Файл: Ильин В.А. - Археология детства. Психологические механизмы семейной жизни.pdf

Археология  детства

6

ры, имеющего отношение далеко не только к родительско2детским отноше2
ниям. Я имею в виду переживание отсутствия — зияния, просто2таки чер2
ной дыры на месте настоящей “отцовской фигуры”. Тоску по ней. Надежду
на ее обретение не в семье, так в профессии, в книгах, в духовном опыте.
Но без достойной ролевой модели даже искать — ох как трудно. Хоть со2
всем не становись взрослым. Не потому ли наши преуспевшие мужчины
вне зависимости от возраста все равно похожи на важничающих подрост2
ков, а слово “авторитет” стало нуждаться в комментариях — мол, не в том
смысле, а в обычном, прямом...

Почему папы никогда нет дома? Почему учитель — по большей части ду2
болом2военрук или вечно пьяненький “трудовик”? Почему так часто быва2
ет стыдно за власть предержащих — может, и хотелось бы уважать и ве2
рить, но ведь не таким же! И на кого же стоит походить, “когда вырас2
тешь”? Если на Брюса Уиллиса, явно симпатичного автору, то это еще
очень и очень ничего. Кстати, где вы в последний раз встречали фразу
“Твой отец гордился бы тобой”? Правильно, в “Гарри Поттере”. Приехали...

Автор представляет себе “правильную” семью и роль мужчины в ней, как
будто достаточно слегка отодвинуть “теток” и “мамочек” — и отец сам
поймет, как он важен, чего лишился сам и чего лишает ребенка. Если, к
примеру, мужчина участвует в школьных делах сына, он тем самым объяв2
ляет их важными, мужскими. Если нет — сами понимаете, чье это хозяй2
ство и где оно сидит у подрастающего мужичка вместе с Марь Иванной и
ее требованиями про “поля в четыре клеточки”. В этом есть, что называет2
ся, правда жизни: чтобы поднять, следует смиренно нагнуться. И жестокий
парадокс: превращаясь в ответственность, власть теряет блеск, а для того
ли ее брали? Достаточно ли просто дать отцу подобающее место и уваже2
ние — не знаю. Заниматься с ребенком и быть в курсе его жизни и уче2
бы — это ведь не только хотеть, это еще и уметь надо. А откуда ему это
уметь? Уж не говоря о том, что это бывает скучно, тяжело и часто не ко
времени. А главное — не будет “правильно понято” по2настоящему значи2
мым окружением. Не семьей.

Автор, между прочим, подал личный пример: взял и написал книжку про
детей и семейные дела. А они в нашей вечно воюющей патриархальной
культуре по умолчанию считаются второсортными, то есть женскими — по
сравнению с чемоданами компромата, ночными клубами, думской грызней,
нефтяной трубой, зачисткой мятежных аулов, “звездными войнами” медиа2
магнатов, чемпионатом по футболу, дорогими машинами, галстуками от
Армани и другими Настоящими Делами. Вот написал бы про политический
пиар или приемы соблазнения, как делают иные литературно одаренные
коллеги, так были бы ему почет и уважение, тиражи и поклонники! Но у
него, похоже, позиция. Для него, похоже, этот разговор про детство и жиз2

7

Е.Л. Михайлова. Родительский день

ненные циклы действительно важен и серьезен. И этот выбор — знал ведь,
что делает, — вызывает уважение. А кроме того...

Если вынести за скобки мое с автором давнее знакомство и старинную
симпатию к его профессиональным исканиям, а заодно и вообще все лич2
ное, литературное и даже научно2популярное, само появление этого текста
можно робко расценить как некий симптом. Не начал ли пробиваться рос2
ток идеи осмысленного, человечного отцовства — в широком смысле, не
только биологического, конечно...Того, которого так давно и трагически не
хватает в современной российской культуре и истории. Суррогатов которо2
го “ищут пожарные, ищет милиция” — кто в горних высях, а кто в приду2
манной дворянской родословной или пластиковых корпоративных модель2
ках: лидер, команда... “Ищут давно и не могут найти...” Но если что2то
очень нужно, а найти готовым не получается, оно обязательно появится:
дозреет, родится, будет выращено. Хотелось бы надеяться на лучшее и на
новое, и не только для семьи и детей...

