Файл: Братусь Б.С. - Аномалии личности.pdf

 родственником  больного)  на  изучение  и  установление  внутренних

психологических связей *.

Важно  подчеркнуть, что  такого  рода  работа  есть  сугубо  специальная  задача

психолога, малодоступная  для  представителя  смежной  профессии, например  пси-
хиатра, который  обычно  не  владеет  столь  глубокими  знаниями  общей  теории
психологии, соответствующими  инструментами, методами  и  стилем  мышления.
Психиатр-клиницист, что мы уже отмечали, по роду своей профессии чаще должен
оперировать  образными  представлениями  конкретных  больных. Картина
изменений составляется им не из абстрактных рассуждений, а из ряда фактических
наблюдений  за  конкретными  случаями. Психолог  же  располагает  средствами
членения  целостных  образов  на  отдельные  деятельности, мотивы, потребности,
смыслы  и  т. д., средствами  соотнесения  этих  единиц  между  собой  и  тем  самым
получает  возможность  перейти  к  усмотрению  внутренней (т. е. собственно
психологической) механики строения и развития личности **. При этом психолог
может ставить перед собой разные общие задачи и конкретные цели, ради которых
он строит ту или иную «модель» образования данного клинического феномена. В
одних  случаях  это  может  быть  задача  выявления  механизмов  формирования
доминирующей  патологической  потребности (обширный  материал  здесь  дает
изучение наркомании), в других — проблема взаимоотношения «биологическо-

* Л. С. Выготский, например, ярко  иллюстрирует  недостаточность  одного

лишь  «подстрочного»  перевода  языка  житейских  описаний  на  язык  научных,  в
данном  случае  психиатрических, терминов. Он  приводит  наблюдавшуюся  им  в
консультации сцену К психиатру приходит за советом мать, которая жалуется, что
ребенок обнаруживает  приступы  вспыльчивости, гнева, злобы. В  этом  состоянии,
продолжает  мать, он  может  быть  опасен  для  окружающих, запустить  камнем  в
другого  ребенка  и  т. п. В  ответ  психиатр  говорит  матери: «Ваш  ребенок
эпилептоид». «Мать,— продолжает  Выготский,— насторожилась  и  стала
внимательно  слушать. «Это  что  же  значит?» — спросила  она. «Это  значит,—
разъяснил  ей  психиатр,— что  мальчик  злобный, раздражительный, вспыльчивый,
когда  рассердится, сам  себя  не  помнит, может  быть  опасен  для  окружающих,
может запустить камнем в детей и т. д.». Разочарованная мать возразила: «Все это я
сама Вам только что рассказала»

25

.

**

  Видимо,  поэтому  (что  наблюдается  не  столь  уж  редко)  проницательный

психиатр-клиницист, который  по  одному  внешнему  виду, даже  жесту  пациента
тонко  определяет  его  душевное  состояние, может  при  этом  оказаться
малоспособным  к  теоретическому  психологическому  мышлению. И  напротив,
ученые-психологи часто обладают весьма посредственным даром видения людей.

168

го» и «психического» (скажем, на  примере  влияния  нарастающей  инертности

на  характер  деятельности  у  больных  эпилепсией), в  третьих—выделение  первич-
ных  и  вторичных  нарушений  психики (например, в  ходе  аномального  развития
ребенка) и т. д.

Какое место занимает описанный подход в ряду других методов исследования

личности?

Большинство существующих методов независимо от их построения и способов

обработки  полученных  результатов  объединяет  направленность  на  изучение  уже

так или иначе сложившегося, «ставшего» психологического явления. Констатируя
наличие  определенной  черты  личности, выясняя  характеристику  ее  пси-
хологических  составляющих, эти  методы  оставляют  в  стороне  проблему
возникновения  данного  феномена,  т.  е.  как  раз  то,  что,  как  мы  уже  знаем,
составляет  главное  условие  его  психологического  познания. Этот  недостаток  во
многом  относится, как  мы  видели, и  к  такому  важному  научному  методу, как
лабораторный  эксперимент. Сказанное, однако, призвано  не  умалить  значение
эксперимента, а  показать  его  место  в  познании  личности, то, что, как  и  любой
другой  метод, он  имеет  свои  ограничения  и  свою  область  применения. Самое
тонкое экспериментирование не может заменить необходимости теоретической (но
опирающейся  на  определенную  процедуру  обработки  жизненного  материала)
работы, призванной проанализировать процесс становления изучаемого  феномена
и построить гипотезу о его целостной психологической природе. Эксперименты в
свою  очередь  совершенно  необходимы, поскольку  могут  во  многом  подтвердить
или  подвергнуть  сомнению  наше  построение, могут  служить  контрольными
«срезами», диагностирующими  промежуточные  результаты  постоянно  идущего
процесса  психической  жизни. С  известным  основанием  можно  утверждать, что
психологический  анализ  становления  и  развития — это  не  еще  один  метод
познания  психического, а  ведущий  метод, поскольку  он  прямо  направлен  на
раскрытие  сущности  предмета,— метод, без  которого  все  другие — лишь
выхватывание частей без попытки понять целое *.

