Файл: Райх В. - Анализ характера.pdf

тревоги (застой  тревоги  и  реальная  тревога) основаны  на  одном  и  том  же  феномене:
центральном  застое  энергии. Различие  состоит  в  том, что  застой  тревоги  является
непосредственным выражением застоя, в  то  время  как реальная  тревога  с самого начала
есть  только  ожидание  опасности. Она  становится  аффективной  тревогой  во  вторую
очередь, когда  течение  катексиса  к центру вызывает застой в  центральном  вегетативном
аппарате. Исходная  реакция «бегство-обратно-в-себя» позже  принимает  более  раннюю
филогенетическую форму бегства, которая состоит в увеличении расстояния до источника
опасности. Это зависит от развития двигательной системы (мышечное бегство).

Помимо  бегства  в  форме  прикрытия  собственным  телом  и  мышечного  бегства

высшие организмы обладают другой важной реакцией: устранение источника опасности.
Она  не  может  принимать  никакую  иную  форму, кроме  деструктивного  импульса

*

.

Избегание  застоя  или  тревоги, которое  возникает  при  нарциссическом  бегстве, это, по
сути  дела, не  что  иное, как  особый  способ  миновать  напряжение  или  устранить  его. На
этом  уровне  развития  стремление  к  миру  может  быть  только  двух  видов: либо  для
удовлетворения потребности (либидо), либо для того, чтобы избежать состояния тревоги,
устранив источник опасности (деструкция). На основе первой антитезы либидо и тревоги
возникает  другая, а  именно, антитеза  либидо («любви») и  деструкции («ненависти»).
Каждая  фрустрация  удовлетворения  инстинкта  оборачивается  игрой, будь  то  первый
«собрат» либидо, тревога  или  деструктивный  импульс, генетически  более  ранний  и
нацеленный  на  избегание  тревоги. Есть  две  формы  характера, которые  соответствуют
этим  способам  реагирования: истерический  характер, который  избегает  опасности, и
компульсивный  характер, который  стремится  разрушить  источник  опасности.
Мазохистский характер не имеет генитального объектного либидо так же, как и прямого
деструктивного  импульса, нацеленного  на  устранение  источника  опасности. По  этой
причине  он  вынужден  возрождать  внутреннее  напряжение  с  помощью  обходных
маневров, скрытого требования, направленного к объекту любви, для того, чтобы каким-
то  образом  сбросить  либидинальное  напряжение. Совершенно  ясно, что  эти  попытки
всегда обречены на провал.

Функция  второй  пары  антитетичных  импульсов — либидо  и  деструкции —

претерпевает  новое  изменение, потому  что  внешний  мир  отрицает  не  только
либидинальное  удовлетворение, но  и  удовлетворение  деструктивного  импульса. Из-за
угрозы  наказания  каждый  деструктивный  импульс  оказывается  перегруженным  либидо,
которое  снова  усиливает  стремление  к  нарциссическому  бегству. Это  порождает
четвертую  антитезу  между  деструкцией  и  тревогой. Хотя  она  целиком  лежит  на
поверхности, адлеровская  индивидуальная  психология  никогда  не  проникала  дальше,
вглубь. Процесс  формирования  новых  противоположных  влечений, возникающих  в
результате  конфликта  между прежними влечениями и внешним миром, продолжается. С
одной  стороны, каждая  фрустрация  либидинального  влечения  придает  силу
деструктивному  импульсу,  что  легко  может обернуться  садизмом,  сочетающим  в  себе  и
деструктивное, и  либидинальное  влечение. С  другой — деструктивные  импульсы
усиливаются  устойчивой  склонностью  к  тревоге  и  попытками  деструктивным  способом
сбросить  напряжение, эту  тревогу  порождающее. Поскольку, однако, каждое  из
появляющихся стремлений вызывает карательные реакции со стороны внешнего мира, то
развивается «порочный  круг», исходной  точкой  которого  служит  первая  вызванная
тревогой фрустрация либидинального импульса. Сдерживание деструктивных импульсов,

