Файл: Блейлер Э. - Аффективность, внушение, паранойя.pdf

6

содержание, когда я чувствую себя радостным, а не грустным — аналогично тому, как
процесс восприятия, как таковой, остается одинаковым независимо от того, вижу ли я
кошку или собаку.

Все это мы обозначаем в дальнейшем термином «интеллектуальные чувства» не

только  потому,  что  термин  этот  был  создан  Наловским,  но  и  потому,  что  практика
языка  упорно  обозначает  словом  «чувство»  эти  понятия.  При  этом  мы  должны  лишь
уяснить  себе, что  такого  рода  чувства  не  относятся  к  аффективности  и  что  этим
термином  мы  обозначаем  интеллектуальные,  т. е. объективные  процессы.  При
«интеллектуальных  чувствах» речь  всегда  идет  о  неясных  восприятиях, выводах  и
познаниях (напр., диагноз, основанный  на  чувстве); далее, о  внутренних  восприятиях
(например, чувство уверенности). Оба эти вида интеллектуальных чувств не могут быть
m concrete столь точно отграничены друг от друга, как мы могли бы ожидать этого на
основании  теоретических  предпосылок. Так, например, мы  чаще  всего  говорим  о
«чувстве  уверенности», когда  эта  уверенность  базируется  на  неясном  выводе  или  на
неясном восприятии. Хотя  это выражение само по  себе обозначает  скорее внутреннее
восприятие, однако  мы  обычно  употребляем  его  лишь  тогда, когда  оно  заключает  в
себе неопределенное познание внешней ситуации.

Интеллектуальные  чувства  в  соединении  с  аффектами  играют  иногда  очень

большую роль. Я уже указал на то, что женщины в своих действиях руководствуются в
большой  мере  этими  чувствами, но  мы  не  должны  забывать, что  при  повседневных
решениях в нашей жизни мы не располагаем ни временем, ни возможностью выяснить
себе все  побудительные  мотивы наших действий. Во время дискуссии  вряд ли  можно
представить себе все детали того, что именно хочет противник и каков наилучший путь
одержать победу над ним. Мы отвечаем ему раздраженно, любезно, снисходительно —
смотря по интеллектуальному чувству. Робость, смесь неопределенного познания, что
кто-нибудь из присутствующих может причинить нам вред, вместе с соответствующим
аффектом, полностью руководят иногда действием и мышлением ребенка.

Разумеется,

иногда  чувства  с  их  торможениями  и  путями, проложенными  ими, частично  или
полностью  заменяют  логику, вследствие  чего  осуществляется «инстинктивное»
действие.

(Ср. ниже примеры таких реакций у детей.)

Таким образом, слово «чувство» обозначает не только в вульгарном понимании,

но и в психологии весьма различные вещи, а именно:

1. Множество

центрипетальных  процессов,

ощущений, восприятии (чувство

тепла, физические чувства).

2.

Интрацентральные процессы восприятия:

а) касающиеся бытия вне нас (чувство уверенности, вероятности),
б) касающиеся бытия в нас самих (чувство печали; sentiment de cecite).
3.

Неопределенное или неясное познание, —

будь то непосредственное восприятие

или вывод, который неясен или бессознателен в своих элементах (§§2 и 3 объединены
под названием «интеллектуальные чувства»).

4.

Чувства  удовольствия  и  неудовольствия, которые  мы  должны  отнести  к

аффектам, к аффективности.

§§ 1—3 представляют  собой  процессы  познания, которые  отличны  от

аффективности и которые не должны смешиваться с этим понятием.

Это  подразделение  не  является  только  чисто академическим. Благодаря  ему  мы

имеем возможность изучить влияние аффективности, потому что

лишь аффективность

в этом узком смысле имеет определенное влияние на тело и на психику,

в то время как

отграниченные от  нее  функции сами по себе имеют  лишь значение какого-то другого
уверенного или неуверенного познания.

7

«Чувствую» ли  я  свой  кишечник  или  нет, испытываю  ли  я  чувство

«уверенности», «недоверия» или нет — все это безразлично для моей психики, пока к
этому не присоединяется аффект. Если же возникает аффект, он тотчас овладевает всей
психикой.

Мы  зашли  бы  слишком  далеко, если  бы  стали  перечислять  все  явления,

обусловленные  аффективностью. Я  хотел  бы  привести  здесь  лишь  некоторые
практически важные симптомы.

