Файл: antologiya-issledovaniy-kultury.doc

==554

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_____

Полевые исследования и теория эволюции

Убежденность в том, что полевые исследования подорвали и практически опровергли теорию эволюции культуры, достаточно распространена среди антропологов. «Как только социологи оторвались от книг и теорий и обратились к живым людям, чтобы собрать нужные им сведения, — заметил Кимбелл Янг, — вся однолинейная теория обрушилась под собственным весом»( 1942:99). Стюард замечает, что «полевые исследования... антропологов XX в. проверили и подвергли сомнению значимость... особых эволюционных формулировок таких авторов как Морган и Тайлор» (1949:1, он повторяет это замечание в 1955:15). Эта точка зрения поддерживается также Херсковицем (1933:67,72;1937:259), Сепиром (1920а:377), Гёбелем( 1949:485) и др.

Тезис о том, что «полевые исследования подорвали и опровергли теорию эволюции культуры», прекрасно служил антиэволюционистам в течение десятилетий. Для людей некритичных он был не только правдоподобным, но и убедительным: эволюционисты были «книжными червями», по выражению Сепира (1920а:377); культурный эволюционизм стал «охотничьим угодьем для натаски образного мышления» (Голденвейзер,1921:55); Радклиф-Браун отнес реконструкции эволюционистов к категории «предположительной истории», а Малиновский назвал их «ломбардом вольных построений». Таким образом, теория эволюции была представлена в виде чистой спекуляции, граничащей с фантазией. А затем пришла полевая работа, эмпирика, и факты, факты, факты...

Как ни правдоподобен на первый взгляд этот тезис, он, тем не менее, необоснован и способен ввести в заблуждение. В первую очередь он предполагает наличие непреодолимой пропасти между теорией и фактами, что есть бессмыслица. Кроме того, он разделывается с теорией эволюции как следствием первоначальной аксиомы.

Разумеется, между теорией и практикой нет никакой несовместимости; без теории факт мертв и бессмыслен; теория есть дыхание жизни науки. Что же касается непосредственно теории эволюции, то сложно назвать какие бы то ни было результаты полевых исследований с 1881 г., когда была опубликована «Антропология» Тайлора, которые бы не состыковывались с общей теорией эволюции культуры. И, что характерно, ни один из адептов тезиса о полевых работах и теории эволюции, насколько нам известно, не указал ни единого примера того, как именно полевые исследования опровергли теорию эволюции; они использовались лишь как предлог.

==555

Методы интерпретации культуры

Справедливо, что Морган, когда в 1864 г. писал «Системы кровно родственные и взаимно склонные», не знал, что большинство примитивных народов в XIX в. были преимущественно моногамными — факт, который противоречил его теории о об эволюции семьи от промискуитета к моногамии. Но его теория была частной теорией эволюции, а не общей, и её поддерживали далеко не все эволюционисты; Тайлор, к примеру, считал, что человек имел семью с самого начала. Во-вторых, теория первобытного промискуитета Моргана была вовсе не плодом его «богатого воображения», она вытекала из большого количества фактов и базировалась на них — на родословных, которые он сам составил в процессе полевых исследований.

Полевые исследования могут показать, по какой линии происходит наследование у данного народа: по материнской или по отцовской, но они не скажут вам, какая из них предшествовала другой в процессе социальной эволюции. Полевые исследования могут прояснить, есть у народа кланы или нет, но они не скажут вам, как образовалась клановая структура. Факты, интерпретированные в «Происхождении видов», были известны за два столетия до Дарвина. Полевые исследования снабжают ученого фактами, человеческий ум — его «образное воображение» — должен выработать теорию. Утверждение о том, что полевые работы опровергли теорию эволюции — хороший пример отношения членов группы Боаса к «классическим» эволюционистам и к самим себе: они представляют в ложном свете предшественников, они превращают в достоинства собственные недостатки. Остановимся вкратце на этих двух пунктах.

