Файл: Майерс Д. - Социальная психология.pdf

Восемьдесят пять процентов из тех, кто думал, что, кроме

них, никто не слышал этих криков, выбежали из своих комнат,
чтобы позвать на помощь. Из тех же, кто считал, что кроме них
эти крики слышали ещё 4 человека, таких оказалось только 31%.
Можно ли сказать, что остальные – равнодушные и
безразличные люди? Когда экспериментатор встретилась с
испытуемыми после окончания эксперимента, у нее не было
никаких оснований для утвердительного ответа на этот вопрос.
Большинство из них выражали искреннюю озабоченность. У
многих тряслись руки, а ладони вспотели. Они не сомневались в
том, что случилась беда, но не знали, нужно ли им вмешиваться.

{

Размывание ответственности.

Все 9 фотокорреспондентов,

на глазах которых принцесса Диана попала в автокатастрофу,
имели при себе мобильные телефоны, но за помощью обратился
только один. Когда остальных спросили, как такое оказалось
возможным, они продемонстрировали поразительное
единодушие: каждый из них думал, что «кто-то другой это уже
сделал». (

Источник

: Sancton, 1997)}

После экспериментов с задымленной комнатой, имитацией

падения со стула и трагедии Китти Дженовезе Латане и Дарли
спрашивали своих испытуемых, повлияло ли на них присутствие
других. Нам известно, что это влияние огромно, однако едва ли
не все испытуемые отрицали его. Типичный ответ звучал
примерно так: «Я отдавал себе отчет в том, что я не один, но
если бы их не было, я вел бы себя точно так же». Такой ответ
лишь подтверждает известную истину:

мы не всегда знаем,

почему делаем то, что делаем

. Выявить истинные причины

могут лишь эксперименты. Опрос пассивных очевидцев,
наблюдавших за реальным происшествием, не позволил бы
обнаружить такого феномена, как эффект очевидца.

Последующие эксперименты позволили идентифицировать

ситуации, в которых присутствие других людей иногда

не

препятствует оказанию помощи. Ирвинг Пильявин и его коллеги
устроили «лабораторию на колесах» и инсценировали в ней
чрезвычайную ситуацию (Piliavin et al., 1969). Участниками их

эксперимента стали ничего не подозревавшие об этом 4450
пассажиров нью-йоркской подземки. Все 103 эпизода были
разыграны по одному и тому же сценарию: помощник
экспериментатора входил на остановке в вагон и останавливался
прямо у двери, держась за поручень. Не успевал поезд отойти от
платформы, как он начинал раскачиваться, а потом и вовсе
падал. Если у него в руках была трость, на помощь сразу же
бросались один или два человека. Даже когда в руках у него
была бутылка, а от него пахло спиртным, и тогда к нему нередко
быстро приходили на помощь, особенно если рядом
оказывались несколько мужчин. Почему? Потому что в
присутствии других пассажиров те, кто приходил на помощь,
чувствовали себя в безопасности? А может, потому что
ситуация была слишком очевидной? (При всем желании
пассажиры не могли не заметить и не понять происходящего.)

Чтобы проверить последнее предположение, Линда Соломон,

Генри Соломон и Рональд Стоун провели эксперименты, в
которых жители Нью-Йорка либо видели и слышали какое-
нибудь ЧП, как в экспериментах Пильявина, или только
слышали его, как было в эксперименте со сломавшимся стулом
(Solomon, Solomon & Stone, 1978). (В последнем случае
ситуация предоставляла б

о

льшую свободу для её

интерпретации.) В абсолютно понятной ситуации очевидцы с
одинаковой готовностью бросались на помощь независимо от
того, были они в одиночестве или вместе с другими людьми.
Однако если ситуации не были абсолютно, стопроцентно
очевидными, испытуемые в группах проявляли значительно
меньшую готовность к оказанию помощи, чем испытуемые-
одиночки.

Жители Нью-Йорка, как и жители других мегаполисов, редко

появляются в общественных местах поодиночке, чем и
объясняется их меньшая отзывчивость (по сравнению с
отзывчивостью жителей небольших городов). «Усталость от
сочувствия» и «сенсорная перегрузка», возникающие в
результате общения с большим количеством нуждающихся в
помощи людей, приводят к тому, что во всех странах мира

жители больших городов не спешат оказывать её (Yousif &
Korte, 1995). Усталость и сенсорная перегрузка объясняют
результаты экспериментов, проведенных Робертом Левайном и
его коллегами в 36 городах с участием нескольких тысяч
человек (LeVine et al., 1995). Подходя к разным людям,
экспериментаторы либо «случайно» роняли авторучку, либо
просили разменять банкноту, либо изображали слепого,
которого нужно перевести через дорогу, и т. д. Чем больше
город и чем выше в нем плотность населения, тем менее
склонны к помощи его жители. Иногда и целые нации
оказывались в роли бездеятельных наблюдателей не только
катастроф, но и геноцида. Никто из нас ничего не сделал для
того, чтобы предотвратить убийство 800 000 руандийцев.
«Когда потенциальных исполнителей много, никто не хочет
брать ответственность на себя» (Straub, 1997). «Это внутреннее
дело государства», – говорят лидеры тех стран, которых
происходящее непосредственно не касается. Психолог Питер
Зюйдфельд, чудом, как и Стауб, выживший во время Холокоста,
считает, что феномен размывания ответственности помогает
также понять, «почему большинство европейцев бесстрастно
наблюдали за тем, как преследовали, свозили в концлагеря и
убивали их сограждан-евреев» (Suedfield, 2000).