Так вот, в этой неоднозначной книге масса нового, начиная с самого ее
жанра и заканчивая попыткой в который раз увязать Восток и Запад, пря2
мым обсуждением христианского взгляда на семью, интереснейшими на2
блюдениями за современными подростками, анализом привлекательности
тоталитарных сект, примерами из практики автора.

Как и другие популярные книги по психологии, ее будут читать в основ2
ном женщины. А жаль.

Екатерина Михайлова

Археология  детства

8

ОТ АВТОРА

Сказки счастливые и не очень

“Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья
несчастлива по2своему”, — так или примерно так начал свой знаменитый
роман Лев Толстой. Далее граф пошел излюбленным путем всех великих и
не очень великих писателей мира — ярко и подробно нарисовал мрачные
коллизии жизненной драмы отдельно взятой несчастливой семьи. С неза2
памятных времен мировая литература, начиная с Гомера и кончая авторами
современных детективов, отдает дань семейным несчастьям. Правда, до2
вольно часто в художественных произведениях, особенно в сказках, после
всевозможных неприятностей дело кончается свадебным пиром: “И стали
они жить2поживать, да добра наживать”.

Не знаю как вам, а мне порой хочется узнать, что же произошло дальше.
Как все2таки стали “поживать” герои? Какого именно “добра” они нажи2
ли? Сколько, например, у них родилось детей? Как и кто их воспитывал?
Рассказывали ли им родители о тех испытаниях, которые пришлось пере2
жить в молодости? А если вдруг, скажем, через десять лет совместной
жизни принцу, ставшему к тому времени королем, довелось задержаться
на охоте?.. Что переживала его супруга? Может быть, она просто ждала,
зная, что в лесу можно заблудиться, но сильный и опытный король обяза2
тельно найдет дорогу и вернется к ней? Может быть, она проплакала всю
ночь, думая о могучем и страшном колдуне, который, по слухам, обитает в
этом лесу? А может быть, ей не давала заснуть мысль о юной красавице2
принцессе из соседнего замка? Рассказала ли она супругу при встрече о
своих чувствах, страхах, сомнениях? Как отреагировал король? Как он во2
обще относится к своей жене спустя десять лет после свадьбы? Доверяет
ли он ей? Делится ли с ней своими проблемами? Может быть, он, напри2
мер, считает, что государственное управление — “не бабское дело”? А как
думает об этом королева?

Вопросы, вопросы... По2моему, их хватит не на один роман. И ответы воп2
реки тому, что декларировал Лев Толстой об одинаковости семейного счас2
тья, в каждом таком романе будут разные.

Между тем почему2то никому не приходит в голову просто для разнообра2
зия написать хотя бы захудалый рассказ о жизни семьи счастливой. Может

9

От автора

быть, все дело в законах драматургии и счастье действительно всегда ба2
нально — одинаково? Может быть, это просто неинтересно?

Рискну предположить, что писатели не желают (а может быть, и не могут)
писать романы о счастливых семьях по крайней мере по трем причинам.
Во2первых, им не так2то легко найти в реальной жизни повод для вдохно2
вения. Подумайте: много ли вы знаете по2настоящему счастливых семей?

Вторая причина вытекает из первой. Коль скоро (не буду кокетничать и
прямо об этом скажу) несчастливых семей и, как следствие, несчастливых
людей на этом свете гораздо больше, чем счастливых, обращаться к их чув2
ствам и переживаниям, очевидно, выгодно с точки зрения популярности.
(Как психолог и в каком2то смысле писатель утверждаю: каждому, кто бе2
рется за перо, не безразлично, “как его слово отзовется”).

В2третьих, любой, даже самый великий автор — такой же человек, как
большинство из нас. То есть выросший, скорее всего, в семье несчастливой.
Между тем создаваемые им миры и герои есть отражение его личностного
восприятия мира. Его чувств, иллюзий, фантазий. В каком2то смысле сле2
пок его жизни, его семьи. Или, говоря языком психологии, его личностные
проекции. И это замечательно. В противном случае вместо “Илиады” и
“Одиссеи” мы, весьма вероятно, имели бы трактат Гомера о коллективном
бессознательном, а вместо “Анны Карениной” — сценарный анализ ее ро2
дительской семьи. Однако побочный эффект такого положения дел прояв2
ляется в уже отмеченном мною засилии семейных несчастий в литературе.