*

 Можно заметить деструктивную тенденцию при удовлетворении голода в умерщвлении и поглощении

пищи. В этом случае деструктивный импульс становится первостепенной биологической тенденцией.
Однако необходимо отличать деструкцию ради деструкции и деструкцию с целью удовлетворения
потребности в пище. Только первое можно отнести к инстинктивному влечению как таковому, в то время
как последнее определяет лишь способ положить конец голоду. В первом случае деструкция является
субъективным желанием, а в последнем — это только объективный факт. За голодом не стоит мотив
деструкции.

вызванное угрозой из внешнего мира, не только усиливает тревожность и делает разрядку
либидо  еще  труднее, чем  раньше; оно  еще  вызывает  новую  антитезу. Деструктивный
импульс, направленный во внешний мир, так или иначе оборачивается против себя, таким
образом, добавляя «пару» — самодеструкцию к деструктивному импульсу, а мазохизм —
садизму.

Чувство  вины  является  результатом  конфликта  между  любовью  и  ненавистью,

направленными на один и тот же объект. Динамически это соответствует интенсивности
сдерживаемой  агрессии, которая  сильна  настолько, насколько  велика  сдерживаемая
тревога.

Общая картина психических процессов, полученная на основе клинического опыта,

показывает  следующее: 1) Мазохизм  является  более  поздним  продуктом  развития. Его
редко можно встретить раньше трех- или четырехлетнего возраста, и по этой причине он
не  может  быть  проявлением  первичного  биологического  импульса. 2) Все  те  феномены,
рассматривая  которые  можно  прийти  к  выводу  о  существовании  инстинкта  смерти,
являются  признаками и  результатами  нарциссического (не  мышечного) бегства  от  мира.
Импульс  к  нанесению  себе  вреда  есть  результат  деструкции, обращенной  на  себя;
ухудшение  физического  состояния, порожденное  хроническими  невротическими
процессами обусловлено хроническим нарушением сексуальной экономики, хроническим
эффектом  несброшенного  внутреннего  напряжения, которое  имеет  физиологическую
основу: это — результат постоянного психического страдания с объективной основой, но
без субъективного желания. Сознательное стремление к смерти, к не-бытию («нирвана»),
возникает только при условиях генитальной фрустрации и беспомощности; это — не что
иное, как  крайняя  форма  выражения  покорности, бегства  от  реальности, которая
превращается в крайнее неудовольствие, в ничто. Это ничто, вызванное приматом либидо,
осмысливается  в  терминах  другого  вида  либидинального  удовлетворения, неким
пребыванием под защитой заботливой матери или в ее утробе. Всякое оттягивание либидо
из внешнего мира в эго, то есть каждое явление нарциссической регрессии, приводится в
качестве доказательства существования инстинкта смерти. На самом деле это не что иное,
как  реакции  актуальной  фрустрации  удовлетворения  голода  или  либидинальных
потребностей с помощью внешнего мира. Анализ показывает: если эта реакция полностью
развивается даже при отсутствии актуально исходящей из внешнего мира фрустрации, то
она  является  ранней  инфантильной  фрустрацией  либидо, которая  неизбежно  влечет  за
собой бегство от мира в эго и создает психическую структуру, позже лишающую личность
способности  извлекать  пользу  из  возможного  удовольствия, предоставляемого  внешним
миром. К  примеру, меланхолия, столь  часто  используемая  в  качестве  доказательства
существования инстинкта смерти, показывает, что суицидальные импульсы вторичны. Во-
первых, они  составляют  фрустрированную  надстройку  оральности, которая  в  конце
концов начала полностью сдерживать генитальную функцию, став точкой фиксации, а во-
вторых — деструктивный  импульс, сдерживаемый  и  направленный  на  себя, не  может
получить иного пути выражения, кроме самодеструкции. Если человек разрушает себя, он
делает  это  не  потому, что «хочет» или  у  него  есть  такая  биологическая  потребность, а
потому  что  реальность  вызывает  внутреннее  напряжение, которое  становится
нестерпимым  и  может  разрешиться  только  путем  самодеструкции. Так  же  как  внешний
мир  превращается  только  в  неспособную  удовлетворить  внешнюю  реальность,
инстинктивный  аппарат  превращается  в  неспособную  удовлетворить  внутреннюю
реальность. Однако  поскольку  конечный  мотив  жизненной  силы  представляет  собой
напряжение с перспективой релаксации, то есть удовольствия, организм, лишен-ный'этих
возможностей, как  внутренне, так  и  внешне, будет  желать  прекращения  своего
существования. Самодеструкция  становится  последней  и  единственной  возможностью
получить  релаксацию. Итак, можно  сказать, что  даже  в  желании  умереть  выражен
принцип удовольствия-неудовольствия.

