Файл: Иванов - Трубадуры, труверы, миннезингеры.doc

Рыдая, Карл рвет бороду седую:

«О, милая сестра души моей! –

Воскликнул он, - о мертвом говоришь ты!

Но я тебе достойное возмездье

Воздам за смерть Роланда - Людовик,

Мой сын, наследник мой, твоим супругом

Пусть будет». - «Странны, Карл, такие речи!» -

В ответ на то ему сказала Ода.

«Да сохранит меня Небесный Царь,

И ангелы его, и все святые,

Чтоб я по смерти храброго Роланда

Осталась жить!» Внезапно побледнев,

Она к ногам владыки франков пала

И умерла... Спаси ее, Господь!

Рыдают франки, плачут и вздыхают.

Скончалась Ода. Думал император,

Что только чувств красавица лишилась.

Рыдая, взял он за руку ее,

Хотел помочь ей встать: на грудь головка

Ее склонилась, видит император,

Что умерла красавица младая.

Он дал приказ - пришли четыре дамы,

И Карл велел им Оду хоронить

В монастыре. До утра охраняли

Четыре дамы Оду, а затем

Близ алтаря ее похоронили;

Великий ей оказан был почет.

Только после похорон прекрасной Оды, этого чудного цветка средневековой поэзии, приступил Карл к суду над Ганелоном. Преступника привели в цепях и жестоко избили воловьими жилами. Карл рассчитывал на решительное осуждение Ганелона, но дело сложилось не так, как он ожидал. Ганелон заявил судьям, что он совершил не измену, а мщение Роланду. «Я отомстил, но я не изменил». Судьям стало жалко графа Ганелона, и они просили Карла, чтобы он помиловал его: ведь все равно Роланда не воскресишь его казнью! Конечно, такое решение судей повергло Карла в уныние. Тогда выступил один из вассалов Карла, Тьерри, громогласно объявил Ганелона изменником и предателем и вызывал на поединок всякого, кто думает иначе, чем он. Вызов был принят Пинабелем, которого еще раньше Ганелон просил о помощи. Это место поэмы в высшей степени интересно как точная картина современного певцу быта. Тьерри вручил Карлу свою лосиную перчатку. Обе стороны - и Ганелон, и Карл - представили заложников. Пока улаживали все, что следовало уладить по закону, бойцы сидели на принесенных с этой целью скамейках. Уговорились. Привели коней, принесли крепкие доспехи. Перед поединком и Пинабель, и Тьерри отстояли обедню, приобщились и получили от священника отпущение грехов и благословение. При этом оба они одарили церковь богатыми приношениями. После этого бойцы подошли к Карлу. На них надели брони и шлемы, к сапогам прикрепили шпоры, к бедрам привесили мечи, дали им щиты и копья. Все присутствующие испытывали сильное волнение: что-то будет? Один Бог знает, каков будет конец!

Поединок происходил на обширной равнине близ Ахена. Сначала Пинабель и Тьерри бились на копьях. С копьями наперевес они бросились друг на друга на своих сильных конях. Сшибка была страшная: поломались щиты, пострадали брони, лопнули подпруги, седла перевернулись, и оба противника пали на землю. Тогда они схватились за мечи и стали биться пешими. Мечи сверкают, от ударов по шлемам летят искры. Карл волнуется и просит у Господа, чтобы он объявил поскорее, которая из двух сторон права. После продолжительной борьбы и напрасных переговоров о сдаче, которой требовал Пинабель у Тьерри, последний нанес своему врагу смертельный удар. Господь решил дело: Ганелон - преступник, изменник. Теперь уже никто не протестует против его казни. Графа Ганелона четвертовали, его поручителей постигла позорная казнь. Были повешены палачом и все поручители Пинабеля.

Окончив суд над Ганелоном, Карл призвал к себе епископов и объявил, что привезенная им из Испании пленница Брамимонда выразила желание принять христианскую веру. Епископы просили, чтобы государь назначил ей восприемниц из знатнейших придворных дам. Испанская царица была окрещена в Ахене и наречена Юлианой. Песнь прибавляет при этом, что царица сделалась христианкой по своему глубокому убеждению.