Прежде  всего, следует  отметить, что  аффективность  является  общей  реакцией

всей психики и, кроме того, она оказывает влияние на целый ряд физических функций.
Общеизвестно влияние аффективности на сердце, вазомоторы, мышечный тонус, обмен
веществ, слезные  железы, пищеварительные  железы, на  всю  гладкую  мускулатуру
и т. д. Следует  также  вкратце  упомянуть  о  формальных  влияниях  аффективности  на
психику. Все эйфорические состояния, независимо от того, являются ли они реакциями
на  приятные  события  или  же  они  обусловлены  физически, вызывают  в  общем  более
легкое течение всех психических процессов. Движения, решения, мышление протекают
быстрее; мышление становится более содержательным и красочным, но в то же время
более  поверхностным  в  смысле  скачки  идей. Колебания  настроения  даже  при  смене
переживаний также становятся многочисленнее и интенсивнее. При депрессии течение
мыслей  и  движения  становятся  медленными, переход  от  одной  идеи  к  другой
затруднен; мышление  вращается  в  одном  небольшом  кругу, содержание  которого
составляют  почти  исключительно  депрессивные  идеи. Смена  идей  и  переживаний
вызывает лишь небольшие колебания в кривой аффекта.

Для  психопатологии  особенно  важно  влияние  аффективности  на  внутреннюю

связь ассоциаций идей.

Укол в палец заставляет меня одернуть руку. Если я при этом пугаюсь, все тело

откидывается  назад. Если  я  прихожу  в  гнев, все  тело  готовится  к  нападению. Но  не
одно  только  тело.  Если  я  пугаюсь  (потому,  например,  что  при  ощущении  укола  я
подумал  об  укусе  змеи), то  все  соображения, могущие  затруднить  мое  бегство, более
или менее подавляются; мысль о бегстве остается единственно доминирующей. Придя
в гнев, я начинаю драться, даже если это неуместно; в этот момент я считаю, что имею
на это право.

Таким образом, аффект тормозит все те ассоциации, которые противоречат ему, и

способствует возникновению тех ассоциаций, которые ему соответствуют.

Само  собой  разумеется, что  вследствие  этого  повышается  моментальная  сила

данного действия (даже в том случае, если действие это отрицательное и представляет
собой застывание в данном положении).

Таким образом, каждый аффект имеет тенденцию проявиться и увлечь за собой в

определенном  направлении  всю  психику. Боль  должна  привлечь  к  себе  внимание —
для  того, чтобы  прекратить  вред, причиняемый  нашему  организму. Связанная  с
удовольствием  охота, доставляющая  первобытному  человеку  пропитание, не  должна
быть  нарушена  другими  стремлениями  или  какими-нибудь  сомнениями. Влияние,
тормозящее  или  способствующее  возникновению  ассоциаций, является  одной  лишь
стороной тенденции аффектов  к проявлению. Эта тенденция находит свое выражение
также и в других симптомах, которые будут описаны в дальнейшем.

При  сложных  соотношениях  каждое  отдельное  переживание  может  быть

окрашено несколькими различными чувствами (ср. также «амбивалентность»); прежде
всего, различные влечения, а вместе  с тем и  различные аффекты  могут  одновременно
стремиться  к  проявлению. Из  этого  вытекает  борьба  между  аффектами, которая
приводит иногда к внутренним конфликтам, а нередко и к болезненным симптомам.

8

Еще  важнее  отметить, что  в  самом  аффекте  неудовольствия  существует

противоречие между общей тенденцией аффекта к проявлению и частным стремлением
избежать  неудовольствия. По  самой  природе  этого  аффекта  мы  защищаемся  от
переживаний, связанных  с  неудовольствием, и  от  самого  неудовольствия. В  области
внешних  переживаний  это  не  представляет  для  нас  трудностей. Именно  то, что
неприятно  в  каком-нибудь  событии — боль — заставляет  нас  защищаться  от  этого
события. Если это нам удается, то этим исчерпывается данный процесс. Но если речь
идет о представлениях, окрашенных неудовольствием, то, с одной стороны, они имеют
тенденцию  навязываться  нам, а, с  другой  стороны, наша  психика  стремится
освободиться  от  них. Обе  тенденции  пользуются  в  своей  борьбе  одинаковыми
средствами,  т. е. торможением  и  способствованием  возникновению  ассоциаций,
воздействием  на  ценность  представлений, а  также  иррадиацией  на  другие
представления  и т. д. Из  этих  механизмов  наибольшее  значение  имеет  подавление
какого-нибудь  невыносимого  представления, независимо  от  того, тормозится  ли  оно
полностью  в  своей  функции или же  оно не  допускается (вытесняется, отщепляется) к
ассоциации с нашим сознательным  Я. Поскольку нам известно, патогенным влиянием
обладает  только  такое  вытеснение, при  котором  окрашенные  неудовольствием  и  в
особенности амбивалентные представления не подавляются, а только отщепляются, так
что  они  продолжают  функционировать, хотя  они  и  остаются  бессознательными  для
индивида. Их бессознательное существование выявляется, между прочим, и в том, что
они  оказывают  влияние  на  наши  мысли  и  действия  незаметно  для  нашего  Я  или
вызывают  мимические  проявления, не  соответствующие  сознательному  содержанию
наших мыслей.

