Файл: Майерс Д. - Социальная психология.pdf

тревогу; вероятность такого «включения» особенно велика,
когда свидетели убеждены в хорошей информированности тех,
кто задает вопросы, а «наводящие» вопросы повторяются (Smith
& Ellsworth, 1987; Zaragoza & Mitchell, 1996).

Тревожит и то, что ложные воспоминания выглядят и

воспринимаются так же, как и правдивые. И могут быть такими
же убедительными, как они, – совершенно искренними и все же
абсолютно ошибочными. Сказанное справедливо и в отношении
маленьких детей, которые особенно восприимчивы к
дезинформации, и в отношении взрослых. Стивен Сеси и Мэгги
Брук продемонстрировали внушаемость детей, когда один раз в
неделю в течение 10 недель говорили детям следующее:
«Подумай хорошенько и скажи, происходило ли с тобой когда-
нибудь такое. Ты когда-нибудь обращался к врачу, потому что
не мог вытащить палец из мышеловки?» (Bruck & Ceci, 1993a,
b). Поразительно, но когда другой взрослый, беседовавший с
детьми, спустя какое-то время задавал им тот же вопрос, 58%
дошкольников в ответ рассказали вымышленную, но
содержащую массу деталей историю именно о таком событии.
Один мальчик поведал о том, как брат в подвале толкнул его на
поленницу дров и как при этом его палец попал в мышеловку.
«А потом мы все вместе – мама, папа, Колин и я – поехали в
больницу на нашем фургоне, потому что больница далеко. И
доктор забинтовал мне палец. Вот этот».

Авторам таких живых рассказов порой удается вводить в

заблуждение даже профессиональных психологов. Они не могут
надежно отличить настоящие воспоминания от ложных. Как и
дети. Если некоторым из них сказать, что ничего подобного и в
помине не было, они начнут протестовать: «Нет, было! Я же
помню!» Для Мэгги Брук и Сеси это означает возможность
ложных обвинений, в частности, в сомнительных случаях
сексуального насилия над детьми, когда детская память может
быть «засорена» повторяющимися «наводящими» вопросами, а
неопровержимых доказательств нет (Bruck & Ceci, 1999).

ПЕРЕСКАЗ СОБЫТИЙ СВИДЕТЕЛЯМИ

Пересказывая события, человек оказывается во власти своих

воспоминаний, и при этом неважно, точные они или нет.
Точный пересказ помогает им в дальнейшем противостоять
влиянию дезинформации (Bregman & McAllister, 1982). Однако
бывает и так, что многократный пересказ лишь укрепляет веру
заблуждающихся людей в то, что они говорят правду. Уэллс,
Фергюсон и Линдсэй продемонстрировали это, попросив
свидетелей инсценированной кражи, прежде чем занять
свидетельское место, отрепетировать их ответы на вопросы
(Wells, Ferguson & Lindsay, 1981). Благодаря подобной
процедуре уверенность в себе заблуждавшихся свидетелей
укрепилась, и вероятность того, что присяжные, выслушавшие
ложные показания, вынесут обвинительный приговор
невиновному, возросла.

В главе 4 уже было сказано о том, что мы нередко

«подстраиваем» свои высказывания «под своего собеседника»,
чтобы угодить ему, а сделав это, начинаем верить в то, что
сказали. Представьте себе, что вы – свидетель спора,
завершившегося дракой, в которой один из спорщиков нанес
увечье другому. Получивший травму подал в суд. Перед
судебным заседанием адвокат одной из сторон, вежливый и
обходительный человек, беседует с вами. Можете ли вы так
построить свои показания и так изложить свою версию драки,
что клиент этого адвоката окажется в более выгодном
положении? А если это произойдет, не будет ли потом и ваше
выступление на суде тоже не вполне объективным?

По мнению Блэра Шеппарда и Нэйла Видмара, на оба

вопроса можно ответить утвердительно (Sheppard & Vidmar,
1980). В Университете Западной Онтарио [Западная Онтарио –
одна из провинций Канады. –

Примеч. перев.

] они

инсценировали судебные заседания, в которых одни студенты
играли роли свидетелей драки, а другие – присяжных и судей.
Если перед началом заседания со свидетелями беседовали
адвокаты обвиняемого, их показания на суде были несколько
более благоприятными для обвиняемого. Позднее Видмар и
Нэнси Лэйд обратили внимание на то, что свидетели, давая

показания, не утаивали ни одного важного факта; но их
интонации и слова, которые они выбирали, зависели от того, в
чью пользу они свидетельствовали – в пользу обвиняемого или
потерпевшего (Vidmar & Laird, 1983). Однако и этого было
достаточно для того, чтобы повлиять на тех, кто слышал их
показания. А это значит, что исказить воспоминания свидетелей
могут не только «наводящие вопросы», но и их собственные
пересказы событий, которые он могут слегка «приспосабливать
под слушателей».

