Файл: Кохут Х. - Анализ самости. Лечение нарушений личности.pdf

травматическое воздействие и патологические последствия

этого события. Мы можем даже допустить, что нарцисси-

ческие фиксации возникли бы у него, даже если бы не было

другого ребенка, и поэтому можем предположить, что зна-

чение воспоминаний, связанных с рождением брата, было

обусловлено тем, что на них сфокусировалась тенденция

к наложению аналогичных (ранних и поздних) пережива-

ний. Собственно говоря, рождение брата в некотором смыс-

ле даже могло способствовать психическому развитию па-

циента, в частности в сфере его нарциссизма. Оно прервало

тесные отношения с его амбивалентной матерью и побудило

пациента совершить две  определенные попытки вырваться

из тупика развития, одна из которых, к сожалению, не уда-

лась, а другая оказалась лишь частично успешной. Неудача,

по-видимому, произошла в отношениях ребенка с отцом,

к которому он повернулся — совершенно типичный шаг

в подобных условиях, — пытаясь найти объект, чтобы изба-

виться от своего нарциссического напряжения. Хотя к тому

времени он уже был достаточно зрел для подобного шага

(ему было три с половиной года), попытка привязаться

к отцу как вызывающему восхищение, идеализированному

родительскому имаго (образу мужского совершенства) не уда-

лась по трем причинам: (1) вследствие незаметного, но весь-

ма эффективного противодействия со стороны его матери,

(2) из-за того, что все его предыдущее развитие, характери-

зовавшееся  тесными, приносившими  удовлетворение  от-

ношениями с матерью, оставило его неподготовленным

к неожиданно потребовавшемуся изменению, и, что пред-

ставляется даже еще более важным, (3) из-за того, что недо-

оценивавшийся  отец (который, например, скрывал  свое

более низкое социальное происхождение по сравнению

с  аристократической  семьей  матери) не  смог выдержать

сыновней идеализации и отошел от него.

Гораздо  более  успешной  оказалась  попытка  ребенка

разрядить нарциссическое напряжение посредством фи-

зических упражнений. Хотя они всегда находились на гра-

ни грандиозности и нереалистичности (и поэтому нередко

подвергали опасности его жизнь и здоровье), они содер-

жали  некоторые  сублимационные  возможности  и  явля-

лись для него сценой, на которой можно было достичь

реалистичного удовлетворения его грандиозных фанта-

зий и эксгибиционизма.

Оправдали  ли  мы  использование  термина «перенос»

в  отношении  тех  нарциссических  феноменов, которые

позволили мистеру Л. совершить подобные благотворные

терапевтические трансформации? На  мой  взгляд, ответ

на этот вопрос не является очевидным и во многом зави-

сит от личных предпочтений теоретика в области психо-

анализа. Я не буду здесь заниматься этими теоретическими

проблемами, оставлю  терминологический  вопрос  откры-

тым и вместо этого вернусь к  клиническому  материалу,

перечислю наиболее  важные  факторы, связанные  с  той

специфической ролью, которую аналитик  играл  для  па-

циента в процессе анализа.

1. В ранней фазе анализа пациент продемонстрировал

восхищение  аналитиком и  его профессиональными  уме-

ниями. Эта установка (идеализирующий перенос) сформи-

ровалась  очень  быстро, сохранялась  несколько  недель

ипостеиенно сменилась более спокойной, но вместе с тем

более  сильной  привязанностью. Нарушением этой  связи

и объяснялось изменение содержания его сновидений, ко-

торое обсуждалось на предыдущих страницах. Эта транс-

ферентная  связь  включала  в  себя  несколько  конкрети-

зации объекта. Вместе с  тем имевшийся незначительный

материал  указывал на  то, что  пациент либо ощущал  себя

(литым  с  аналитиком, либо  воспринимал  аналитика  как

свое второе «я», то  есть  как  себе подобного, с  которым

он  мог  поделиться  своими  мыслями  и  переживаниями.