Психизмы  более  безразличного  характера, сопровождающие  аффективное

переживание, часто  уподобляются  этому  последнему  вследствие  того, что  на  эти
психизмы «переносится» аффект; мы  ненавидим  то  место, где  мы  пережили  нечто
неприятное  для  нас; наша  ненависть  направляется  не  только  на  оскорбившего  нас
человека, но  переносится  также  и  на  случайных  соучастников  этого  инцидента,
фиксируясь  на  них  надолго, иногда  на  всю  жизнь; мы  ненавидим  человека,
сообщившего нам плохую весть.

Благодаря  этому  перенесению (иррадиации) аффекта, влияние  последнего  на

поступки  индивида  усиливается, конечно, в  еще  большей  мере, и  отклонения  от
установленного направления становятся весьма затруднительными.

Наряду  с  тем, что  аффекты  способствуют  возникновению  соответствующих  им

ассоциаций и  тормозят  противоположные, они  повышают  ценность  соответствующих
им  ассоциаций  и  понижают  ценность  противоположных. Влюбленный  не  считается  с
недостатками  любимой  девушки. При  оценке  представления  об  этих  недостатках
последние кажутся ему слишком незначительными для логического вывода о том, что
он  должен  порвать  с  ней  отношения.  Когда  меланхолик  думает  о  своих  ресурсах  и
противопоставляет их своим долгам, он всегда чувствует себя разоренным, потому что
он  переоценивает  значение  своих  долгов, в  то  время, как  свои  ресурсы  он  считает
непрочными  и  недостаточными  для  погашения  долгов,  часто  вопреки  цифровым
данным.

Далее, аффекты  обладают  свойством  продолжаться  дольше, нежели  вызвавшее

их  событие. Какое-либо  наслаждение  оставляет  после  себя  хорошее  настроение  в
течение долгого времени; гнев часто переходит в ярость лишь спустя некоторое время
после  неприятного  события. Если  человек  увидел  нечто, возбудившее  его  аффекты  и
вызвавшее  в  нем  желание  добиться  получения  увиденного, то  он  будет  стремиться
достигнуть своей цели, даже если она не находится перед его глазами, и длительность

9

его  стремления  будет  прямо  пропорциональна  силе  аффекта. Таким  образом,
аффективность определяет длительность наших действий.

Если  аффективность  способствует  возникновению  соответствующих  ей

представлений  и  переоценивает  их, если однажды  возникшее  чувство  переносится  на
другие  представления, ассоциативно  связанные  с  аффективным  переживанием, если
аффект имеет тенденцию продлить соответствующее ему переживание, то это означает,
что аффект стремится перейти в длительное настроение и придать таким образом всей
личности  единое («голотимное», см. далее) направление: радостное, грустное,
раздражительное  и т. д. Разумеется, наряду  с  этим  переживание  аффекта  увеличивает
его  продолжительность  и  усиливает  его  аналогично  другим  отдельным  факторам.
Однако, настроение  зависит  не  только  от  переживания, но  также  и  от  характера
реакции, которая основана на предрасположении, а также на существующей в данный
момент установке, на физическом состоянии, употреблении алкоголя, на циклотимных
химизмах в области здоровья, как при маниакально-депрессивном психозе и т. д.

Различные  стороны  влияния  аффекта, как-то: его  выключающая  сила,

длительность воздействия на течение ассоциаций и т. д. — выявляются неодинаково по
своей  интенсивности. Аффективность  может  казаться  нам  субъективно  и  объективно
очень  живой, и  вследствие  этого  интенсивной, но  в  то  же  время  она  может  лишь  в
очень  небольшой  степени  оказывать  влияние  на  поведение  и  мышление  индивида.
Влияние, оказываемое аффективностью на течение наших мыслей, выключающая сила,
в данном случае сравнительно невелика, несмотря на все мимические проявления и на
субъективно сильное ощущение возбуждения; или же длительность воздействия бывает
очень  слабой, так  что  в  данный  момент  течение  мыслей  может  быть  нарушено, но,
спустя  короткое  время, оно  освобождается  от  влияния  аффекта  или  попадает  под
влияние другого аффекта.

