Файл: Майерс Д. - Социальная психология.pdf

Потрясенные убийством Китти Дженовезе, мы с Биббом

Латане, встретившись за обедом, начали анализировать
поведение очевидцев. Будучи социальными психологами, мы
думали не столько об отсутствии сострадания у отдельных
людей, сколько о том, как вообще можно было вести себя в
подобной ситуации так, как повели себя её реальные свидетели.
К концу обеда у нас уже был перечень факторов, сочетание
которых могло привести к поразительному результату – к тому,
что жертве никто не помог. Позднее мы разработали план
экспериментов, в которых изучали каждый фактор в
отдельности, что и позволило нам продемонстрировать их
важность в чрезвычайных ситуациях.

Джон М. Дарли

, Princeton University

---

Источником неверных толкований является так называемая

иллюзия прозрачности

(

illusion of transparency

) – склонность

переоценивать способность окружающих понимать наше
внутреннее состояние (Gilovich, Savitsky & Medvec, 1998).
Испытуемые Джиловича, Савитски и Медвек, свидетели
чрезвычайных ситуаций, полагали, что их тревога была более
заметна для окружающих, чем это было на самом деле. Наши
чувства – отвращение, презрение или тревога – не столь
очевидны для окружающих, как мы полагаем. Когда нас
переполняет какое-либо чувство, мы думаем, что оно «рвется
наружу» и что его просто невозможно не заметить. Иногда это
действительно так, но иногда мы вполне успешно сохраняем
внешнюю невозмутимость. Результатом становится то, что в
главе 8 было названо «плюралистическим неведением» –
ложным представлением о том, что другие разделяют наши
мысли и чувства. Ход мыслей каждого из очевидцев
чрезвычайной ситуации может быть примерно таким: «Не
нужно паниковать. Раз другие спокойны, может быть, правда
ничего страшного не происходит?»

Именно этот феномен и наблюдали в своих экспериментах

Латане и Дарли. Когда испытуемые, работавшие в одиночку,
замечали дым, они вставали, подходили к вентиляционному
отверстию, принюхивались, разгоняли дым руками и, помедлив
немного, сообщали о происшествии экспериментаторам.
Поведение групп резко контрастирует с действиями одиночек:
из трех человек ни один даже не пошевелился. Из 8 групп, в
которых было 24 мужчины, лишь один сообщил о дыме в
течение первых 4 минут (рис. 12.4). Через 6 минут после начала
подачи дыма его уже столько набиралось в комнате, что люди
практически ничего не видели, кашляли и у них щипало глаза. И
тем не менее только в 3 группах из 8 нашлось по одному
человеку, который забил тревогу.

Рис. 12.4. Эксперимент Латане и Дарли: комната, заполняющаяся

дымом.

Испытуемые, работавшие в одиночестве, быстрее замечали

дым и сообщали о нем, чем испытуемые, которые работали в составе

групп из трех человек. (

Источник

: Latané & Darley, 1968)

Не менее интересно и то, как пассивность группы влияет на

интерпретацию происходящего её членами. Откуда взялся дым?
«Кондиционер сломался», «В здании есть химическая
лаборатория», «Отопление барахлит», «Подают специальный
газ, чтобы проверить, врем мы или нет». Слово «пожар» не

произнес никто. Члены группы, не демонстрируя своей реакцией
на происходящее, повлияли на то, как каждый из них
интерпретировал ситуацию.

Эта экспериментальная дилемма в точности соответствует

тем дилеммам, с которыми мы сталкиваемся в реальной жизни.
Что значат эти пронзительные крики, доносящиеся с улицы?
Кто-то «развлекается» или взывает о помощи? А эти
мальчишки? Устроили дружескую потасовку или затеяли
серьёзную драку? А человек, лежащий возле дверей без
сознания? Кто он? Наркоман или тяжело больной человек,
например диабетик, и его состояние не следствие
передозировки, а диабетическая кома? Скорее всего, ход мыслей
тех, кто проходил мимо Сидни Брукинса, был именно таким
(AP, 1993). Пролежав два дня возле подъезда многоквартирного
дома в Миннеаполисе, избитый Брукинс умер от полученных
травм.

Каждая из реальных ситуаций, однако, отличается от

эксперимента с задымлением комнаты тем, что чревата
опасностью для другого человека. Чтобы выяснить, проявляется
ли в них

эффект очевидца

, Латане и Джудит Родин

инсценировали несчастный случай с женщиной-
экспериментатором (Latané & Rodin, 1969). Посадив мужчин,
студентов Колумбийского университета, заполнять опросники,
женщина-экспериментатор ушла в смежную комнату, дверь в
которую была занавешена портьерой. Через четыре минуты
испытуемые могли слышать (на самом деле она включила
магнитофонную запись), как она, придвинув к полке стул,
полезла за какими-то бумагами. Тотчас же послышались её
крики, и раздался грохот: стул сломался, и она оказалась на
полу. «Боже мой!.. Нога!.. Я… Я… Я не могу пошевелиться!..
Колено… Помогите же!.. Вытащите меня!» Прошло целых две
минуты, прежде чем находившиеся за портьерой люди обратили
внимание на её крики.