Это  нарциссическое  отношение  позволило  ему  постепен-

но  оживить свои  выраженные  нарциссические  потребно-

сти, в частности свои эксгибиционистские и грандиозные

стремления в сфере физической ловкости. Этот  материал

относился  главным  образом  к  периоду, когда  его  мать,

ранее  обеспечивавшая ему интенсивное, но вместе с тем

патологически  затянувшееся, безоговорочное, неизбира-

тельпое  нарциссическое  удовлетворение, от  него  отвер-

нулась. Тогда  ребенок  попытался  канализировать  свое

нарциссическое  либидо  в  идеализирующие  отношения

с  отцом; но после того  как  эта попытка не удалась, он,

но всей видимости, погрузился в фантазии об отношениях

с  товарищами  по  играм ' (представлявшими  его  второе

«я»), которые  чередовались  с  депрессивно  окрашенным

задумчивым  одиночеством (в  котором  он, должно  быть,

реактивировал  некоторые  из  прежних  чувств  слияния

со  своей  матерью). Эти  стадии  развития грандиозной

самости были оживлены в процессе анализа после завер-

шения  первоначальной  фазы  идеализации и  стали  осно-

вой  для вторичных  близнецового  переноса  и  переноса-

слияния, которые преобладали в анализе. Однако но мере

продвижения анализа  эти формы  переноса  постепенно

сменились зеркальным переносом в узком значении тер-

мина, то есть пациент стал лучше осознавать свои требова-

ния  одобрения, отклика  и  поддержки  со  стороны  ана-

литика. Но и теперь  основной акцент пациента  делался

не на аналитике, а на самом себе и своих нарциссических

требованиях. И только в последний год длительного ана-

лиза у пациента, по-видимому, еще раз установился — но те-

перь  уже более целостный — идеализирующий перенос.

Это привело к  заключительной стадии переработки, кото-

рая, в  частности, была  связана  с  его  идеализирующими

попытками (относившимися к тому времени, когда он по-

вернулся к отцу после того, как был отвергнут матерью).

К сожалению, из-за внешнего события анализ здесь при-

шлось прекратить, а потому дать надежную  оценку  этого

последнего периода не представляется возможным. Одна-

ко  кратковременные  вспышки  возобновленной  идеализа-

ции встречались иногда и в  середине анализа, хотя верх

все  же  брали близнецовый перенос  и  перенос-слияние.

Эти  непродолжительные  периоды  идеализации  вполне

можно расценивать как проявление определенных скоро-

течных переходных стадий в движении нарциссического

1

 Пациент В., упомянутый в другом контексте (см. главу 7), также

рассказал  об  аналогичном  периоде  своего  детства, когда  он

представлял себе, что новый ребенок в семье (в его антиципиру-

ющем воображении — близнец) мог бы стать ему товарищем

по играм и в дальнейшем сыграть определенную роль в восста-

новлении  его  нарциссического  равновесия, тяжело  нарушен-

ного беременностью  матери, с которой  прежде существовала

теснейшая  нарциссическая  связь  и  которая  теперь  от  него

отвернулась.

либидо, в  частности  в  те  периоды, когда  пациент  был

на  пути к  восстановлению базисной  мобилизации  своей

грандиозной самости при переносе-слиянии и  близнецо-

вом переносе на аналитика после того, как эти отношения

временно  прерывались. Значение  раннего  кратковремен-

ного периода реактивации идеализированного  родитель-

ского  имаго  как мимолетного  предшественника длитель-

ной реактивации грандиозной самости в  основной  части

анализа  обсуждалось  нами при  рассмотрении  вторичного

зеркального переноса (глава 6). Здесь меня прежде всего

интересует  относительно  стабильный  перенос, который

создал  основу  для  важнейшего  процесса  переработки

во время анализа. Поэтому в дальнейшем я вернусь к этой

долговременной  связи  и, в  частности, к  некоторым

ее трансформациям в ходе лечения.

2. Как  уже  отмечалось, в  ходе  анализа  преобладали

более или менее  спокойные  отношения в рамках перено-

са-слияния и близнецового переноса без каких-либо прояв-

лений  или  с  незначительными проявлениями  открытого

пли скрытого восхищения аналитиком, а также без какой-

либо  конкретизации свойств, присущих объекту. Аналитик

принимался  в  качестве  молчаливо  присутствующего  чело-

века или — на более поздней стадии зеркального перено-

га — в качестве эха того, что выражал пациент. Успешные

интерпретации  аналитика  в  основном  касались  само-

оценки пациента (в настоящем и в прошлом), а также его

настоящих и прошлых  стремлений и амбиций. Хотя эти

интерпретации иногда  вызывали  у  пациента сильное  со-

противление ', присутствие  аналитика, который  воспри-

нимался  либо слитым  с  грандиозной  самостью, либо как

ее  копия, выполняло  важную  функцию  буфера, и  оценка

себя  пациентом  происходила  в  рамках  контролируемых

колебаний  напряжения (где  крайними  точками  являлись

тревожное  оптимистическое  возбуждение  и  сменявший

его уход от гиперстимуляции через самоуспокоение и по-

творство  пациента  своим  желаниям). В  целом, однако,

благодаря аналитическому процессу пациент стал более

■     Обсуждение сопротивлений, встречающихся в процессе перера-

ботки, см. в главе 7.

