ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.01.2020
Просмотров: 4137
Скачиваний: 17
Екатерина Михайлова
Марша Карп
ПРЕДИСЛОВИЕ
После первой встречи с психодрамой я была просто потрясена неисчерпаемыми возможностями этого метода. Архитектор Фрэнк Ллойд Райт как-то заметил, что “форма и функция составляют единое целое”. Растворение поведения в ситуации, их взаимопроникновение и влияние друг на друга могут послужить хорошей иллюстрацией для этого утверждения. В этом виде психотерапии обстановка каждой мизансцены или, говоря иначе, сама жизнь (форма), и сценическое действие (функция) оказываются слитыми воедино. Клиент не только рассказывает о тех или иных эпизодах своей жизни, он воплощает их в действии, используя в качестве сцены часть терапевтического помещения, которое временно превращается в место, где с человеком происходят чрезвычайно важные события.
Прошло более двух десятков лет с тех пор, как я видела психодраму Дж.Л.Морено в Нью-Йорке. После этого мне приходилось работать с самыми разными людьми: заключенными, заикающимися, католическими монахами, студентами и преподавателями университетов, учителями, полицейскими, психотерапевтами и пациентами, аутичными детьми. Но с кем бы я ни работала, каждый раз не переставала поражаться тому, что всех их объединяет одна базовая потребность - в благожелательной обстановке и времени, которые необходимы для того, чтобы высказать правду о своей жизни, чтобы рискнуть и посмотреть на то, чего с ними не произошло, открыть для себя какие-то новые возможности и попробовать альтернативные варианты.
Например, когда уходят из жизни дорогие нам люди, очень часто получается, что мы не успели сказать им слова, которые должны были быть произнесены. Мы почему-то считаем, что человек вечен и для выражения своего отношения к нему существуют определенные рамки, которые не стоит переходить ни в коем случае. А потом, когда вместе с человеком исчезают и эти рамки, многие из нас испытывают жгучее желание поговорить с ним так, как ни разу не получалось в жизни. Таким людям психодрама дает возможность освободиться от огромной тяжести невысказанных слов и невыраженных чувств. Спектр ее возможностей распространяется от обращения со словами огромной любви к человеку, который нас покинул, до раскрытия семейных тайн, связанных с пережитым насилием, которые до сих пор хранились за семью печатями, продолжая наносить пострадавшему огромный вред. Во время такого разговора, происходящего на психодраматической сессии, человеку очень важно оказаться в роли умершего. Тогда он может получить очень важный инсайт относительно тех или иных поступков покойного. Реакция из другой роли может абсолютно отличаться от той, которая предполагалась изначально. Именно так может быть нарушен этот негласный запрет.
Для многих из нас неродившийся ребенок значит не меньше потери родителя. Женщины, у которых случился выкидыш, родился мертвый ребенок или оказавшиеся бесплодными, могут находиться в эмоционально «зажатом» состоянии в течение многих лет. Как правило, работники клиники, полиция да и все окружающие, сталкиваясь с родителями, потерявшими детей, очень редко сознают всю сложность ситуации, связанной с этой потерей. Соседи часто просто избегают их, родственники находятся в полной растерянности, не зная, как поступать в таких случаях, медицинская служба - озабочена выяснением обстоятельств смерти. Сами же такие родители всегда нуждаются в том, чтобы выразить свою потерю в словах, оплакать ее или хотя бы просто рассказать о своем состоянии. Для некоторых из них было бы весьма полезно в психодраматической реальности поговорить с ребенком, которого они потеряли, обменявшись с ним ролями. Нередко получается, что после такого разговора родители освобождаются от чувства вины, связанной со смертью малыша. Так происходит даже в более серьезных случаях: например, когда измотанная жизнью мать в течение ночи какое-то время не смогла уделить внимания своему больному ребенку. Ночью он умер, и наутро она его нашла в кроватке уже холодным. После этого безутешная мать долгое время жила под тяжестью огромной вины. Когда на психодраматической сессии она оказалась в роли своего умершего ребенка, то нашла в себе достаточно сил, чтобы от его имени сказать: “Мам, даже если бы ты не уснула, я бы, наверное, все равно умер. У меня были плохие легкие. Ты мне ничем не могла помочь”.