«Песнь о Роланде» стоит особняком в среде других chansons de geste. Она поражает живописностью и силой своего языка, целостностью своей композиции, мощью проникающего ее патриотизма. Детище феодального уклада, она переросла его.

Рютбеф

Рютбеф - один из величайших поэтов французского средневековья, был современником Людовика Святого и Филиппа Смелого. Личность Людовика Святого слишком замечательна, чтобы можно было пройти мимо нее, не сказав о ней ни слова. Качеством его характера, которое прежде всего бросается в глаза, является его необыкновенное, почти мистическое благочестие. И днем, и ночью в продолжение нескольких часов он весь отдавался горячей молитве. Его вера доходила до фанатизма, В этом отношении любопытны следующие строки, написанные его биографом Жоанвилем. «Я говорю вам, сказал раз король об евреях, никто не должен спорить с ними, кроме очень хорошего клирика; если же светский человек услышит, как они злословят христианство, он обязан действовать в защиту веры только своим мечом и так глубоко запустить его в живот хулителя, насколько он может войти туда». Благочестие Людовика Святого не отвлекало его, впрочем, от королевских обязанностей. Особенно заботился он о правосудии и любил отправлять его сам в среде своих советников. На Жоанвиля, а также на других лиц, близких к королю, была возложена обязанность принимать все просьбы, направляемые на имя короля, и представлять их последнему. Если же то или другое дело представляло какие-нибудь особенные трудности, король решал его сам. В светлые дни он располагался с этой целью в Венсенском лесу или в Парижском дворцовом саду на ковре или прямо на земле. Сюда он призывал тяжущиеся стороны, выслушивал мнения своих баронов и юристов (легистов), а потом судил дело по совести. Он был строгим и справедливым судьею не только для светских, но и для духовных лиц, и даже для епископов. По крайней мере, он отвергал все несправедливые притязания последних. Его правдивость не имеет подобной себе во всей истории. Вступив на престол, он возвратил английскому королю те провинции, которые считал несправедливо приобретенными своими предшественниками. Он был убежденным другом мира, нарушая его только для священных войн за Гроб Господень. Особенно старался он обуздать в этом, как и во многих других отношениях, своих баронов.

По сравнению с другими странами Западной Европы Франция находилась в правление Людовика Святого в счастливейших условиях. Италию раздирали в это время раздоры между гвельфами и гибеллинами; в Германии происходили те же внутренние беспорядки, в то время как императоры ее боролись против папства; Англия страдала под управлением Генриха Ш и была вынуждена в лице своих баронов обратиться за третейским судом к Людовику в их спорах со своим собственным королем.

Само собой разумеется, что король не мог один переделать весь существовавший в его время строй и видоизменить весь склад современной ему жизни. Несмотря на его редкую справедливость и беспристрастие, страсти кипели вокруг него; насилия были делом самым обыкновенным. Наконец, далеко не все подданные Людовика ценили своего короля. Жители тех провинций, которые были добровольно уступлены Людовиком Генриху III, во имя добрых отношений между сюзереном и его вассалом, не могли простить Людовику Святому его уступки и долго не признавали праздника, установленного в честь него католической церковью. Много было и отдельных порицателей среди общества, не понимавшего, как можно обходиться без насилий. А что это было за общество, мы увидим из песен трувера Рютбефа.

Мы не знаем ни года рожденья, ни года смерти Рютбефа. Он жил в Париже, но нет никакого основания считать его уроженцем этого города. Он сообщает нам, что женился в 1261 году, но из другого его же стихотворения мы узнаем, что брак, о котором он говорит так определенно, не был первым. Не был он и счастлив в браке. Сам поэт говорит, что опечалил им своих друзей и доставил большую радость врагам.

Чтоб ненавистникам своим

Доставить радость бытия,

Женился я,

Да на такой, что без меня

Никто не взял бы ея:

Была она,

Когда женился я, бедна;

Я также сам - бедняк,

А между тем

И не мила она совсем,

Ей пятьдесят уже, затем

Она - суха.

Я не рабочий, господа!

Вам не представить никогда,

Как я живу.

Дверь дома вечно заперта,

Царит в нем всюду пустота,

Он беден, гол.

Порою в нем и хлеба нет;

Вот отчего не домосед,

Конечно, я.

