» — глагол, но это физическое приспособление. Ваше определение отвечает на вопрос «как?» «Скептически» — это уже «как?».

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Допустим, не «скептически». Я выискиваю в памяти, на каких занятиях не была студентка. Ага, она у меня пропустила лекцию по Маяковскому. Спрошу-ка я ее по «Мистерии-Буфф». Я этим занимаюсь?

СИРОТА. Вы сбиваете ее.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С. «Сбиваю» — это может быть действием?

ТОВСТОНОГОВ. Боюсь, что мы ищем глагол на фразу, а не на кусок. Часто встречающаяся ошибка. Надо найти активное действие, постоянно преодолевающее цепь препятствий. Я могу сбивать, провоцировать, ставить в тупик, вспоминая, какие лекции она пропустила и так далее. Часто это считают действиями. Но это не действия. Это физические приспособления. Иначе каждая ваша фраза — новое действие.

СИРОТА. По-моему в определении действия нужна длительная дистанция, а не короткая сиюминутная разбежка. Долго строящийся конфликт движения к цели, а не просто сиюминутное определение глагола, который через секунду, через минуту исчезнет...

ТОВСТОНОГОВ. А действие с использованием этих приспособлений продуктивно, целесообразно развивается до тех пор, пока оно не достигло цели — «студентка завалена»! Либо экзамен по какой-либо причине прерывается — «вас вызывает ректор». Действие ограничено не фразами, а куском. Суммой препятствий: предлагаемых обстоятельств малого круга во главе с ведущим. А действие, преодолевая препятствия, меняя приспособления, стремится к итогу куска, его цели: «студентка должна согласиться с неудовлетворительной оценкой!»

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ С. Но «хочу» — это задача, а не действие.

ТОВСТОНОГОВ. Когда появился термин «задача», Станиславский делал акцент на «хочу». Впоследствии, когда он пришел к выводу, что кратчайший путь к чувству через действие, акцент переместился на «что я делаю». Но одно без другого не существует. Нет глобальной ошибки, если вы формулируете, добавляя «хочу».

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ Ч. Действие — это процесс. А «хочу» — цель.

ТОВСТОНОГОВ. И то, и другое — процесс. Действие — это единый психофизический процесс достижения цели.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ Ч. Но согласитесь: хочу завалить студентку — это еще не действие. Я еще ничего для этого не делаю. Хотеть я могу и у себя дома. А вот что я делаю — это действие.

ТОВСТОНОГОВ. Но не может быть обесцеленного действия. Эти два элемента существуют одновременно. Когда вы находились дома, вы уже исследовали этот процесс «заваливания»! А, кстати, для чего вы ее хотите завалить? Может, потому что она ничего не знает, а вы хотите, чтобы она досконально знала материал?! Может, она считает вас плохим педагогом, а вы ее профнепригодной студенткой? Может, потому что она вам симпатична, и вы хотите встречаться с ней еще не раз?! Вот цели. А теперь от глагола «завалить» уберите «хочу». Оставьте — что делаю —

«заваливаю». Это и есть действие. Не очень удачен глагол, можно найти миллион других, но сейчас не в этом дело. Так что в диалоге на экзамене вы находитесь в процессе «заваливания»! Вы хотите «завалить» (оставляем за скобками цель — ради чего? зачем?)! Действуете! «Заваливайте»! И в борьбе с ее сопротивлением, в этом «заваливании» неким образом себя выражаете! И все это одновременно! Действие — это единый психофизический процесс достижения цели в борьбе с предлагаемыми обстоятельствами каким-либо образом выраженный!

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ Ч. И когда возникает «я хочу», я уже обдумываю, как я это буду реализовывать?

ТОВСТОНОГОВ. Конечно! Разве «обдумывание» это не процесс? Любой внутренний монолог — процесс! Цель — «я не прощу, раз студентка весь семестр прогуляла!» Это же результат внутреннего монолога, итог оценки! Уже здесь начало действия. Цель сопровождает действие от замысла до финала, до процесса ее достижения. Это неделимо. Вопрос: на чем в формулировке поставить акцент? Бывает, что «хочу» определяется артистом, студентом настолько расплывча-

358

то, настолько остается мечтой, желанием, не подтверждается авторским материалом, что я прошу или предлагаю перенести акцент на более конкретный глагол, который все равно стремится к цели.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. А вот еще один пример. Сцена Бобчинского и Добчинского из «Ревизора». Вот мучаемся со студентами, ну, никак из них не вытащить действия. Студенты формулируют: «хотят сообщить, известить, ну, пятое-десятое». А я вот предложил такой вариант: смотрите на нас! Мы — Минин и Пожарский! Мы на затычках были, а теперь призваны вас спасти! Вот отсюда, мне кажется, их действие — стать в центре внимания!

ТОВСТОНОГОВ. А куда ушел конфликт между ними? ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Между ними? Они стараются опередить друг друга! ТОВСТОНОГОВ. Только?

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Только. ТОВСТОНОГОВ. Ну, что ж, это тоже важно.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Но действие у них, задача одна и та же.

ТОВСТОНОГОВ. Вот вы говорили «опередить». И в тексте — «не мешайте, я расскажу, я — первый, я — лучше помню». А есть еще один закон, который должен быть для вас критерием: текст персонажа не может быть его действием! Если вы слышите такого рода формулировку, значит, действие определено неправильно! Вот вам точный критерий. Действие всегда за текстом. Оно глубже. Если оно сказано словами, стало быть, вы ничего не нашли. Стало быть, это типичная тавтология, которая ничего вам не дает. Если кто-то прибегает и говорит: «Вам грозит большая беда!» И по действию — предупреждаю о беде, то это чепуха, полнейшая чепуха, да? Никогда действие не должно выражаться в тексте.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Но ведь у них задача — спасти!

