Файл: Евреинов Н.Н. Демон театральности (2002).doc

Единственно серьезный крах грозил театру тогда, когда жизнь, лишенная театрального интереса, т. е. голая жизнь (стало быть натуральная), толкнулась в театр. И наоборот — единственно серьезным крахом самой жизни стал грозить момент, когда ушла из нее театральность.

К актерам

Ребенок сначала рисует «из головы», что вздумает и как вздумает, потом, подросши, учится копировать с натуры и, если бесталанен, так и застревает на всю жизнь в «натурном классе», если же талантлив, снова творит «из головы», но уже мудро и сознательно смело.

В истории театра нечто подобное: сначала свободное творчество, потом подражание жизни (копия) и, наконец, сознательное возвращение к свободному творчеству нового.

Запомните это, гг. профессиональные актеры, чуждые еще вольного преображения!

Простой народ

Простой народ не любит пьес из знакомого ему быта (подавай графьев на сцену!). Если же вдобавок бытовая драма разыгрывается натуралистически, — мужик ругается, и в этой ругани святая правда протеста, заложенного в его душу самой Природой, не желающей быть таковой.

Маскарадный язык

Когда я слышу русских, разговаривающих друг с другом по-французски не «devantlesgens»^{^ccxxvi}и не ради практики, когда я вспоминаю, что с тою же охотой говорили римляне по-гречески, французское духовенство по-латыни, испанцыXVII века по-культистски и школяры всех стран «по-свойски», т. е. на выдуманном ими жаргоне, — я вижу пред собой театральную одежду, к которой тяготеет не только совершеннейшее тело, но и совершеннейший язык.

Критики?

В театр на представление пасторали пришли, между прочими, пастор, портной, публицист, режиссер, учитель словесности, художник, эстет, музыкант, архитектор, рецензент и проститутка.

Все они остались очень недовольны представлением.

Пастор нашел, что пример языческого поклонения богу любви (Эроту) представлен без должного осмеяния; у пастушки ноги видны до колен (что, как известно, всегда избегалось в покрое конфирмационного платья); самое же слово «пастораль» может ввести верующих в заблуждение, что это слово происходит от слова «пастор».

{89} Портной заметил, что все это — сущая дешевка. (Он имел в виду качество материи и приклада.)

Публицист сказал, что виденное им — явная ложь, т. к. социально-экономическое положение пастуха не позволяет, увы, подобных трат на чисто маскарадные костюмы, носить которые — проблематично-счастливый удел одних лишь буржуев, питающихся за счет невежества рабочих масс.

Режиссер— что «пратикабль» беседки трещит, комик два раза некстати попал в «спинное» положение, первый софит надо было понять выше, а пастух нетвердо «крыл» реплики.

Учитель словесности нашел перевод невозможным, а лицо пастушки неприятным ввиду сходства с последней ученицей 5‑го класса параллельного отделения Б.

Художник возмутился «кричащими» кустами на заднем плане, и мысль о «французской зелени», в связи с «ужасными» бантами на башмаках «отца», заставила его даже уйти из театра до занавеса. («И что это за маляр писалтакой занавес»!)

Эстет признал тональностьreminorне вяжущейся ни с розовым корсажем пастушки, ни со словами слуги маркиза «ваш батюшка идет».

Музыкант нахмурился до конца представления, заметив фальшь 4‑й валторны и излишнееsforzato^{^ccxxvii}у фагота в арии о голубке.

Архитектор скучал, потому что «беседка» была игрушечная, а само здание театра плохо вентилировалось, и «уж такие карнизы он бы ни за что не допустил».

Рецензент записал в книжечку, что Петров плохо знал роль, Климова слишком машет руками, пьеса ординарна и наивна, капельдинер не хотел одолжить даром бинокля и в буфете «анафемские» цены.

Проститутка прохрипела подруге: «Рупь-целковый за место, а хоть бы кто взглянул в твою сторону».

Все они были правы, но пастораль очаровала публику, смотревшую на театральное по-театральному.