Меня встречают плохо там;

Привета нет, коль не вернусь

Я с чем-нибудь.

Вот, что мою стесняет грудь!

Коль пусты руки, заглянул.

Не смею в дом.

Вот жизнью я живу какой!

Живу надеждою, и в том

Весь праздник мой.

Рютбеф сравнивает себя с мучениками, которых жарили, побивали каменьями и четвертовали, но их мучения, говорит он, окончились, а его мучения будут продолжаться в течение всей жизни. Заканчивает он свое стихотворение молитвой о том, чтобы господь зачел ему все его злоключения и удостоил его рая. В другом стихотворении он также жалуется на свое домашнее неустройство, говорит о болезни жены, о своей собственной болезни, совпавшей с ее, о том, что он отдал своего ребенка кормилице, а последняя грозится ему вернуть его обратно, если он не заплатит ей за труд. Хозяин требует платы за квартиру, нет дров, нет одежды, друзья его покинули - вот с какими жалобами обращается он к графу Пуатье, который оказывал ему раньше поддержку. Несколько лет спустя он обратился со своими жалобами уже к самому королю Людовику Святому. Трудно винить Рютбеф а за его настойчивое попрошайство. Поэтическое дарование его оплачивалось скудно, а других источников у поэта, не родившегося сеньором, не было.

Рютбеф питался плодами, которые приносила ему его поэзия. Среди его поэтических произведений встречаются такие, которые были написаны им по заказу. Если такие заказы и оплачивались удовлетворительно, они представляли редкие явления. Рютбеф жил так, как жили все бродячие труверы и жонглеры. Он принадлежал к разряду тех поэтов, которые были и труверами, и жонглерами. Здесь напоят и накормят, там дадут какой-нибудь подарок, а то и просто рекомендательное письмо к богатому, но не всегда щедрому родственнику. Как ни беден был сам Рютбеф, но при деньгах и он ссужал беднякам: по крайней мере, одно их стихотворений он написал на своего должника, подобно ему самому, не отличавшегося аккуратностью в уплате своих долгов. В заключение стихотворения он просит своего должника написать обещание уплатить долг, хотя бы в споем духовном завещании.

Но и прошу вас об одном,

Чем вы себя не затрудните:

Хоть в завещании своем

Вы обещанье напишите.

Причина бедности Рютбефа кроме малого заработка заключалась еще в том, что он, будучи при деньгах, не слишком дорожил ими, жил довольно беззаботно, любил хорошо покушать и поиграть в кости.

Писал Рютбеф в самых разнообразных родах: тут и лирические песни, и сатиры, и аллегорические поэмы, и драматические произведения, и жития святых, и стихотворные рассказы или фабльо (fabliaux).

