Файл: makarov-osnovu_teorii_diskursa-8l.pdf

То, что не успел или не сумел Соссюр, вольно или невольно направивший языкознание по пути редукционизма его предмета, было заявлено и обосновано в трудах И. А. Бодуэна де Куртенэ, Л. В. Щербы, P. О. Якобсона, Л. П. Якубинского, В. Н. Волошинова, М. М. Бахтина и др., выступивших за широкое понимание феномена языка, опирающееся на культурнодеятельностное и социально-психологическое его представление, восходящее к идеям В. фон Гумбольдта и А. А. Потебни.

13

Показательно и то, что новые интерпретации, причем не только Соссюра и Хомского, рождаются в контексте тенденций, характерных для постструктурализма и постмодернизма

[Tyler 1987; Gethin 1990; Lecercle 1990; Davis, Taylor 1990; Burke, Porter 1991; Wolf 1992; Stein, Wright 1995; Thibault 1996; Toolan 1996 и др.; ср.: Benhabib 1992; Bernstein 1992; Bracher 1993; 1994; Denzin 1991; Dreyfus, Rabinow 1982; Gergen 1991; Giddens 1991; Lefebvre 1984; Lyotard 1984 и др.]. Влияние, а впоследствии и пересмотр идей европейской школы — таких мыслителей, как К. Леви-Строс [1985], М. П. Фуко [1996; Foucault 1971; 1980], П. Бурдье [1993; Bourdieu 1991; 1977], Ж. Деррида, П. Рикёр [1995], Ж. Лакан, P. Барт [1994; 1996], Ж. Лиотар [Lyotard 1984], У. Эко [1998; Eco 1976; 1986] — во многом предопределили эволюцию гуманитарного знания, его ориентацию на интерпретацию культурно-символических, социально-психологических, когнитивных аспектов человеческой деятельности в дискурсе.

В связи с этим меняется статус самой лингвистики. Хотя когда-то Г. Гийом [1992: 17] утверждал, что «лингвистика не приносит никакой практической пользы», однако если практику понимать широко, т. e. не только как эмпирическую, предметную деятельность, но и как духовную, интеллектуальную (в том числе научную) активность человека, то именно сейчас лингвистические данные и методы обретают большую эвристическую ценность для многих социальных наук, решающих, кстати, не только теоретические задачи. На это в свое время указывал все тот же Бодуэн де Куртенэ [1963,1: 218—220]: «Применение всякой науки может быть двоякого рода: это может быть применение ее для нужд других наук или же применение в практической жизни... В науке можно с пользой применять языкознание при исследованиях истории понятий, в психологии, в мифологии ... в истории культуры ... в практической политике». Остается только удивляться прозорливости гения Бодуэна, предугадавшего рост значения лингвистики для социальных наук, ставший приметой времени эпохи постмодерна.

Дискурс-анализ как метод, принцип и самостоятельная дисциплина, открытая по отношению к другим сферам знания, естественным образом воплотил общую направленность исследования на многостороннее, комплексное изучение сложного многомерного феномена языкового общения, которое является объектом лингвистического (в широком щербовском смысле) анализа в русле прагмалингвистического подхода. И все же главным замыслом книги является выработка интеракционно-феноменологической модели дискурс-анализа. Именно под этим углом зрения следует рассматривать ее предмет.

Глава 1. ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ДИСКУРС-АНАЛИЗА

Первая глава посвящена концептуализации философских и методологических оснований, на которые мы будем в дальнейшем опираться при разработке интерпретативной модели дискурсанализа. Необходимость подобного экскурса обусловлена целым рядом причин: кризисными явлениями в «человековедческих» науках, динамикой научного знания в лингвистике и смежных с ней дисциплинах, а также чуткостью анализа языка и речевой коммуникации к этим переменам.

1.1. НОВАЯ ОНТОЛОГИЯ

The physical world is elegant in design, predictable in action, and fixed in purpose. The social world, the world we have made, is vastly inelegant, unpredictable, and unfixed. Made of ambiguity and ambivalence, contradiction and conflict, it is a clown in the temple. It can change as you look at it. Sometimes, it changes because you are looking at it. It requires alertness, curiosity, impatience, courage, and skepticism.

W. BENNIS [1990: 48]

1.1.1 «Дискурсивный переворот» и новая онтология

Вопрос о научной природе языкознании, как дисциплины, занимающейся «исследованием языка, или человеческой речи во всем ее разнообразии» [Бодуэн де Куртенэ 1963, I: 206], всегда имел определяющее значение: от принадлежности лингвистики к гуманитарным или, наоборот, естественным наукам зависят ее теоретическая ориентация, методологические установки и исследовательские практики.

Категория гуманитарные науки вызывает в памяти резкое возражение Бодуэна де Куртенэ [1963, II: 65—66]: «Здесь я позволю себе решительно высказаться против термина гуманитарные науки. Термин этот возник на фоне ограниченности средневековых понятий и обязан своим появлением филологам, охваченным манией величия, для которых "человек начинается только от грека". Гуманитарные науки — это просто науки психические, точнее го-

15

воря, психико-социальные». И хотя сегодня отказаться от этого термина не так просто, поскольку он прочно утвердился в истории науки, далее, учитывая замечание Бодуэна, под гуманитарными науками мы будем подразумевать именно науки социально-психологические или просто социальные, тем более что последнее наименование закрепилось в новых языках

[social sciences — Schütz 1940; Hagège 1990; Sozialwissenschaften — Habermas 1985 и др.].