Опоздавшие слепцы

Большинство «новаторов» сцены хотят выдумать Театр. А он уже выдуман.

Удивленье э. Т. А. Гофмана

«Меня страшно удивляет, — говорил Э. Т. А. Гофман в “Необыкновенных страданиях директора театра”, — что артистки, у которых отнюдь нельзя отрицать ума, стремятся непременно играть такие роли, которые, по их возрасту, им вовсе не подходят…» Как будто сладость театрального преображенья состоит в чем-либо ином, как не в изображении отличного от изображающего! [— Жалование актрисы слишком ничтожная награда, в чем Т. Гофман — «посетитель в сером» — мог убедиться и в 1818 году.]

{90} [Три инвенции из «Красивого деспота»ccxxviii

Неужели ты не замечаешь, как эта «современная культура» убивает красоту? Неужели ты спокойно можешь наблюдать, как она предпочитает деловитость речи ее образности, бесцветный костюм живописному, как она стремится уничтожить церемонии, визиты, приседания! Ах, ей не жалко даже церкви с ее красивыми обрядами! Наблюдал ли ты хоть раз в жизни, как на цветущих долинах она сооружает черные, вонючие фабрики, приводит туда красивых поселян и обращает их дивную песню в развратную частушку!.. Все и вся сравнять?! Ведь это же ужасно! Контрасты нужны для красоты! Равенство некрасиво, — пора наконец в этом сознаться! И вы еще смеете говорить, что любите во всем красоту!.. Стыдитесь! У дикарей больше эстетической сметки!.. (В деле познания истины мы, люди XX века, недалеко ушли от вандалов, но в деле разрушения самого прекрасного, самого значительного, что только скрашивает жизнь, мы превзошли вандалов, без всякого сомнения.)

Мы промотали самое ценное из того, что нам досталось в наследство от предков: достоверное знание и стойкую мораль. Ах, этих прелестных сестер, этих услужливых рабынь мы проиграли в кости старому развратнику Скептицизму!.. Но нам остались от них, в числе прочего хлама, их платья, красивые, пестрые платья, так называемые «фразы» и «позы». Да, мой друг, это грустно, но это так: у нас остались только фразы и позы. Ну что ж, хорошо, что хоть это у нас осталось: мы можем забавляться этими красивыми тряпками и вспоминать о тех, кто был одет в них, кому они придавали такой привлекательный вид. Нам остались только фразы и позы? Ну что ж! Полюбим их, как любят милые игрушки!

III

Я не хочу их жизни! Пусть она полна возможного счастья, но… но это ветка сирени, захватанная руками в поисках счастья, многолепесткового счастья. Их жизнь некрасивая, поблеклая, неяркая, захватанная, словом жизнь толпы, хотя может быть в ней и скрыто великое счастье. Моя жизнь — это ветка сирени, к которой еще никто не прикасался, в которой еще никто до меня не искал себе счастья…]

{91} Инвенции о смерти

Смерть и маска

Тот, кто понял театр как радость преображенья, умрет актером и в монашеской келье.

Камо бегу?^{^ccxxix}

Кто хоронит театральность, все же отдает ей дань, одеваясь в черное…

Поза умиранья

Когда слишком занят театром, некогда как следует поразмыслить о смерти. Если и думаешь о ней, то все по счастливой инерции, в «плане театральности», или, как здесь уместно выразиться, «в плане театральщины». Например, лежишь бледный, с загадочными глазами, восковая рука прижалась к сердцу в предсмертной муке, а на эффектно страдальческих устах улыбка — красивый вздох… ироническое «до свиданья, господа»… в ногах рыдает белокурая возлюбленная… перед тобой мать в темной шали, с тонким батистовым платком и пресекающимся голосом — «мой сын!»… А то много друзей, знакомых, преданный слуга с заплаканными глазами и красным носом, а ты вперил свой взор горе и мелодично-хрипло просишь: «свету, больше свету»^{^ccxxx}или что-нибудь вроде этого…

Хорошо!..