реалистичным, у него повысилась работоспособность

и возросла способность брать на себя ответственность.

3. Каждый раз, когда перед пациентом вставала пер

спектива разлуки с аналитиком (или любого другого ана

логичного события), угрожавшей сохранению гомеоста-

тической  функции  буфера,   которая  обеспечивалась

присутствием второго «я», то есть аналитика, или сли

янием с ним, аналитическая работа останавливалась.

Б такие периоды пациент чувствовал себя отвергнутым,

опустошенным и подавленным, и за исключением снови

дений о механических устройствах, которые регулярно

снились ему в это время, у него не возникало никаких

других ассоциаций, кроме тех, что касались его настро

ения, а также его физического и психического состояния.

Характерно, что в эти периоды он никогда не обращался

к аналитику, за исключением отдельных случаев на более

позднем этапе анализа, которые свидетельствовали о воз

росшем (пред)сознательном понимании того, что его на-

пр5гжение было обусловлено расставанием с аналитиком.

4. Интерпретации, сформулированные с точки зрения

чувств к аналитику, не имели большого эффекта и терпели

неудачу независимо от того, к чему они относились —

к выражению нежных чувств или к раздраженному него

дованию и деструктивности. Генетические интерпретации

также не вели к существенному прогрессу, пока эти рекон

струкции выражались в терминах объектно-либидипозных

и объектно-агрессивных стремлений к детским имаго,

в частности к его матери.

5. Однако заметный прогресс был достигнут (в снови

дениях пациента колеса перестали вращаться и появилась

сила трения), как только его реакции (на настоящее и про

шлое) вышли на нарциссический уровень. В частности,

мы пришли к пониманию того, что в ранних фазах анализа

пациент воспринимал аналитика не как отдельного, само

стоятельного человека, которого он любил или ненавидел,

а как безмолвную копию или продолжение его собствен

ного инфантильного нарциссизма, что присутствие анали

тика помогало пациенту не поддаваться чувствам, которые

порождала крайне низкая самооценка, а также связанным

с нею апатии и безынициативности, точно так же, как вы-

ступавшие в качестве его второго «я» товарищи по играм

(либо  полностью  воображаемые, либо, главным  образом

позже, реальные, к  которым  относились  его  фантазии)

частично  защищали  его  и  позволяли  сохранять минимум

физической  активности, подкреплявшей  самооценку (глав-

ную  роль  здесь играла  езда на трехколесном  велосипеде),

даже  когда  его  мать  неожиданно  отстранилась  от  него,

перестав реагировать на его физическое присутствие и пре-

увеличенно  восхищаться  его  достижениями (прежде  эти

реакции были чересчур интенсивными и не  соответство-

вали фазе развития). В поздних фазах анализа — в значи-

тельной мере в результате процессов переработки, относив-

шихся к статусу аналитика (второго «я») — перенос-слияние

и  близнецовый  перенос  отчасти  сменились  зеркальным

переносом

in sensu stricliori,

содержание  интерпретаций

изменилось, и пациент стал понимать, что его самооценка

снижалась и что он испытывал типичную для себя болез-

ненную  апатию  из-за  того, что  переживал  предстоящее

отсутствие  аналитика (или  какое-нибудь  другое  событие,

которое, несмотря на внешние отличия, имело для пациен-

та такое же эмоциональное значение) как отвод нарцисси-

ческих катексисов от грандиозной самости, которые были

11ужны, чтобы демонстрировать трюки перед восхищавшейся

матерью. Но в любом случае — лишался ли он аналитика как

продолжения  себя  самого (в  роли  его  второго «я») или

аналитик переставал выполнять  свои  функции отклика-

ющегося, восхищающегося и одобряющего зеркала — нар-

циссический  катексис  регрессировал  с  уровня, который

поддерживался, пока  нарциссический  перенос  не  был

нарушен, и  это  вызывало  катексис  менее  дифференциро-

ванного с точки зрения мыслительных содержаний пред-

шественника  связной  грандиозной  самости — архаичной

фрагментированной телесной самости. Вместе с тем гипер-

катексис  архаичной  телесной  самости вызывал  состояние

болезненного  аутоэротического  напряжения, которое

пациент  переживал  в  форме  ипохондрической  озабо-

ченности  своим  физическим  и  психическим  здоровьем.

Мы  можем  сказать, что  в  области  грандиозной  самости

происходила  регрессия от нарциссизма  к  аутоэротизму

и от связности самости к ее фрагментации.

