Файл: Сходство и отличие требований права и морали ( Взаимодействие морали и права как факторов преодоления общественного хаоса ).pdf

1.3 Сопоставление права и морали

Правовые идеи тесно соприкасаются, в известной мере переплетаются с моралью. Мораль, согласно общепринятому пониманию, - это представления людей о добре и зле. На их основе формируются нормы морали, нормы общепринятого поведения. Эти нормы - один из социальных регуляторов, что сближает их с правовыми нормами. В то же время право - это система порядка в обществе, наделенная государством принудительной силой, а мораль - система представлений о поведении в обществе, не обладающая такой силой. Сопоставление права и морали позволяет глубже раскрыть содержание этих понятий.

По сфере действия мораль и право не совпадают. Мораль охватывает все сферы человеческого поведения, а право - только те сферы, где есть необходимость потенциального принуждения. В этом смысле сфера морального воздействия в обществе шире, чем сфера воздействия правового. Сфера морального (нравственного) регулирования не требует установления каких-либо границ, все области поведения людей входят в эту сферу. Сфера же правового регулирования, наоборот, ограничена определенными границами. Исходя из этих границ, различат основные отрасли права, такие как уголовное, административное, гражданское и т.д.

По объекту действия мораль и право в целом совпадают. И мораль и право охватывают всё общество, все группы и слои общества, ориентирующиеся на те, или иные моральные и правовые представления. В то же время различные слои и группы общества могут руководствоваться разными представлениями о морали. Точно так же в своих действиях они могут опираться на разные правовые идеи. В основе представлений о морали и праве лежат интересы людей. Та или иная группа людей в соответствии со своими интересами формирует собственное понимание морали и права. Более того, совсем не обязательно, чтобы внутри той или иной группы существовали тождественные представления. Сторонники той или иной религии, как правило, руководствуются одними и теми же представлениями о морали. Но в зависимости от имущественного положения, их представления, скажем, о собственности (а это уже область правовых идей) могут быть различными.

По содержанию нормы морали и права чаще всего совпадают, поскольку те и другие обусловлены интересами людей. Это совпадение хорошо согласуется с представлением о праве как нормативно закрепленной и реализованной в законе справедливости (представление о справедливости и есть, в конечном счете, представление о добре и зле). С этой точки зрения известный тезис о том, что право - это часть морали, обладающая потенциальной принудительной силой, в целом верен. Верны и другие интерпретации этого тезиса: право всегда морально (особенно если право понимается как общественный компромисс), но мораль не всегда есть право (та часть морали, которая не может быть подкреплена принуждением). Правда, истории известны случаи, когда законодательные установления расходятся с общепринятыми нормами морали (например, расистские законы фашизма, акты о депортации народов в нашей стране). Но в этих случаях такие законодательные установления расходятся и с правом, понимаемым как воплощение общечеловеческих идей справедливости, равенства, свободы. Правовые же нормы, которые выражают эти идеи, всегда моральны.

По форме выражения нормы морали и права также могут существенно различаться. Моральные нормы чаще всего определяются уровнем сознания людей. И если они получают конкретное воплощение в обществе, то, как правило, не в государственных документах. Правовые же нормы проводятся через решения и акты государственных органов (органы власти, управления, суды). Государственное оформление – обязательный признак правовых норм, это качество придает им потенциальную возможность принудительного проведения в жизнь.

Взаимное влияние норм права и морали огромно. В последние годы Великой Отечественной войны, когда победа СССР стала очевидной, настало время оценить и подсчитать жертвы, которые советский народ отдал за эту победу. И прежде всего огромные человеческие потери. Стало ясно, что возрождение страны потребует нового демографического подъема. Уровень рождаемости детей в сложившихся и официально оформленных семьях оказался недостаточным. Потребовался прирост населения за пределами семей. Эти объективные условия востребовали правовую идею – освободить мужчин от ответственности за рождение и воспитание ребенка, рожденного вне брака, от расходов на содержание такого ребенка. 8 июля 1944 г. был принят соответствующий Закон^[12]. В качестве пропагандистской завесы были использованы нормы о материальном и моральном поощрении материнства, об установлении орденов и медалей для многодетных матерей. Суть же этого закона была в ином. Он установил, что только зарегистрированный брак порождает правовые последствия. Если ребенок рождается вне зарегистрированного брака, то в свидетельстве о рождении указывалась только мать (отсюда появился противоестественный термин «мать-одиночка»). В качестве юридической гарантии безответственности мужчин было установлено, что женщины, не состоящие с отцом ребенка в зарегистрированном браке, не вправе обращаться в суд с иском о взыскании алиментов и установлении отцовства. В данном случае речь шла не об отказе в удовлетворении иска, а вообще о невозможности самого обращения в суд.