Любая  другая  концепция  отвергает  основные  клинические  открытия, избегая

проблемы  реальной  структуры  нашего  мира, поскольку  это  порождает  необходимость
критики  социального  устройства, и  улучшения  качества  оказываемой  терапевтической
помощи. Такая  помощь  может  состоять  только  в  аналитической  деятельности,
содействующей  пациенту  в  преодолении  страха  перед  угрожающим  извне  наказанием  и
избавлению  от  напряжения  единственным  биологически  и  сексуально-экономически
здоровым способом, а именно — способом оргастического удовлетворения.

Клинические  исследования  мазохизма  позволяют  предположить  наличие

избыточной первичной потребности в наказании. Если это нельзя приложить к мазохизму,
то  вряд  ли  это  можно  отнести  к  какой-нибудь  другой  форме  заболевания.  Страдание
реально  и  объективно. Субъективное  желание  страдать  отсутствует; самобичевание
является  механизмом  защиты  от  генитальной  кастрации; членовредительство — это
применение более мягкого наказания, призванного защитить от того, чего боятся на самом
деле; фантазии  об  истязании — остаток  возможности  расслабиться  без  чувства  вины.
Точная исходная генетическая формула невроза: невроз развивается из конфликта между
сексуальным влечением и страхом актуального наказания от рук авторитарного общества.
Приверженность  этой  формуле  приводит  к  иным  заключениям, нежели  приверженность
инстинкту  смерти. Если  страдание  вызвано  обществом, необходимо  задаться  вопросом,
почему  это  так, почему  общество  заинтересовано  в  том, чтобы  наказывать? Согласно
формуле  Фрейда  фрустрация  приходит  из  внешнего  мира. Этот  простой  факт  в
значительной  степени  перечеркивается  гипотезой  об  инстинкте  смерти. К  примеру, это
заметно  в  следующем  высказывании  Бенедек: «Если  мы  воспринимаем  дуалистическую
теорию  инстинкта  только  как  устаревшую, мы  обнаруживаем  пробел. Остается
невыясненным  вопрос, почему  в  человеческом  организме  развиваются  механизмы,
противоположные  сексуальности». Итак, гипотеза  об  инстинкте  смерти  полностью
оставляет  в  стороне  тот  факт, что  противоположные  сексуальности «внутренние
механизмы» представляют собой моральные запреты, налагаемые внешним миром, то есть
обществом. Инстинкт  смерти  можно  объяснить  с  биологической  точки зрения, опираясь
на  те  факты, которые, если  придерживаться  прежней  теории, возникают  из  структуры
современного  социума. Остается  добавить, что «непреодолимые  деструктивные
импульсы», от  которых  страдает  человек, не  стоит  приписывать  его  биологической
природе, их  следует  считать  социально  обусловленными. Именно  они  сдерживают
сексуальность  авторитарным  воспитанием, которое  делает  агрессию  непреодолимой
силой, когда  сдерживаемая  сексуальная  энергия  оборачивается  энергией  деструктивной.
Те  аспекты  нашей  культурной  жизни, которые  похожи  на  саморазрушение, не  являются
проявлениями  неких «импульсов  саморазрушения», а  представляют  собой  выражение
совершенно  реальных  деструктивных  интенций  части  авторитарного  общества,
заинтересованного в подавлении сексуальности.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ОТ ПСИХОАНАЛИЗА