Мне вспоминается еще несколько случаев из моей собственной практики. В процессе работы с закоренелыми преступниками приходится сталкиваться с драматическим сочетанием «коршуна» и «голубя» - наглости и кротости, жесткости и нежности. Заключенные одной тюрьмы строгого режима на прощание подарили мне глянцевую открытку, разукрашенную розочками и блестками. У меня отложилось в памяти, что все двадцать пять подписей, которые на ней стояли, были сделаны людьми, которые имели отношение к убийствам, преступным нападениям, поджогам, издевательствам над детьми. Под мощными пластами страха, мстительности, злобы и насилия обязательно скрываются любовь и нежность. Может случиться так, что человек не находит возможности выразить светлые, теплые чувства. Чтобы преступник смог взять на себя ответственность за свое прошлое и настоящее, терапевту следует вскрыть все верхние наслоения.
Одно из самых памятных мест, где мне приходилось работать, был отдел медицинской помощи вакавилльской тюрьмы (штат Калифорния). Я работала в отделении, где в основном находились преступники, отбывавшие свой срок за изнасилование. Сессия, которая до сих пор остается у меня в памяти, относится к психодраме человека, оказавшегося в тюрьме за совершение шести изнасилований. Этот случай может послужить прекрасным примером традиционного обращения директора к протагонисту: “Не надо ничего рассказывать, просто покажи, как все произошло”. Когда молодой человек продемонстрировал, как совершил свое первое изнасилование, он впервые ясно осознал прямую связь своего преступного поведения с воспитанием, которое получил в детстве. Открывшаяся способность осознания некоторых причин своего патологического поведения принесла ему огромное облегчение. Он почувствовал, как у него возникают определенные инсайты относительно причин, по которым он совершал свои преступления.
В разыгранной сцене он в одиночестве сидел около бассейна. Неподалеку был припаркован фургон, в котором жила одинокая женщина среднего возраста. Его мать была такого же возраста и роста и имела такой же цвет кожи и была хорошо знакома с той женщиной. Протагонист продемонстрировал, как, сидя у бассейна, он решил напугать женщину из фургона. Он побрел к ее жилищу и стал шататься вокруг него и громко шуметь. Услышав шум снаружи, она выключила свет и схватила нож, чтобы хоть как-то себя защитить. При ярком лунном свете молодой человек увидел тусклый блеск ножа. Именно тогда он почувствовал в себе острое желание овладеть этой женщиной. Связь, которую он осознал сейчас, во время сессии, заключалась в том, что до тех пор, пока ему не исполнилось 19 лет, мать постоянно угрожала отрезать ему пенис, если он не перестанет мочиться в постель. Ассоциативная связь этого воспоминания с ножом женщины из фургона помогла ему понять, что в детстве он был символически изнасилован собственной матерью и это обстоятельство отражалось в каждом последующем преступлении.
В этот момент мы остановили психодраму, чтобы молодой человек получил возможность побыть в состоянии катарсиса, проговорив все, что стало доступно его сознанию. Более шести лет он провел в заключении, не ощущая никакой связи между собой и совершенными им преступлениями и лишь очень смутно чувствуя свою вовлеченность в них. Открытия, которые были сделаны, оказались подстать психодраматическому действию. Они стали необходимой основой и началом процесса исцеления. Чтобы прекратить череду совершенных им изнасилований, он в первую очередь должен был осознать ответственность за свои поступки. В этом отношении особенную пользу может принести эффект, который Морено назвал психодраматическим шоком. Когда протагонист сам испытывает шок от того, что ему открылось в процессе сценического действия, именно момент этого шока может оказаться самым критическим и позитивным. Он затрагивает человека совершенно по-иному, чем словесная дискуссия, когда терапия фактически терпит крах.