* Мы  уже  говорили, что  в  современной  психологии  растет  разочарование  в

узкосциентистских моделях. По мнению ряда видных ученых (Дж. Брунер, Р. Заззо,
С.  Московичи,  П.  Фресс  и  др.),  на  смену  засилья  собственно  экспериментальных
процедур должны

169

 Представленная  выше  разработка  метода, разумеется, была  лишь  одним  из

вариантов возможных подходов к анализу клинического материала * и не являлась
исчерпывающей. Наиболее  уязвимым  следовало  признать  вопрос  обоснования  и
проверки  тех «моделей», тех  предположений  о  работе  психологических
механизмов, к которым мы приходим в результате последовательного применения
метода. Конечно, чрезвычайно  важным  полем  проверки  гипотез  оставалась  сама
клиника, богатство  ее  материала. Так, если, исходя  из  наших «моделей», мы
допускали, что  некоторое  изменение «независимых  переменных» повлечет  и
определенные, заранее  прогнозируемые  нами  изменения  личности, то  могли  с
большим основанием рассчитывать на то, что в обширном материале аномального
развития  можно  найти  искомые  вариации  условий, проследить  особенности  их
влияния на изменение личности, соответствие или несоответствие этих изменений
нашим  ожиданиям, т. е. в  конечном  счете  подтверждение  или  неподтверждение
правоты исходных теоретических «моделей» и построений.

Вместе  с  тем  проверка  клиникой  при  всей  ее  строгости  имеет  и  недостатки.

Прежде всего этот процесс достаточно длительный: сюда входят поиск необходи-

прийти «контекстуальные» типы  объяснения, комплексность, сочетание

разнообразных методических приемов. Предложенный метод в известной  степени
отвечает  этому  требованию, поскольку  каждое  полученное  при  его  реализации
сведение включается в общий контекст анализа реального жизненного развития и,
более  того, может  быть  понято  лишь  в  этом  контексте. Напомним  также, что  об
особой  значимости  изучения  анамнеза, жизненной  истории, говорили  многие
авторитеты  отечественной  психологии. Так, В. Н. Мяси-щев, по  свидетельству
своих учеников, считал, что «в экспериментально-психологических исследованиях
личности  как  тестовые, так  и  объективные  психофизиологические  методики
являются лишь дополнением к методам психобиографии, анамнеза и наблюдения»

26

. В. С. Мерлин  считал, что  если  удается  объективное  истолкование  фактов, то

«анамнез — единственный  психологический  метод, прямо  и  непосредственно
раскрывающий 

происхождение 

и 

основные 

закономерности 

развития

индивидуально-психологических  особенностей»

27

. Все  авторы, упоминающие  об

этом  подходе, говорят, однако, о  малой  его  разработанности, а  также  о  том,
насколько это трудный психологический жанр, требующий особой профессиональ-
ной квалификации.

* Разработанный  метод  правильнее  следует  называть  именно  анализом

клинического  материала, а  не  анализом  данных  историй  болезни, поскольку  мы
видели, что  он  опирается  отнюдь  не  только  на  эти  данные, но  и  на  результаты
обобщения клинических бесед, наблюдений и экспериментов и др.

170

мых  нам  вариаций  условий, их  фиксация  и  прослеживание, сбор

дополнительных  данных (беседы, наблюдения, эксперименты) и  многое  другое.
Фактически  каждая  такая  проверка — это  исследование, которое  в  свою  очередь
может  потребовать  новой  проверки  и  развертывания  соответствующего  нового
исследования и т. д. Клиника, жизненный материал, в ней содержащийся, являются
в  этом  плане  постоянно  идущим  испытанием  выдвигаемых  психологических
построений, и  ложные, не  нашедшие  оснований  в  реальности  построения  этих
испытаний, как  правило, не  выдерживают  и  остаются  лишь  достоянием  истории;

зато те, что их проходят и с честью выдерживают, обретают удивительно долгую
жизнь  в  науке. Но  помимо  этого, повторяем, очень  важного, но, если  так  можно
выразиться, окольного, долгого  пути  проверки  необходимо  наметить  путь  более
краткий, прямой, оперативный, связывающий, в  частности, наши  построения  не
только с логикой научного поиска и теоретических изысканий, но и с насущными
прикладными задачами. В области аномального развития (как, пожалуй, ни в какой
иной  области  психологии) невозможно  до  конца  оставаться  равнодушным
созерцателем  и  бесстрастным  исследователем  происходящего, ибо  объект
исследования  не вещь, не  абстрактный  предмет  или физический процесс, а живая
драма, иногда трагедия судьбы, отклоняющейся от путей полноценного  развития,
от  путей  приобщения  к  человеческой  сущности  и  счастью. В  это  происходящее
хочется  вмешаться, исправить, помочь, направить  по  другому  руслу. Поэтому
насущная задача состоит в том, чтобы найти адекватные способы проверки наших
выводов  не  только через  анализ  вариаций аномального развития, но  и  через  пути
коррекции, исправления  этого  развития, иначе  говоря, совместить  теоретическую
проверку и практическое применение.