Влияние, которое  оказала личность матери на форми-

рование  тяжелой  нарциссической  фиксации  пациента,

не поддается детальному исследованию. Как уже отме-

чалось, ряд соответствующих воспоминаний, связанных

с рождением брата, когда пациенту было три с половиной

года, указывает на то, что это событие стало новоротным

моментом в его отношениях с матерью. Однако  главным

внешним причинным фактором (отличающимся  от гене-

тических факторов, связанных с эндопсихической перера-

боткой  ребенком внешних воздействий и  его  реакциями

на них), объясняющим нарциссическую фиксацию ребен-

ка, явилось то, что его нарциссическая мать, по-видимому,

была способна одновременно поддерживать отношения

только с

одним,

ребенком.

Подобную  эмоциональную  ограниченность  матери

нередко  можно  выявить  в  истории  детства  пациентов,

страдающих  нарциссическими  нарушениями  личности,

воспоминания которых, казалось бы, указывают на рожде-

ние брата или сестры как на первопричину их нарушения.

Но в этом стоит винить не рождение брата или сестры —

большинство детей переносят это события без каких-либо

выводящих из строя фиксаций в нарциссической сфере, —

а  внезапным  и  полным  переходом  от  нарциссической

увлеченности матери старшим ребенком к  проявлению

точно такого же одностороннего интереса к новорожден-

ному. Точнее сказать, такие матери, по-видимому, могут

испытывать  настоящие  чувства  только  к  маленькому  до-

эдипову мальчику (отец чаще всего обесценивается, а стар-

шие дети либо эмоционально опустошаются, либо амбива-

лентно ею инфантилизируются); но пока эти отношения

сохраняются, они  действительно  весьма  интенсивны.

Доэдипов мальчик катектирован нарциссическим либидо

матери, а восхваление ребенка распространяется за преде-

лы того периода, когда  такое отношение матери соот-

ветствовало  фазе  развития и  отвечало  нуждам ребенка.

Но когда ожидается появление нового ребенка, мать пере-

мещает на него нарциссический катексис, который с трав-

матической внезапностью она отнимает у старшего.

Здесь можно добавить, что, хотя объективная оценка

патогенной личности родителей пациента и бывает такти-

чески полезной в процессе анализа, поскольку такое прояв-

ление  интеллектуального  превосходства  может  оказать

поддержку Эго пациента, она, строго говоря, психоаналити-

ческой  задачей не  является. Ее  надо  рассматривать  как

важную ветвь психоанализа и  как  его приложение  к  со-

циальной психологии — психоаналитически ориентирован-

ному исследованию  окружающей  среды  ребенка

3

. Здесь

я вынужден ограничиться повторением того, что в боль-

шинстве случаев затянувшееся нарциссическое восприятие

ребенком родителя, по-видимому, возникает в ответ на сход-

ную установку в отношении ребенка нарциссически фикси-

рованного родителя. Нарушения у родителей могут варьи-

ровать  от легкой нарциссической фиксации до скрытого

пли явного психоза. По моим ощущениям, скрытая форма

психоза родителя обычно вызывает более обширные и глу-

бокие фиксации в нарциссической и особенно в донарцис-

сической (аутоэротической) области, чем  явный  психоз.

В последнем случае (явный психоз родителя) ребенка обыч-

но  избавляют  от  вредоносного  родительского  влияния,

и даже если родитель не госпитализирован, тот факт,

3

 Поскольку  я предпочитаю рассматривать  здесь факторы внеш-

ней среды, доступные объективному выявлению, как не относя-

щиеся  к  области  психоанализа в  самом  строгом  его  опреде-

лении, я должен пояснить, что это предпочтение не является

произвольным, а основывается на полезном, по моему мнению,

разграничении  между (а) генетическими  представлениями,

одним из наиболее важных подходов психоаналитической мета-

психологии (см. Hartmann, Kris, 1945), и (б) этиологическими

исследованиями (в  которых  используются  концептуальные

и технические инструменты, принадлежащие различным смеж-

ным дисциплинам, таким, как биология, генетика, социология,

социальная психология, — назовем лишь некоторые).

Генетиче-

ский подход

в психоанализе связан с исследованием тех субъек-

тивных психологических переживаний ребенка, которые прояв-

ляются в постоянном перераспределении и дальнейшем раз-

витии  эндонсихических  сил  и  структур. С  другой  стороны,

этиологический подход

связан с исследованием доступных объек-

тивному выявлению факторов, которые во взаимодействии

с психическими структурами ребенка, имеющимися в данный

момент, могут — или не могут — вызвать важное в генетическом

отношении переживание.