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ СО СВИДЕТЕЛЯМИ

«

Свидетель преступления на опознании

: О, Боже… Я не

знаю… Один из этих двоих… Но я не уверен… О, Господи…
Парень чуточку выше, чем номер 2… Один из этих двоих, но я
не уверен…

Спустя месяц на суде

: У вас не было сомнений, когда вы

сказали, что это номер 2? Вы ведь не сомневались в этом?

Ответ свидетеля

: Я не сомневался… Я был совершенно

уверен» (Миссури против Хатчинга; цит. по: Wells & Bradfield,
1998).

Как объяснить, что свидетели забывают о своих

первоначальных сомнениях? Этой проблемой заинтересовались
Гари Уэллс и Эми Брэдфилд (Wells & Bradfield, 1998, 1999).
Результаты исследований подтверждают, что уверенность
свидетеля в своей правоте возрастает, когда он узнаёт, что
другие свидетели указали на того же человека, когда ему
многократно приходится отвечать на одни и те же вопросы и в
результате подготовки к перекрестному допросу (Lüüs & Wells,
1994; Shaw, 1996; Wells et al., 1981). А может ли реакция того,
кто проводит опознание (обратная связь), повлиять не на
уверенность свидетеля как таковую (вспомните феномен «Так я
и знал!»), а на его воспоминания о том, что раньше у него не
было сомнений?

Чтобы ответить на этот вопрос, Уэллс и Брэдфилд провели

два эксперимента, в ходе которых показали 352 студентам

Университета штата Айова сделанную скрытой камерой
видеозапись человека, входящего в магазин. Спустя мгновение,
когда камера была выключена, он убивает охранника. Затем
студентам показывают фотографии всех, кто проходил в
качестве подозреваемых по этому реальному делу, за
исключением фотографии настоящего убийцы, и просят
опознать убийцу. Все 352 человека при этом ошиблись. Но
экспериментатор отреагировал на их ошибки по-разному.
Одним было сказано: «Хорошо. Вы правильно опознали
настоящего подозреваемого» (подкрепляющая обратная связь),
другим – «На самом деле подозреваемый был под номером…»
(разубеждающая обратная связь), а третьим не было сказано
ничего. В конце концов всем испытуемым был задан один и тот
же вопрос: «Скажите, в тот момент, когда вы опознали убийцу
по фотографии, насколько вы были уверены в том, что это
именно тот человек, видеозапись которого вам показывали?»
[Ответы оценивались по шкале от 1 (совершенно не уверен) до 7
(абсолютно уверен).]

Эксперимент дал два поразительных результата. Во-первых,

реакция экспериментатора оказала огромное влияние на
испытуемых: оценивших свою уверенность 6-7 баллами среди
тех, кого он поддержал, было в 4 раза больше, чем среди тех, на
кого он вообще не отреагировал (среди последних оценивших
свою уверенность 6-7 баллами было только 14%), и в 11 раз
больше, чем среди тех, кого он опроверг (среди последних
оценивших свою уверенность 6-7 баллами было только 5%).
Если бы после получения обратной связи возросла уверенность
тех испытуемых, которых экспериментатор поддержал, нас это
не удивило бы, но в данном эксперименте участники оценивали
свою уверенность в момент,

предшествовавший

получению

обратной связи от экспериментатора.

Тот факт, что на их суждения было оказано влияние, не был

очевидным для всех испытуемых. Но что это действительно так,
свидетельствует второй поразительный результат эксперимента:
когда у студентов спросили, повлияла ли обратная связь на их
ответы, большинство (58%) ответили отрицательно. В целом те,

кто считал, что не подверглись воздействию обратной связи,
подверглись ей ничуть не меньше, чем те, кто признал этот факт
(рис. Б.4).

Рис. Б.4.

Уверенность свидетелей (по их воспоминаниям) после

получения подтверждающей или опровергающей обратной связи

(эксперимент 2). Обратите внимание на то, что обратная связь оказала

не меньшее влияние на тех испытуемых, которые

не признали

этого

факта. (

Источник

: Wells & Bradfield, 1998)

Уроки этих экспериментов важны не только для понимания

поведения присяжных. Они ещё раз подтверждают
необходимость социально-психологических исследований. Как
многократно убеждались социальные психологи – вспомните
эксперименты, в которых Милгрэм изучал подчинение, – если
просто спрашивать людей о том, как они поступят, или просить
их объяснить свои поступки, вероятность неверных ответов
велика. Прав был Бенджамин Франклин: «Труднее всего
поддаются внешнему воздействию три вещи: сталь, бриллиант и
представления человека о самом себе». Именно поэтому нужно
не только проводить опросы, в ходе которых респонденты
объясняют свои поступки, но и эксперименты,
демонстрирующие не намерения, а реальные действия.

КАК УМЕНЬШИТЬ ВЕРОЯТНОСТЬ ОШИБОК?

Учитывая подобную предрасположенность к ошибкам, какие

конструктивные шаги можно предпринять, чтобы показания