На  первый  взгляд  решение  такой  задачи  маловероятно. Действительно,

сущность предмета, как мы хорошо знаем, раскрывается через анализ истории его
становления. «Познать  предмет — значит  вскрыть  реальный  механизм  его
образования; значит  узнать,

как, почему

  и

из  чего

  он «делается», т. е. раскрыть

реальный  путь  и  способ  его  естественного  «производства»,  а  в  идеале  —  и
искусственного «воспроизводства» в  условиях эксперимента»

28

. Но ведь в данном

случае речь идет о «производстве» аномального, извращен-

171

 ного  продукта,  и  призыв  «в  идеале»,  ради  нужд  строгого  познания

осуществить  его  искусственное  воспроизводство  выглядел  бы  чудовищным. Мы
можем, однако, пойти  по  иному  пути — пути  искусственного «производства» и
«воспроизводства» не аномалии, а заданного, планируемого нами «отклонения» от
этой  аномалии, ее  коррекции. Это  двойное  отрицание, «отрицание  отрицания»
(сначала  норма  отрицается  в  продукте  аномального  развития, затем  сам  этот
продукт  отрицается  в  сконструированном  нами  воспитательном, психо-
коррекционном процессе), далеко не всегда есть в строгом смысле возврат в русло
нормального  развития, ибо  понятие  нормы  отнюдь  не  сводится  к  отсутствию
аномалий; «отклонение  от  отклонения» может  быть  лишь  началом  полноценного
развития, одним  из  способов  компенсации  нарушений, новой  формой  приспо-
собления  к  окружающему  и  т. п. Однако  в  любом  случае, если  мы  хотим
участвовать  в «производстве» и «воспроизводстве» этих  вторичных  отклонений,
нам  необходимо  опираться  на  целостную  теорию  личности, включающую, во-
первых, представления об аномальном развитии, его причинах и закономерностях
и, во-вторых, представления  о  внутренних  механизмах  и  направленности
нормального, продуктивного  развития. Первое  даст  возможность  определить
структуру  и  динамику  исследуемого  личностного  дефекта, наиболее  благо-
приятные  для  получения  коррекционного  эффекта  моменты  и  способы
воздействия. Данные  же  о  норме  составят  перспективу  роста  личности, путей  ее
дальнейшего  развития. Отсюда  следует, что  если  сознательно  спровоцированное
нами «отклонение  от  отклонения», последующий  путь  перевоспитания  и
коррекции  личности  оказались  успешными, то  это  должно  свидетельствовать  в
пользу  верности, правоты  тех  общих, ориентировавших  нас  теоретических
«моделей», на основании которых строились наши воздействия.

Такой  способ  проверки  теоретических  построений  и  представляется  наиболее

приемлемым, наиболее адекватным для изучения аномального развития, поскольку
в  нем  удается  сочетать, непосредственно  соотносить  и  чисто  исследовательские,
научные  задачи, и  задачи  коррекционные, гуманитарно-воспитательные, приклад-
ные. То, что  при  этом  проверке  подвергаются  не  только «модели» собственно
аномального  развития, но  и  определенные «модели» развития  нормы, отнюдь  не
явля-

172

ется препятствием или недостатком, поскольку учения о норме и патологии в

принципе не могут рассматриваться совершенно изолированно, оторванно друг от
друга. Теория  психологии  изучает  один  объект — закономерности  психической
жизни  человека, понять  которые  можно, лишь  исследуя  все  проявления, все  воз-
можные  этапы, варианты  и  испытания  этой  жизни, в  том  числе  и  испытания
экстремальными условиями аномального развития. Психический аппарат человека
един, и единой должна быть теория, его объясняющая.

Итак, предлагаемый подход к изучению аномального развития личности может

быть  сведен  к  следующему. Вначале  анализируется  процесс  возникновения  и
становления  интересующего  нас  психического  нарушения, его  составляющие,
свойства и основные вариации протекания; затем строится теоретическая «модель»
аномального  развития, которая  в  свою  очередь  является  основой  для  разработки
формирующего  эксперимента, системы  психокоррекционных  и  воспитательных