Когда проводился эксперимент в метро, люди сидели так, что

видели лица друг друга и могли обратить внимание на то, что
кто-то встревожен. Чтобы оценить значение связи, возникающей
между людьми, которые видят выражение лиц друг друга,
Дарли, Аллан Тегер и Лоуренс Льюис провели эксперимент,
участники которого работали, повернувшись друг к другу либо
лицами, либо спинами, когда раздался грохот: на работавшего в
соседней комнате человека упало несколько металлических
экранов (Darley, Teger & Lewis, 1973). В отличие от тех, кто
работает в одиночку и почти всегда предлагает помощь, пары,
которые сидят, повернувшись друг к другу спинами, редко
приходят на выручку. Человек, сидящий напротив напарника,
может обратить внимание на выражение его лица, а значит и
понять, что случившееся привлекло и его внимание. В

результате оба осознают, что произошло ЧП, и почувствуют
себя ответственными за адекватные действия. Эти
предположения полностью оправдались: напарники, которые во
время работы могут видеть лица друг друга, приходят на
помощь практически так же часто, как и одиночки.

{Усталость от сочувствия, которую испытывают жители

больших городов, – одна из причин того, что они менее охотно
отзываются на призывы о помощи (например, милостыня
нищему), чем сельские жители}

«В своей книге «Тридцать восемь свидетелей» А. М.

Розенталь, размышляя об убийстве Китти Дженовезе,
спрашивает, на каком расстоянии от места преступления должен
находиться человек, знающий о том, что совершается убийство,
чтобы его можно было освободить от ответственности? В
соседнем квартале? На расстоянии мили? За тысячу миль?»

И последнее. Во всех экспериментах, о которых рассказано

выше, участвовали группы незнакомых между собой людей.
Представьте себе, что вы оказались свидетелем одного из этих
событий и рядом с вами – ваши друзья. Повлияет ли на ваше
поведение факт знакомства с другими очевидцами? Результаты
экспериментов, проведенных в двух городах Израиля и в
Университете штата Иллинойс (Чикаго), позволяют ответить
утвердительно (Rutkowski et al., 1983; Yinon et al., 1982).
Сплоченные группы

меньше

препятствуют оказанию помощи,

нежели отдельные индивиды. Итак, общий вывод таков:
присутствие других очевидцев препятствует оказанию помощи,
особенно

если

ситуация

неоднозначна

, а другие очевидцы –

незнакомые люди

, которые

не могут с ходу разобраться в

намерениях друг друга

.

Несколько слов об этике.

Эти эксперименты вновь

поднимают вопрос об этике научных исследований. Вправе ли
экспериментаторы заставлять сотни пассажиров метро смотреть,
как кто-то падает без сознания? Можно ли назвать этичными
действия экспериментаторов, поставивших испытуемых перед
необходимостью решать, должны ли они прервать дискуссию,

чтобы сообщить об эпилептическом припадке? Вы сами
согласились бы участвовать в таком эксперименте? Обратите
внимание, что в данном случае не могло быть и речи о вашем
«согласии, основанном на информированности»: если бы
экспериментаторы ввели вас в курс дела, эксперимент стал бы
попросту невозможен.

В защиту экспериментаторов следует сказать, что после

выполнения задания они всегда очень тщательно опрашивали
испытуемых. Возможно, наибольший стресс получили
участники эксперимента с эпилептическим припадком;
подробно объяснив участникам его цели и задачи,
исследователи предложили им заполнить опросник. Абсолютно
все признали мистификацию оправданной и выразили
готовность и в будущем сотрудничать с исследователями. Ни
один человек не написал о том, что сердится на
экспериментаторов. Другие исследователи также подтверждают
тот факт, что подавляющее большинство участников подобных
экспериментов считают свое участие в них как поучительным,
так и оправданным с точки зрения этики (Schwartz & Gottlieb,
1981). В таких полевых исследованиях, как, например, те, что
проводились в вагонах метро, если никто из пассажиров не
спешил помочь «пострадавшему», это делал помощник
экспериментатора, убеждая тем самым пассажиров, что
«проблема уже под контролем».

Помните, что у социального психолога есть этические

обязательства не только перед испытуемыми, но и перед
обществом: сделав все возможное для защиты испытуемых, он
должен выяснить, что влияет на поведение людей, поскольку это
может улучшить ситуацию в обществе. Подобные открытия
настораживают нас в отношении негативных влияний и учат
извлекать пользу из позитивных. А это значит, что этический
принцип социальных психологов можно сформулировать
следующим образом: защитив участников эксперимента и
выполнив тем самым свой долг перед ними, они должны
выполнить свой долг перед обществом – провести исследование.