что его поведение, без сомнения, является ненормальным,

признается  окружающими  людьми. Тем  самым  ребенок

получает поддержку в своем стремлении развивать автоном-

ные ядра телесно-психической самости.

О  том, какое влияние  оказывал  страдавший  тяжелой

патологией родитель — который не только был способен

с помощью рационализации скрывать проявления своего

психоза, но  и  умел  заручаться  поддержкой  окружающих,

находя приверженцев своих идей, — можно узнать, ознако-

мившись  с  данными, собранными  Нидерландом (Nieder-

land, 1959b, I960) и Баумейером (Baumeyer, 1955) об отце

Шребера. Из  сведений, представленных этими авторами,

можно сделать вывод не только о том, что личность отца

оказала огромное патогенное влияние на ребенка, но и что

его мать, подчинявшаяся своему мужу и оказавшаяся неспо-

собной  противостоять натиску  его  личности, не  смогла

уберечь сына от столкновения с его патологией. В чем же

состояла патология отца Шребера? У нас нет для нее диа-

гностической категории, но я думаю, что она представляла

собой  не тяжелую  форму психоневроза, а  особого  рода

психотическую  структуру  характера, в  которой  функция

проверки реальности оставалась в целом сохранной, хотя

и  служила  психозу, главной

idee fixe.

Вероятно,  это  был

своего  рода  скомпенсированный  психоз, аналогичный,

возможно, скомпенсированном)' психозу Гитлера (см. Erik-

son, 1950; Bullock, 1952), который вышел из фазы одиноче-

ства и ипохондрии с навязчивой идеей, что евреи захватили

Германию и поэтому должны быть уничтожены. Абсолют-

ная убежденность, с которой отец Шребера отстаивал свои

идеи, и несомненный фанатизм, с которым он преследовал

свои мессианские цели, выдают, как мне кажется, их абсо-

лютный нарциссический  и  донарциссический характер;

и я бы предположил, что за его открытой борьбой с мастур-

бацией, проводившейся в форме хорошо известных уроков

физкультуры, стоит  страх ипохондрического  напряжения.

Эта фанатическая деятельность, хотя и была представлена

публике в его книгах (см., например, «Das Buch der Erzie-

hung an Leib und Seele» — «Книга о воспитании души и те-

ла», 1865) и  затронула  его  собственного  сына, является

выражением скрытой психотической системы. Другими

словами, сын воспринимался отцом как часть его психоти-

ческого мира самости, а не как отдельная личность. Я ду-

маю, что именно здесь находится главный источник глубин-

ных донарциссических фиксаций сына. Стимулируемый

и  подавляемый  и вместе  с  тем включенный  в скрытую

донарциссическую  бредовую  систему  стимулирующего

и подавляющего взрослого, ребенок не имел возможности

развивать свои объектао-либидинозные сексуальные фанта-

зии или направленные на объект фантазии о мщении, и это

стало причиной предрасположенности к нарциссическому

и донарциссическому (аутоэротическому) распределению

сексуальных и агрессивных влечений.

Разумеется, предыдущие  рассуждения  об истоках пара-

нойи  Шребера  к  вопросу  об  этиологии  нарциссических

нарушений  личности имеют  лишь косвенное  отношение.

В большинстве случаев нарциссических нарушений пато-

логией родителей является не психоз, а характерологиче-

ский дефект нарциссического свойства, который опреде-

ляет установку родителя по отношению к ребенку и, таким

образом, вызывает  у  него  нарциссические  фиксации.

Однако я также сталкивался с несколькими случаями нар-

циссических  нарушений  личности, в  которых  имелись

веские  доказательства  того, что  основной  патологией

у  родителей  являлся  скрытый  психоз (например, матери

пациентов В. и Г., по всей видимости, страдали латентной

шизофренией; у матери пациента К. в старости развилась

система  открытого  бреда  преследования, связанного

с  ее  собственностью, — важный  характерный  симптом,

если иметь в виду специфическую психопатологию мис-

тера К.).

Однако я не буду далее останавливаться на проблеме,

связанной с ролью психосоциальных факторов в этиологии

нарциссических нарушений личности, и попытаюсь обоб-

щить предыдущие рассуждения в кратком описании психо-

патологической  структуры мистера  Л. — и  соответству-

ющего  процесса  анализа, — нарциссическое  нарушение

личности которого здесь будет служить примером терапев-

тической  активации грандиозной  самости. После  неудав-

шейся попытки восстановить нарциссическое  равновесие

посредством идеализации отца ребенок регрессировал