Обратимся прежде всего к его лирическим произведениям. В песне о монашеских орденах он относится к ним отрицательно. «Теперь у нас, - говорит он, - так много орденов; я не знаю, кто изобрел их. Любит ли их Бог? Нет, они не из Его друзей!» Затем следует припев, повторяющийся после каждого из тринадцати четверостиший: «ханжи и бегины испортили весь свет». Братьев миноритов, как и проповедников, он упрекает за их стяжательство, зато, что они приобрели богатства. «Кто не повинуется этим двум орденам, тот, несмотря на всю спою честность, может прослыть за еретика». Достается в этом произведении и другим монашеским орденам, так что оно по своему содержанию примыкает к группе сатирических стихотворений; поместить же это стихотворение в разряд песен побудил автора его внешний склад, напоминающий песню. В других песнях он откликается на современные события. Одна из них, например, написана им по поводу похода Карла Анжуйского, предпринятого для занятия королевства Обеих Сицилий. Лиц, вступающих в духовное звание, он приглашает жертвовать деньгами на предприятие Карла, а молодежь упрекает за то, что она медлит присоединиться к войску, отправляющемуся в поход. В нескольких песнях Рютбеф прославляет Деву Марию. Одна из них написана по образцу любовных кансон, но напрасно стали бы мы искать последние у Рютбефа. Запрос на такие песни выставлялся только дамами высшего общества; Рютбеф не вращался среди них, да песни этого рода и не подходили бы к общему характеру и направлению его поэзии. Наконец, сколько стихотворений, написанных по поводу смерти того или другого из сеньоров. Все они довольно однообразны, и сами личности почивших не обнаруживают в них своих индивидуальных черт; преломляясь сквозь поэтическую призму Рютбефа, они дают большей частью один сплошной и притом однообразный спектр, в котором трудно подметить какой-нибудь преобладающий цвет. Таких пьес четыре. В одной он оплакивает Ансо де л'Иль-Адана (Anceau de I'lsIe-Adam), но так, что по его произведению невозможно решить вопроса о том, кем именно был этот Адан. Он отмечает только одну резкую черту покойного, именно - его любовь к охоте, но эта черта, особенно в то время, была принадлежностью большинства, если не всех, представителей высшего общества. Обращают на себя внимание только следующие слова стихотворения: «Человек быстро достигает верхушки колеса фортуны; все служат такому человеку, оказывают ему почести, любят его, окружают его. Но вот фортуна очень скоро поворачивает свое колесо: лица, которым служили, падают в грязь, а служившие бегут по ним». Другая жалобная песнь написана по случаю смерти графа Неверского, умершего в Палестине. Сердце покойного было перевезено из Палестины в Сито. «Сердце графа, - говорит Рютбеф, - покоится в Сито, его душа - в небесной обители, а тело - за морем; вот прекрасный раздел». В заключение своей песни поэт обращается с воззванием к королю и сеньорам, чтобы они отправились на помощь городу Сен-Жан-д'Акр, где уже не развевается более знамени графа Неверского. Третья жалобная песнь посвящена памяти Тибо V, графа Шампани и Бри, короля Наварры. Тибо V, сын знаменитого трувера Тибо IV, умер на острове Сицилии, возвращаясь из крестового похода в Тунис. Умершего ненавидели его дядя и тетка, герцог и герцогиня бретанские, сами рассчитывавшие наследовать Наваррское королевство. Свою ненависть они выражали в клеветах, распускавшихся ими про своего племянника. Так, по крайней мере, говорит в своей песни Рютбеф. До крестового похода в Тунис молодой король, которому пошел только тридцать второй год, когда он умер, не заявил себя никакими рыцарскими подвигами. Пользуясь этим, родные распускали слух, что Тибо и не обладает никакой доблестью. Против этого ложного обвинения и возражает в своем произведении Рютбеф. «Первым он отправился в поход и последним возвращался оттуда... Он был пэром (pair) среди баронов, отцом (pere) для бедных, другом и братом людей среднего состояния». В последнем предложении поэт играет словами pair - пэр и pere - отец; к подобной игре слов Рютбеф обнаруживает в своих произведениях большую склонность. Рисуя дальше нравственный облик почившего, он говорит о его доброте; он кормил бедняков по два раза в день, своим личным примером он возбуждал отвагу во всех. Четвертая песнь воспевает умершего в Италии, при возвращении из того же крестового похода, графа Пуатье. В начале песни Рютбеф рисует образ истинного христианина. Тот, кто любит Бога и служит Ему, боится Его, охотно слушает Его слово, не страшится ни болезни, ни смерти. Он не поддастся искушению, принесет в жертву свою жизнь, оставит мать, отца, жену и детей, покинет свою страну и будет биться за Бога до смерти. Тогда он получит награду за свою службу. Таков был граф Пуатье. Он был зеркалом рыцарства. Таким образом, истинный христианин представляется Рютбефу истинным вассалом Бога: он «служит Ему», он «принесет в жертву свою жизнь», он «будет биться за Бога до смерти». В песни Рютбефа встречается одна очень характерная черта. Б средние века был сильно распространен обычай клясться именами тех или других святых. Очевидно, обычай этот не одобрялся известной частью общества, усматривавшей в нем своего рода богохульство. По словам Рютбефа, покойный граф вместо того, чтобы говорить «клянусь Св. Марией», говорил «клянусь Св. Гарией», т. е. совершенную бессмыслицу. Этот прием графа поэт выставляет как доказательство его благочестия. Наряду с этим Рютбеф восхваляет графа Пуатье за то, за что вообще хвалили представителей знати средневековые певцы, а именно - за щедрость.