Если этнология Моргана была ложна, то отнюдь не из-за отсутствия полевых исследований. Сам Морган был усердным и неутомимым полевым исследователем. Он проводил месяцы и годы с ирокезами. Он совершил четыре экспедиции в районы Канзаса и Небраски, в Канаду, в верховья Миссури в 1859-1862 гг. (Уайт, 1951). А в 1878 г. он совершил археологическую и этнологическую поездку на Юго-Запад США (Уайт,1942а). Согласно Кларку Уисслеру, Морган был «пионером, если не основателем полевых исследований феноменов культуры» (1929'340) И Лоуи, один из самых ярых критиков Моргана, отдает ему дань как полевому исследователю (19366:169). О Тайлоре Лоуи пишет, что он «хотя и не был полевым исследователем, был весьма далек от кабинетного антрополога» (1937:69, выделеноУайтом). Молодым человеком он в изобилии наблюдал примитивные общества и останки доисторических культур в Мексике, а в 1884 г. он предпринял путешествие к индейцам хопи, живущим в пуэбло. И никто из антропологов не был более скрупулезен и осторожен в использовании фактов, чем Тайлор. Так что совер-

==556

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_____

шенно очевидно, что мысль о том, что классические эволюционисты были кабинетными учеными, что их теории были ложными из-за отсутствия фактического материала и результатов полевых исследований, абсолютно неверна.

Мы предполагаем, что группа Боаса отвергала теорию эволюции не потому, что она противоречила результатам полевых исследований, но потому, что ее члены были против теории в целом С легкой руки Боаса среди его учеников, пишет Радин, установилось отношение «резкого отторжения каких бы то ни было теорий вообще»( 1933:253). Бертольд Лофер в рецензии, восхваляющей одну из книг Лоуи, провозгласил, что «никому не даст и гроша ломаного за новую теорию» (1930:162). Отвращение к теориям среди боасианцев было настолько велико, что Клакхон заметил: «Сказать о чем-то «теоретический» равносильно обвинению в некоторой непристойности» (1939:333). Как это часто отмечалось, для Боаса факт был чем-то высшим: «С Боасом антропология стала на фундамент эмпиризма» (Гёбель, 1949:485). «Боаса прежде всего следует воспринимать как полевого исследователя» (Лоуи,1937:131). «Суть метода [Боаса], — пишет Радин (1939:301), — заключается в том, чтобы... собрать факты, и еще больше фактов... и дать им говорить самим за себя». Но факты не говорят и не могут говорить сами за себя; необходим творческий ум, чтобы сделать их доступными и осмысленными. Многие почитатели Боаса восхищались им за его отвращение к теории, философским системам, склонному к размышлениям уму в принципе. Иначе говоря, ошибки и недостатки этнологии Боаса, его антинаучность — поскольку без теории и философских систем нет науки — были обращены в достоинства (см. Уайт,1947в:406-08 и 19466:91).

Заключение

Таковы основные события в истории эволюционной теории в культурной антропологии с тех пор, как 100 лет назад вышла в свет книга «Происхождение видов». Вряд ли кто ныне осмелится отрицать фундаментальную значимость теории эволюции в биологических науках. Эволюционная теория все шире и шире используется в астрофизике и космогонии. Было время, когда теория эволюции в науках о культуре также была общепризнанной и приносила свои плоды. Образованному и мыслящему биологу, астроному, философу будет непросто объяснить, почему целая школа культурантропологов отвергла одну из наиболее фундаментальных и плодотворных концепций в истории науки. Мы постарались объяснить некоторые причины этого и указать на

==557

Методы интерпретации культуры

методы, которые она использовала в своих попытках выполоть эту концепцию со своих полей и изгнать ее из своих рядов.

В настоящее время существуют некоторые признаки того, что эпоха антиэволюционизма в культурной антропологии завершается. Это подобно выходу из темного тоннеля или пробуждению после кошмарного сна. Драгоценное время было потеряно в противостоянии этой плодотворной научной концепции, но теория эволюции вновь займёт свое место и докажет свою значимость в культурной антропологии, как это уже произошло в других областях науки. Древняя дихотомия история/наука не может более отрицать ее или затуманивать. И здание эволюционизма не будет более искусственно расчленено по живому на однолинейность и многолинейность. Мы снова вернемся к старой и простой мысли, так прекрасно выраженной Тайлором: «...основной принцип, который твердо должен себе усвоить каждый ученый, если он имеет желание познать или мир, в котором он живет, или историю прошлого» (1881:20).