Однако при ближайшем рассмотрении все истории о семьях несчастливых,
опять2таки вопреки Льву Николаевичу, при всем многообразии историчес2
ких эпох, фактологии, литературных стилей, оказываются в общем2то по2
хожи, если не сказать банальны.

Как правило, все сводится к известному треугольнику: красивая женщи2
на — несчастная или считающая себя несчастной в браке, супруг, по2свое2
му к ней сильно привязанный, герой2любовник. В зависимости от конкрет2
ного произведения каждая из этих типичных ролей может нести самую
разную эмоциональную и нравственную нагрузку. Так, образ героини варь2
ируется от инфантильной жертвы несчастных обстоятельств (донна Анна в
“Маленьких трагедиях” Пушкина) до бесстыдной и меркантильной хищни2
цы (леди Винтер в “Трех мушкетерах”). В качестве обманутого супруга
встречаются и безукоризненно порядочные, искренне любящие мужчины
(боярин Морозов в “Князе Серебряном” А.К. Толстого) и бесчестные прохо2
димцы (сэр Персиваль Глайд в “Женщине в белом” У. Коллинза). Герой2лю2
бовник с одинаковым успехом бывает и рыцарем без страха и упрека (тот
же князь Серебряный), и бесстыдным и безответственным эксплуататором
женских чувств и слабостей, каковым, в сущности, является Вронский в той
же “Анне Карениной”.

Археология  детства

10

Картина, естественно, дополняется другими участниками представления —
завистниками, недоброжелателями, сводниками, моралистами и т.п.

Но смысл всего крутится вокруг исполнителей базовых ролей. Отношения
же последних, при всей разнице антуража и человеческих качеств, сводят2
ся к стандартному “танцу”. Каждый движется по замкнутому кругу, высту2
пая то в роли насильника, то в роли жертвы, то в роли спасителя. Часто
персонажи проходят такой круг несколько раз. При этом они всегда полу2
чают определенный психологический и социальный выигрыш: герой2лю2
бовник — подтверждение (явное или опосредованное) статуса “избранни2
ка судьбы” и, как следствие, повышение собственной значимости, подкреп2
ляемое реакцией окружающих — восхищением, завистью, ревностью и т.п.
Женщина же убеждается в том, что она — “прекрасная принцесса, пленен2
ная драконом”. Причем, если первая часть данного вывода представляет
бесспорную ценность, наверное, для любой дамы по причинам вполне оче2
видным, то и вторая его половинка, не столь, быть может, привлекательная
на неискушенный взгляд, влечет за собой определенные бонусы: постоян2
ный (пусть даже и не вполне здоровый) интерес общества, право на сочув2
ствие и внимание, а главное — служит отличной приманкой для героев са2
мого широкого диапазона бесстрашия и безупречности, готовых, по зако2
нам жанра, прийти на помощь несчастной жертве чудовища. Само же “чу2
довище”, сиречь обманутый супруг, также получает свою долю “сокровищ”,
а именно: моральное оправдание практически любого своего поведения по
отношению к жене и детям, плюс все то же сочувствие и внимание — по
крайней мере части социального окружения. (Для всех перечисленных ба2
зовых ролей возможны любые иные варианты выигрыша, в том числе и су2
губо материального порядка.)

С другой стороны, все в этом мире имеет свою цену. И за полученное удо2
вольствие приходится платить. Поэтому любая история о несчастной семье
кончается либо фарсом, как, скажем, в семействе Лоханкиных из “Золотого
теленка” И. Ильфа и Е. Петрова, либо трагедией, как в произведении графа
Л.Н. Толстого.

При этом все взрослые люди — участники несчастливого действа взяли у
жизни кредит счастья (как они его понимали) и расплатились по своим
долгам. В конце концов, это их право.

Но в истории семьи Карениных, как и во многих других подобных истори2
ях, даже если они оканчиваются не столь ужасно, есть “один, который не
стрелял...” Я имею в виду семилетнего Сережу — сына Карениных. Он
единственный во всей этой истории, кто по2настоящему вызывает сочув2
ствие — во всяком случае, у меня. Как и миллионы других детей, вырос2
ших или растущих сегодня в несчастливых семьях, Сережа ничего не выиг2
рал, он только потерял. Он — реальная жертва. Взрослые втянули его в
свои игры, сделали заложником своих отношений, мифов, иллюзий, не