Для людей, находящихся в изоляции в тюрьмах строгого режима, ключевым обстоятельством является безопасная обстановка. Заключенных предупреждают, что ответственность за происходящее на сессии несет не только присутствующий терапевт, но и каждый из них. Психодрама может иметь место только при условии полной гарантии, что не пострадает ни протагонист, ни другие участники группы. Возможность воспроизведения на сцене проблем, косвенно затрагивающих проблемы морали участников группы, следует обсуждать открыто. И терапевт, и группа должны позаботиться о том, чтобы не забывать основные правила поведения, и даже специально их восстанавливать для членов будущей группы. Здесь мне вспоминается один рокер, который продемонстрировал, как его банда ворвалась в маленькую деревушку и учинила в ней беспредел, измываясь над местными жителями. Следует с осторожностью относиться к демонстративному поведению отдельных участников группы, которые используют психодраму лишь для того, чтобы порисоваться перед другими. Вместо того, чтобы концентрировать внимание на том, что и как человек сделал, мы делали акцент на том, почему он это сделал, тем самым раскрывая мотивацию и определяя главную причину его поступка. Это очень тяжелая работа, состоящая в том, чтобы выяснить у протагониста, почему он поступил именно так. Цель подобных очень специфических групп заключается в привитии и поддержании особой культуры, основанной на желании “стать лучше”, понять многое из того, что уже произошло, чтобы оно не могло повториться впредь.
В работе с аутичными детьми методы, основанные на действии, играют особую роль. Я очень сомневаюсь, чтобы сессия с Эдди могла быть проведена без обучения классической психодраме. С некоторыми детьми можно использовать этот метод лишь частично. С отдельными клиентами иногда получается так: чем меньше применяются психодраматических техник, тем лучше получается результат. В данном случае я использовала только технику “дублирования”.
Семилетний Эдди был аутичным мальчиком. За последние два года он не произнес ни слова. Когда в классе оставались только мы вдвоем, я устроила несколько сеансов дублирования. Став его двойником, то есть, тщательно следуя всем своим телом за его движениями, я постоянно давала ему ощущение реальности, в которой он не чувствовал, что один в комнате. Каждый раз, когда он начинал бегать, я бежала рядом с ним. Каждый раз, когда он шумел, я шумела с ним вместе. Постепенно он стал проверять зеркальный образ, который я расширяла и углубляла, делая мелкие движения, которые он мог отличать от своих. Прошло какое-то время, пока он начал за мной наблюдать и повторять мои движения, приобретая окончательную уверенность в том, что он не один.
После десяти таких сеансов дублирования, оказавшись с ним вдвоем в терапевтическом кабинете, мы занимались лепкой из пластилина. В то утро это давалось нам особенно тяжело. Каждый из нас ухватился рукой за кусочек пластилина, и мы потихонечку начали его растягивать. Как только мы оба потянули сильнее, малыш закричал: “Марша, тяни, тяни!” Услышав эти слова, я почувствовала, что земля уходит у меня из-под ног. Это была первая фраза, которую я от него услышала. Совершенно очевидно, что он стал воспринимать меня отдельно от себя, и, растягивая глину, смог позвать себе на помощь.
Еще одно применение психодрамы в моей практике относится к работе с католическими монахами.
Моя работа заключалась в проведении терапевтической группы с молодыми членами религиозного братства. Однажды один из «братьев» пришел на группу в состоянии тяжелой депрессии. Он понял, что никогда не достигнет Божественного совершенства, но тогда к чему все усилия? Он стал разыгрывать сцену, в которой ощущал себя таким совершенным, как мечтал. Он подошел к двери и совершенным движением закрыл ее с совершенным звуком. На этой сессии он общался со своими товарищами в манере, которая, по его мнению, была “Богоподобной”. Мало-помалу его товарищи стали отворачиваться от него и разговаривать между собой, не обращая на него никакого внимания. Он захотел воспроизвести ту же сцену сначала, на сей раз оставшись самим собой, чтобы общаться с людьми естественно: менее совершенно и более человечно. Выйдя за дверь, он хлопнул ею так энергично, что задребезжало дверное стекло. Подобный поступок можно считать совершенно нормальным подтверждением творчески проведенной сессии.
Каждый раз психодраматическое действие должно быть естественным и своевременным. Общим во всех приведенных примерах является то, что ни один из них нельзя заменить другим. Применение инструмента в каждом случае обусловлено уникальностью ситуации. Несмотря на весь присущий психодраме артистизм, а также на то, что она является фундаментальным и надежным методом, всегда существует некоторый элемент рассчитанного риска, позволяющий отличить вдохновенную работу от обыкновенной рутины. В чем заключается смысл работы жаждущей действия личности? В чем состоит этот необходимый рывок вперед, и как мы можем помочь человеку его совершить? Для достижения изменений требуются и артистизм, и знание метода.