Перевод М.В. Тростникова

Библиография: см. стр. 586-590

==558

00.htm - glava27

Лесли А. Уайт

История, эволюционизм и функционализм как три типа интерпретации культуры'

Введение

Идея написать эту статью родилась так: меня пригласили выступить на семинаре перед студентами Чикагского университета. В ходе нашей дискуссии я ощущал, что никак не мог определить, откуда взялось это затруднение. Когда семинар закончился, мы переместились в тихое и непринужденное местечко — закусить и продолжить наш разговор. Перед этим меня осенило, что мешало мне вести дисуссию со студентами: они предполагали, или считали само собой разумеющимся, что если бы я был эволюционистом, то должен был бы противопоставлять себя функционалистам. Судя по всему, они также пребывали в уверенности, что человек, занимающийся историей культуры, обязательно резко отрицательно относится к функционализму. Вкратце их воззрения сводились к следующему: если человек поддерживает один из трех типов анализа культуры, он обязательно отрицает остальные два. Возможно, подобные воззрения будут казаться невероятными в 1975 г., но в 30-е годы они преобладали, поскольку узы, соединяющие учителей и учеников различных «школ», были весьма крепки.

Для таких воззрений у студентов были все основания. Между функционализмом (особенно Радклифа-Брауна) и этнологией Франца Боаса и его учеников существовал весьма сильный антагонизм. А культурный эволюционизм отвергался и подвергался поношениям со стороны большего числа американских антропологов. Для студентов было ясно, как день, что, если ты принадлежишь к одной школе, ты обязан отвергать остальные две.

Я пришел домой и написал эту статью. Я считал (и до сих пор

" History, Evolutionism, and Functionalism: Three Types of Interpretation of Culture//Southwcstern Journal of Anthropology :1:2:221-248. 1945.

==559

Методы интерчрешции ку.иш.уры

считаю), что история, эволюционизм и функционализм суть три различных четко отграниченных друг от друга способов интерпретации культуры, каждый из которых одинаково важен

Профессор Кребер отозвался на мою статью в «Истории и эволюции»(1946). Он продемонстрировал резкое нежелание согласиться с моей троичной классификацией интерпретации культуры. Он предпочитает дихотомию «история/наука» и замечает, что, «если эта дихотомия справедлива, места для эволюционизма Уайта не остается» (с. 13). «Иногда то, что Уайт называет эволюционизмом является историей, иногда — наукой» (с. 15). Но если «эволюционизм Уайта окажется действительно ясным методом, его признание будет жизненно важно» (с.5; выделеноУайтом.)

Профессор Кребер адресовал свою реплику «эволюционизму Уайта», не признавая того, что теория эволюции была весьма хорошо разработана — и плодотворна — задолго до того, как в конце XIX в. стало развиваться антиэволюционистское направление. Он трактует мою статью так, словно она является аберрацией. Но его пророчество о том, что признание значимости культурной эволюции было бы «чрезвычайно важным», родилось спустя десятилетия после наших статей по этому вопросу.

В современной антропологии широко распространена точка зрения, согласно которой существуют всего два, только два, не более чем два способа интерпретации культуры: «исторический» и «научный». Исторические штудии, согласно этой точке зрения, занимаются описанием хронологического ряда отдельных имевших место событий. Историческое объяснение культурной данности должно заключаться в воспроизведении предшествующих релевантных событий. Как об этом писал профессор Р.ГЛоуи (1917а:82), «объяснение культурного феномена будет заключаться в соотнесении его с тем, что произошло ранее». Таким образом, употребление табака эскимосами Аляски должно быть «объяснено» посредством истории распространения табака и трубок по всему миру до тех пор, пока они не достигли эскимосов Азии, а впоследствии Аляски.