К ОРГОННОЙ БИОФИЗИКЕ

ГЛАВА XIV

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТАКТ И

ВЕГЕТАТИВНЫЙ ПОТОК

ВВЕДЕНИЕ

Данная  монография — полный  вариант  статьи, представленной  на XIII

Международном психоаналитическом конгрессе, проходившем в Люцерне в августе 1934
года. Она продолжает обсуждение проблем анализа характера, поставленных в моей книге

«Анализ  характера»,

опубликованной  в 1933 году. Здесь  затрагиваются  в  основном  две

проблемы, о  которых  мы  еще  не  говорили: отсутствие  психологического  контакта  и
механизмы «замещающего  контакта», а  также  единство  и  противоположность
вегетативных  и  психических  проявлений  аффективной  жизни. Обсуждение  последней
проблемы находит свое продолжение в моих статьях

*

.

Эта  монография включает  в  себя достоверные клинические данные, позволяющие

продвинуться  в  решении  невыясненных  проблем  взаимоотношений  психики  и  сомы.
Применительно  к  технике  анализа  характера  она  позволит  проверить  данные  наработки
каждому  терапевту, который  столкнется  с  необходимостью  преодолеть  начальные
технические трудности.

Обсуждение  литературы, касающейся  проблемы «тотальности» и  единства

психического  и  соматического  функционирования, намеренно  опускается.  Сексуальная
экономика подходит к проблеме со стороны феномена, который обычно недооценивают, а
именно  оргазма, и  применяет  метод  функционализма. Обращение  к  литературе
подразумевало бы как завершенность моих собственных концепций, так и существование
определенных точек зрения на проблему оргазма со стороны других авторов. На данный
момент и то, и другое отсутствует. Поэтому критическое обсуждение литературы было бы
преждевременным.

Клиническое опровержение фрейдовской теории инстинкта смерти остается в силе.

Более глубокий анализ  так  называемого  стремления  к нирване подтвердил мое мнение о
том, что  эта  теория  пытается  объяснить  определенные  факты, в  действительности  не
существующие, и тем самым вводит в заблуждение.

Возможно, данное  эссе  в  сравнении  с  предыдущим  позволит  психоаналитикам

лучше  скоординировать  свою  профессиональную  деятельность, а  молодым  ученым,
работающим  в  русле  сексуальной  экономики, и  аналитикам, занимающимся
исследованием  характера, облегчит  восприятие  и  понимание  теории  и  окажет
практическую  помощь  в  применении  техники  анализа  характера. Открытие
«бесконтактности» (contactlessness), или отсутствия контактности, и страха контакта стало
новым  этапом  в  развитии  концепции  и  техники  анализа  характера. Возможно,
представленные  здесь  описания  скоро окажутся  неполными или отчасти неточными, что
лишний раз докажет: идти в ногу с развитием новых концепций можно, только опираясь
на живую практику. Тот, кто стремится серьезно изучать технику анализа  характера, без
труда  поймет  и  использует  на  практике  связи  между  психическим  контактом  и
вегетативной  возбудимостью  человека, о  которых  здесь  впервые  пойдет  речь.
Определение  таких  связей  не  только  поможет  вывести  нашу  психотерапевтическую
работу  из  сложившейся  сегодня  мистической  атмосферы, но  и  откроет  перспективу  для

*

 «Der Urgegensatz des vegetativen Lebens» и «Die vegetative Urform des Libido-Angst-Genesatzes»

(Zeitschr. f.

po!it. Psychol. u. Sexualckonomie, l934 ).