ТОВСТОНОГОВ. Я не спорю, не спорю. Только, мне кажется, в определение надо обязательно внести поправку на конфликт Бобчинского и Добчинского. Они не могут друг без друга существовать, так построена драматургия. Значит, цель должна быть направлена не только ко всем, но и к партнеру, иначе у вас никак не построится кусок. «Я — Бобчинский — хочу стать Мининым и Пожарским без Добчинского!» Вот если вы так повернете свою формулировку, она станет глубже.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Или «Хочу быть Мининым без Пожарского»!?

ТОВСТОНОГОВ. Пожалуйста! Что здесь важно? Не уйти в формулировку, ради нее самой! Я не раз наблюдал у многих педагогов или режиссеров склонность к литературным выражениям. Не давать исполнителям тонуть в умозрительной сфере! Найти актеру, студенту возбудитель, стимулятор, чтобы сразу же захотелось совершать это действие, а не какое-то другое! Дать толчок! И чтобы это было сформулировано заразительно, и режиссерский азарт подхватил исполнитель! В этом весь педагогический талант! Иногда даже что-то не договариваешь, понимая, что этому артисту достаточно! Я вижу: он уже меня подхватил! Иногда что-то сознательно говоришь не точно, потому что этот артист не воспринимает формулировки! Но его интуиция уже меня уловила! А вот этому артисту, не имеющему темперамент, надо гиперболизировать действие в пять раз, чтобы приблизить его к нужному результату! Здесь нельзя быть педантом, понимаете? Здесь необходимо

всегда учитывать фактор соприкосновения с живым человеком! Знать психофизическую природу артиста, студента, чувствовать ее насквозь, а потом уже формулировать! Вот что важно!

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Но я чисто теоретически этим занимаюсь, поэтому...

ТОВСТОНОГОВ. Вам это не так необходимо?

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Нет, вы не так меня поняли. Я из тех педагогов, которых вы наблюдали... склонных к литературным выражениям. Мне хотелось бы на семинарах добиваться чистоты формулировок.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, если вам что-то дают мои рассуждения... Правда, они несколько схожи с рассуждениями Листа об игре на рояле. «Это очень просто, — говорил он. — Надо вовремя нужным пальцем попасть в нужную ноту». В нашей беседе есть нечто похожее. Тем не менее, я говорю о важных для меня позициях.

359

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ Ч. Все, о чем вы сказали, и для нас очень важно! Разногласия у нас возникают чаще всего с педагогами, занимающимися теорией драмы. Студенты после рецензентских семинаров приходят в репетиционный класс и жалуются: вы нам говорите одно, там — другое. Как сдавать?

ТОВСТОНОГОВ. В нашем институте наблюдается такой же процесс. Часто мои ученики, изучающие у Костелянца теорию драмы, приходят ко мне с целым рядом вопросов. И я понимаю, какие существуют разночтения. Но здесь надо сразу условиться, что ход мысли театроведа несколько иной. Неадекватен нашему пониманию методологии.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. А мне кажется, надо искать общий язык.

ТОВСТОНОГОВ. Ну, если вам удастся его найти... Вот мне не удалось. Очень сложная задача. Иногда у известных всем театроведов есть просто удивительные провалы, поразительное непонимание нашей профессии. Как только они переходят в область режиссуры, обнаруживается, что они совершенно абстрагированы по отношению к методологии Станиславского.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Станиславский дал очень много для театроведения, и для литературоведения очень много.

ТОВСТОНОГОВ. Иной язык, иной слух на восприятие наследия. В теории драмы есть возможности для таких силлогизмов и абстракций, которые уводят студентов от сути их будущей профессии. Наверняка это очень полезно, но человек должен очень хорошо владеть методологией, чтобы, слушая или читая теорию драмы, автоматически производить перевод на свою психофизику. Когда я читаю Костелянца, мне лично не страшно. Я чувствую, что стою на достаточно крепких позициях, чтобы свободно переводить все, что он пишет, на доступный мне язык. А студенты этого не могут. Их позиции только-только формируются, и театроведение их сбивает.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Мне кажется, театровед должен сам переводить.

ТОВСТОНОГОВ. Но для этого надо знать язык режиссерской профессии, а театровед его не обязан знать.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Я хочу.

ТОВСТОНОГОВ. Вот вы хотите, а Костелянец не хочет! Он достаточно много знает в своей области, чтоб с него требовать знания еще и этой.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. Мне кажется, сегодня методология Станиславского, в частности, действие, — без интерпретации вами, Марией Осиповной Кнебель...

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ Ч. У нас на кафедре была встреча с непосредственным учеником Станиславского Кристи. Мы попросили его рассказать о методе физических действий. Он сказал: все очень просто. И привел пример, в котором то, что вы сегодня называли физическими приспособлениями, называл цепочкой физических действий. Если прямой ученик так понимает методологию, что же можно ожидать от театроведов? Чтобы они хотя бы признавали наш приоритет в воспитании студентов?

ТОВСТОНОГОВ. Да, вы правы-правы, привести к теоретическому единству две науки очень сложно.

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ О. В связи с этим есть еще один вопрос. Раньше мы говорили: действие,