Был ли этот Закон безнравствен? С точки зрения современных представлений, безусловно. Но с точки зрения морали середины 40-х гг. этот законодательный акт мог считаться вполне нравственным. Сегодня нет необходимости приводить многочисленные выступления в поддержку этого Закона, их было очень много. И он достиг цели. Рождаемость резко возросла. Правда, выявились, хотя и не сразу, побочные негативные последствия - безотцовщина, рост преступности среди малолетних и др. Но на стадии принятия и первых лет применения Закона от 8 июля 1944 г. он был нравственным, во всяком случае для большей части общества.

Постепенно отношение общества к Закону 8 июля 1944 г. менялось. Все больше и больше проявлялись безнравственные его стороны, его унизительный для миллионов женщин и детей характер. Вначале были предприняты попытки юридического «обхода» Закона. В действовавший в тот период Кодекс законов о браке, семье и опеке была введена ст. 423, допускавшая предъявление матерью ребенка иска о взыскании средств на содержание ребенка с лица, которое добровольно содержало ребенка. Если отец ребенка после его рождения какое-то время оказывал матери материальную помощь на его содержание, а потом уклонялся от оказания такой помощи, то стало возможным предъявить ему иск по этой статье КЗоБСО. При этом ни в коем случае не следовало ставить вопрос об установлении отцовства ответчика, ибо дело в этой части подлежало прекращению в силу названного нормативного акта от 8 июля 1944 г. Не упоминая же в иске об отцовстве, можно было еще надеяться получить через суд средства на содержание ребенка. Судьи отлично понимали, что в каждом таком случае речь идет о взыскании алиментов именно с отца, но в интересах матери и ребенка делали вид, что ответчик отцом не является.

В 1968 г. (спустя 24 года после принятия упомянутого Закона) разрыв между нормой права и моралью был преодолен в пользу морали. В Основах законодательства о браке и семье (1968) и Кодексе о браке и семье России (1969) было установлено судебное рассмотрение исков об отцовстве, за незарегистрированным браком признавались при определенных условиях правовые последствия. На этом примере (а подобных примеров было немало) можно убедиться в исторически преходящем характере соотношения права и морали. Но тесное взаимодействие, связь этих феноменов всегда сохраняются.

2 Проблема понимания морали и права

2.1 Мораль и право в политико-правовой мысли Древней Руси

Проблема определения воззрений древнерусских мыслителей связана с непризнанием рядом исследователей существования русской философии в какой бы то ни было форме, а незначительным числом исследований, посвященных вопросам, поднимаемым в данном параграфе, с незначительным числом не только литературных, но вообще источников, содержащих какие бы то ни было сведения о подходах к пониманию морального и правового.

По мнению М. Громова, «генезис отечественной культуры и возникшей в ее лоне протофилософской мысли уходит в глубины дохристианской Руси, где трудно установить начальную точку отсчета. Языческая модель мироздания, ставшая итогом многовекового предшествовавшего пути, приняла к 10 в. окончательные формы. Ее установки таковы: нерасторжимость с природными циклами, поклонение стихиям, не различение материального и духовного начал, культ тотемов и почитание предков как способы социальной детерминации»^[13]. При этом «в древнеславянском обществе своеобразное политическое учение формировалось в обычаях, утверждаемых властью и закрепленных в мнениях, традициях и правилах поведения в обществе. Такие правовые обычаи составляли юридический быт славяно-русских племен… очевидно, что древние славяне имели представления об обществе, государстве и праве»^[14]. Русское язычество сыграло значительную роль в формировании политико-правовых учений и философской мысли: его причастность природе, его трехуровневая особая картина мира, земледельчекий характер языческих культов, в основе имеющий отношения равенства и общинности - все это позволило ему внести свою лепту в формирование как общей картины мировосприятия, так и взглядов на природу социальных явлений.