достижения прежде нереальных результатов. В то же время я настроен против излишнего
терапевтического  энтузиазма. Успех  анализа  характера  больше  не  может  подвергаться
сомнениям, хотя  завершающие  стадии  характерно-анали-тической  терапии, особенно
оживление оргастической контактной тревоги и ее устранение, изучены еще недостаточно
хорошо.  К  тому  же  теория  оргазма  часто оказывается  грубо  недопонятой,  причем  такое
ложное толкование встречается и среди моих друзей. Наиболее распространенная ошибка
обусловлена  неосведомленностью  о  несдерживаемой  непроизвольной  оргастической
самоотдаче, что часто  путают  с предор-гастическим возбуждением. Необходимо сказать,
что  успешное  окончание  анализа  характера  без  внесения  ясности  в  проблему  оргазма
может носить лишь случайный характер.

Выступив  на  последнем  психоаналитическом конгрессе  со  своей  статьей, которая

легла  в  основу  данного  эссе, я  перестал  быть  членом  Международной
психоаналитической  ассоциации. Ее  руководители  больше  не  пожелали  отождествлять
ассоциацию с моими концепциями.

Февраль 1935.

В. Р.

1. ОТПРАВНАЯ ТОЧКА: КОНФЛИКТ МЕЖДУ

ИНСТИНКТОМ И ВНЕШНИМ МИРОМ

Прежде  всего  я  должен  вспомнить  хорошо  известные  психоаналитические

положения, которые  послужили  отправной  точкой  моей  работы. Не  зная  о  них,
невозможно  понять  результаты  характерно-аналитических  исследований. Самые  первые
психоаналитические  концепции  базировались на  идее  о  конфликте  между  инстинктом  и
внешним миром. Полное затемнение этого исходного понятия современными теориями не
влияет на его точность, его проявление безошибочно можно узнать в каждом клиническом
случае, и, надо сказать, это наиболее плодотворная формулировка во всей аналитической
психологии. В  свете  этого  представления  психический  процесс  является  результатом
конфликта  между  инстинктивной  потребностью  и  внешней  фрустрацией  инстинкта.
Именно  из  этого  конфликта, но  только  во  вторую  очередь, развивается  внутренний
конфликт  между  желанием  и  самоотречением. Самоотречение  составляет  ядро  того, что
мы называем «внутренней моралью». Необходимо помнить, что основные теоретические
понятия  вытекают  из  этой  формулы  психического  конфликта. При  исследовании
источника  фрустрации  инстинкта  может  возникнуть  необходимость  выйти  за  пределы
сферы  интересов  психологии. В  этом  случае  придется  обратиться  к  социологии  и  иметь
дело  с  проблемами, которые  выходят  за  рамки  психологии, так  как  она  не  в  состоянии
ответить  на  вопрос, почему  общество  требует  подавления  инстинктов. Существуют
социальные, более  суровые  экономические  запросы, которые  служат  причиной  данного
феномена

*

. Политическая  психология, несмотря  на  упрек  моих  оппонентов  в  том, что  я

смешиваю политику с наукой, начинается как раз с этого строго научного вопроса.

Если подросток поймет, что подавление его инстинктивных сексуальных влечений

происходит не из-за биологических факторов (скажем, не из-за инстинкта смерти), а что в
этом  скорее  повинны  определенные  запросы  современного  общества, что  родители  и
учителя при  этом  являются только бессознательно используемыми  социальной машиной
органами, то он не станет принимать во внимание только высшие, вызывающие научный
интерес  положения, а  поймет  причины  своих  страданий, не  станет  признавать  их
божественное  происхождение  и  перестанет  подчиняться  требованиям  родителей,
являющихся  выразителями  внешних  сил. Возможно, в  первое  время  он  будет
использовать  свою  способность  к  критике, чтобы  разобраться  в  существующем  порядке
вещей. Это  одно  из  многих  последствий, которые  входят  в  состав  того, что  я  называю
сексуальной политикой.

*

 См. мою книгу

«Der Einbruch der Sexualmoral».