Из тех испытуемых, кто работал в одиночку, на «крики»

экспериментатора отозвались 70%: они либо сами прибежали к

ней в комнату, либо позвали на помощь. Когда работали пары
незнакомых друг с другом людей, только в 40% случаев кто-то
один из них предложил свою помощь. Те, кто никак не
отреагировал на ситуацию, признавались, что не восприняли её
как несчастный случай. Одни посчитали, что не произошло
«ничего страшного», другие сказали, что побоялись поставить
женщину в «неловкое положение». Эффект очевидца проявился
и в данном случае: чем больше очевидцев, тем

меньше

шансов,

что кто-то один окажет помощь. Большое число очевидцев
отнюдь не гарантирует жертве спасения.

{

Интерпретация имеет значение.

Кто этот человек? Хозяин

машины, оказавшийся без ключа, или вор, намеревающийся
угнать её? Наша реакция на ситуацию зависит от того, как мы её
интерпретируем}

Реакция людей на уличные преступления зависит также и от

того, как они интерпретируют ситуации, свидетелями которых
становятся. Инсценировав драку между мужчиной и женщиной,
Ланс Шотланд и Маргарет Стро обнаружили, что реакция
прохожих на нее зависела от того, что при этом кричала
женщина (Shotland & Straw, 1976). Если она кричала: «Оставьте
меня в покое. Я вас знать не знаю!», прохожие вмешивались в
происходящее в 65% случаев, но если она кричала: «Отстань от
меня! И зачем я только за тебя вышла!» – только в 19% случаев.
Судя по всему, жертвы «семейного» насилия не вызывают
такого сочувствия и желания помочь, как жертвы насилия со
стороны незнакомых людей.

Гарольд Такушьян и Герцель Бодингер предположили, что

именно интерпретации определяют реакции прохожих на кражи
(Takooshian & Bodinger, 1982). Результаты инсценировок сотен
автомобильных краж в 18 городах (чтобы добраться до таких
ценных вещей в салоне, как телевизор или шуба, исследователи
пользовались вешалками для одежды) потрясли их. Интерес к их
действиям был проявлен менее чем в 10% случаев. Многие
замечали их и даже останавливались, чтобы просто поглазеть,
позлорадствовать или предложить свою помощь. Некоторые же,

судя по всему, принимали «грабителей» за владельцев
автомобилей.

Б

РАТЬ ЛИ НА СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

?

Неверная интерпретация – не единственная причина эффекта

очевидца. По данным Такушьяна и Бодингера, жители Нью-
Йорка практически никак не реагировали даже тогда, когда
видели, что машину «грабит» плохо одетый 14-летний
подросток, что одновременно вскрывают ещё две
припаркованные рядом машины или что машину открывает
совсем не тот человек, который только что вышел из нее. А что
происходит, если очевидно, что ситуация чрезвычайная? Люди,
видевшие, как убивали Китти Дженовезе, и слышавшие её крики
о помощи, совершенно правильно оценили ситуацию. Но по
свету и силуэтам в окнах соседних домов каждый из них понял,
что не он один видит происходящее. И ответственность за
адекватные действия оказалась размытой.

Лишь немногие из нас становились свидетелями убийства. Но

всем нам известно, как расхолаживает присутствие других
людей, если речь идет об оказании помощи. Мы скорее
остановимся, чтобы помочь водителю, застрявшему на
проселочной дороге, чем тому, кто оказался в сложной ситуации
на скоростном шоссе. Чтобы понять причины бездействия
очевидцев в ситуациях, когда потребность в помощи очевидна,
Дарли и Латане инсценировали трагедию Китти Дженовезе
(Darley & Latané, 1968). Они разместили испытуемых по разным
комнатам, в которых хорошо были слышны крики о помощи.
Чтобы воспроизвести нужную им ситуацию, они попросили
испытуемых, студентов Нью-Йоркского университета, обсудить
некоторые свои студенческие проблемы по лабораторному
селектору, сказав, что за ними не будут подсматривать, что их
не будут подслушивать и пообещав сохранить их анонимность.
Во время дискуссии, когда экспериментатор включил свой
микрофон, испытуемые поняли, что у кого-то начался
эпилептический припадок. С трудом выговаривая слова, он
умолял помочь ему.