Социальные науки сегодня все больше обращаются к языку и дискурсу как методологическому основанию научного анализа. Одними из первых были философы. Изучением повседневной речи занимались этнометодологи и когнитивные социологи. К языковому материалу также обращались символический интеракционизм, теория социальных представлений и социальный конструкционизм. Эти тенденции усилились в общенаучном контексте постструктурализма и постмодернизма, причем настолько, что их рассматривают как лингвистический или дискурсивный переворот в социальных науках [discursive turn — Harré 1995: 146; Flick 1995b: 94 и др.].

Смена парадигм основывается на принятии принципиально новой онтологии социальнопсихологического, человеческого гуманитарного мира, противопоставляемой традиционной онтологии материального физического мира. «Старую» механистическую онтологию Ром Харрэ и Грант Жиллет условно называют «онтологией Ньютона», а новую дискурсивную —

«онтологией Выготского» [Harré, Gillett 1994: 29—30].

Таблица 1. Две онтологии

Сопоставляя «старую» и «новую» онтологии, необходимо оговориться, что этот термин

здесь понимается не как соответствующий раздел философии, охватывающий проблемы бытия, а скорее как система взглядов и базовых категорий относительно той части действительности, которая подлежит исследованию в данной сфере научного знания, иначе говоря, как научный

16

способ вычленения и представления предмета анализа из совокупного объекта познания [ср.: Панфилов и др. 1983].

1.1.2 «Человеческое пространство»

Любому исследователю необходимо установить систему координат, с помощью которой локализуются объекты исследования. В старой онтологии эту роль играют пространственновременные рамки: какая-либо сущность идентифицируется и описывается по своему месту в пространстве и времени, причем в данный момент времени она может быть только в одной точке пространства; нечто, занимающее другую точку в пространстве в тот же самый момент времени, даже обладая абсолютно теми же свойствами, рассматривается уже как другая сущность.

Для дискурсивных изысканий физическое время и место феномена общения, хотя и играют роль (заметим, опосредованную языковой, точнее, коммуникативной проекцией), решающего значения не имеют: когда что-то сказано, намного важнее знать, кто это сказал, кому, как, о чем, с какой целью. Слово (в самом общем смысле) «в равной степени определяется как тем, чье оно, так и тем, для кого оно» [Волошинов 1929: 102]. Дискурсивные явления имеют место и время в качественно иной среде: социально-психологическом «человеческом пространстве» [people-space — Harré, Gillett 1994: 31], которое конституируется общающимися индивидами, играющими соответствующие коммуникативные, социальные, культурные, межличностные, идеологические, психологические роли. Здесь уместно вспомнить понятие коммуникативносоциальное поле [ср.: Сусов 1979: 95; Романов 1988: 28], родственное идее гештальта в психологии и не лишенное феноменологических импликаций.

1.1.3Дискурс и речевой акт в новой онтологии

Стеоретической, да и с практической точек зрения необходимо выделить сущности, которые, собственно, и составляют объект анализа. В механистической онтологии Ньютона это предметы, вещи, «материя», с одной стороны, и события, явления, «силы», с другой. Соответствующими единицами в новой онтологии стали дискурс и речевой акт. Отметим сразу, что последняя категория содержательно не совпадает с единицей, послужившей основанием теории речевых актов, хотя и подчеркнем методологическое значение главной идеи Дж. Остина [Остин 1986; Austin 1962], заключавшейся уже в самом названии знаменитого курса лекций «How to Do Things with Words», буквально указывающем на то, что «слова» как «действия» занимают в онтологии место «вещей» [ср.: «What People Say They Do with Words» —

Verschueren 1985; 1987].

17

Выделение в сложной структуре высказывания совокупности действий заставило многих пересмотреть свое отношение к анализу языка и особенно — его коммуникативной функции. Именно взгляд на высказывание в качестве атомарного факта социального мира в аналитической философии, а затем и в прагматике обусловил этот теоретический прорыв: анализ дискурса как последовательности или комплекса актов принципиально отличен от грамматического анализа языковых форм, «овеществляющих» эти акты, и от семантического анализа актуализованных в них пропозиций по признаку истинности — ложности.

Следует напомнить, что такой поворот во взглядах на язык новым можно назвать лишь с известной долей условности: деятелъностное представление языка, восходящее к идеям В. фон Гумбольдта [см.: Постовалова 1982: 67; Чупина 1987], было неотъемлемой частью теоретических рассуждений многих отечественных лингвистов. Например, Л. В. Щерба [1974: 102] последовательно доказывал тезис о том, что «язык есть деятельность человека, направленная всякий раз к определенной цели, к наилучшему и наиудобнейшему выражению своих мыслей и чувств...» Л. П. Якубинский [1986: 17] также был уверен, что «язык есть разновидность человеческого поведения ... есть факт психологический (биологический), как проявление человеческого организма, и факт социологический, как такое проявление, которое