Принятие Русью христианства при князе Владимире в качестве государственной религии повлекло привнесение нового, внешнего источника в русскую мысль. Этот закономерный процесс духовной модернизации привел к столкновению «внутреннего», языческого начала и начала «внешнего», византийского, проявившегося в известном двоеверии. Причем, если в язычестве духовное и материальное, мирское оказываются нераздельно связанными, то в христианском эти начала явно разделяются: духовное, несомненно, выше, значительнее мирского. Язычники не видели необходимости в существовании единого государства, полагаясь на родовую структуру, в то время как христиане, особенно впоследствии, после утверждения в умах и политике эсхатологической концепции Третьего Рима, наоборот - считали существование «православного царства» необходимым (XIX в.; ее отражение можно найти на страницах «Братьев Карамазовых» Ф.М. Достоевского, в трудах Вл.С. Соловьева и др.).

В славянском язычестве мораль и право, в связи с единством их источника (из «Повести временных лет» можно узнать, что древляне и другие племена «сами творят себе закон», т.е. источником является племя, источником права и морали - обычай), практически не различались. Княжий суд, осуществляемый на основании «правды и сердца», не делал различия между правовым обычаем и моральным долженствованием, но руководствовался лишь представлениями о нормальном и справедливом. Правда здесь предстает не только как богиня, ответственная за правосудие, но и как некоторый аналог термина «честь»: правый суд, правое дело, «Русская правда» и т.п. Исходя из условий существования общества в IX-X в.в. можно сделать вывод о том, что правда есть система представлений о нормальном, существующая в определенном племени, регламентирующая правовую и повседневную жизнь членов общины и объединяющая в себе правовые и моральные представления древних славян.

С принятием христианства ход мысли несколько изменился: старое, языческое, должно быть забыто как лишенное благодати, в то время как новое, христианское, признаваемое к тому же государством, в силу наличия последней становится единственно верным. Привнесенная книжная грамотность, существующая на основе созданной Кириллом и Мефодием системы славянского письма кириллицы, способствует дальнейшему развитию политико-правовой мысли.

Одним из первых таких произведений является «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, или, точнее, «О Законе, данном через Моисея, и о Благодати и истине, явленной Иисусом Христом, и о том, как Закон миновал, а Благодать и истина наполнила всю землю и вера распространилась во всех народах вплоть до нашего народа русского; и похвала великому князю нашему Владимиру, которым мы были крещены; и молитва к богу от всей земли нашей». Уже один его заголовок позволяет определить его смысл: разграничение Закона и Благодати, возвеличивание русского народа и государства, прославление ее правителей. «Закон предтечей был и служителем благодати и истины, истина же и благодать - служитель будущего века, жизни нетленной. Ибо закон приводил подзаконных к благодатному крещению, а крещение провождает своих сынов в жизнь вечную».

Здесь необходимо проследить некоторую иерархию: Закон-Благодать-Жизнь нетленная, т.е. Закон как первоисток находится ниже Благодати, данной Иисусом Христом, Закон не является истиной, но лишь ее тенью. Закон есть рабство, а истина - духовная свобода. Более того, Закон есть устаревшее представление о вере («иудейство»), представляющий собой лишь тень Благодати в христианстве; первый, неподвижный, догматичный, замыкает веру на одном народе, в то время как последняя - распространяет ее на все народы, имеет универсальный характер, впитывает, изменяясь, культуру народа, её обретшего. Эта универсальность, т.е. равенство в Благодати всех принявших крещение народов, приводит к выводу о том, что Киевская Русь в принципе равна Византии и выше государств нехристианских. Закон представляет собою ярмо, бремя, оправдание, то, что должно, в то время как Благодать - кров, спасение либо то, что влечет спасение. Право здесь устанавливается для нарушающих добродетель, устанавливается правителем для своего народа и служит сбережению христианской нравственности. Такое понимание права в дальнейшем стало для Руси и для России традиционным, что подтверждается мыслью Вл.С. Соловьева о праве как минимуме нравственности.