Влияние  аффекта  на  течение  ассоциаций  часто  приводит  даже  здорового

человека (как  мы  это  давно  знаем) к  неправильным, суждениям. При  патологическом
состоянии  аффект  порождает  бредовые  идеи, так  как, благодаря  наличию  аффекта,
логика оперирует исключительно односторонним и получившим неправильную оценку
материалом. Результат  мышления  получается  в  данном  случае  столь  же  ошибочным,
как  и  общий  баланс,  в  который  мы  забыли  бы  включить  все  активы  и  в  котором  мы
увеличили бы все долги на один или несколько нулей. Когда у маниакального больного
постоянно  возникают  ассоциации, подчеркивающие  ценность  его  личности, а
противоположные  ассоциации  подавляются, то  он  неизбежно  приходит  к  переоценке
своей  личности; эта  переоценка  может  усиливаться  до  бреда  величия. Если  при  этом
ослаблена  также  и  логика (как, например, у  маниакального  паралитика), то  больной
может  считать  себя  сверх-богом. В  таких  случаях  общее  настроение  является  тем
фактором, который  направляет  мышление  на  ложные  пути. Все  возникающие  таким
образом  бредовые  идеи  носят  эйфорический  или  депрессивный  характер, потому  что
такие  длительные  расстройства  настроения  являются  физически  обусловленными  и
поражают  вследствие  этого  всю  психическую  структуру. Однако, для  возникновения
бредовых  идей  имеют  значение  также  и  более  вариабельные  аффекты,
присоединяющиеся  к  отдельным представлениям  и не обусловливающие  длительного
расстройства  настроения. Какое-нибудь  определенное  желание  или  страх  перед  чем-
нибудь  может  видоизменить  направление  мысли. Таким  образом, большая  часть
бредовых  идей  оказывается  представлением  об  осуществленных  желаниях  или
опасениях. Известное лицо может показаться враждебным или неприятным здоровому
человеку. Последний  мыслит в  своих фантазиях  это лицо мертвым. Он  подавляет все
представления, которые напоминают ему о существовании этого лица, и способствует

10

возникновению  представлений  об  его  исчезновении. Таким  образом, желание,
возникающее нормально в виде представления: «Чтоб его черт побрал» — приобретает
характер реальности, который подтверждается иногда галлюцинаторным восприятием.
Таким же образом у больного формируются бредовые идеи.

Действие  аффекта, возникающее  таким  путем  из  эмоционально  окрашенных

представлений, мы  называем  по  Гансу  Майеру  кататимным. Действие  же  общих
расстройств  настроения, как, например, при  маниакальном  бреде  величия  или  при
меланхолических идеях самоуничижения, мы можем обозначить как голотимное.

Аффективное  способствование  возникновению  ассоциаций  и  торможение  их

легко  вступает  в  конфликт  с  логически  необходимыми  ассоциациями.  Этот  момент
резко выражен в патологических случаях, но встречается также (в меньшем, масштабе)
в  повседневной  жизни  здорового  человека. В  интересах  правильности  нашего
миропонимания, ассоциации  должны  были  бы  осуществляться, следуя  опыту  и
логическим  законам. Но  вместе  с  тем  необходимо  выявление  наших (биологически
обоснованных) инстинктивных  стремлений. Разумеется, в  мышлении  невозможно
строго  разграничить оба  вида  ассоциативных путей. Аффективность  также  нуждается
для своих мыслительных целей и операций в правильных (по содержанию) понятиях и
правильных  логических  связях. Даже  самый  сухой  ученый  не  может  продуцировать
чисто  логически  направленных  ассоциаций, так  как  его  ассоциации  направляются  в
общем  мыслительной  целью в  виде  желания, по  крайней мере, открыть истину, и он,
сам того не замечая, отвлекается то в одном, то в другом пункте от строгой логической
необходимости. Настоящее  мышление  представляет  собой  взаимодействие  обоих
принципов, причем аффективность определяет прежде всего цель мышления, а логика
должна  указать  пути  ведущие  к  этой  цели; однако, аффективность  часто  отклоняет
логику  от  определенных  правильных  путей  или  направляет  ее  по  окольным, чуждым
реальности путям.

Это  нарушение  логики  аффектом  в  каждом  отдельном  случае  бывает  довольно

часто  вредным  моментом, Наши  решения, принятые  в  состоянии  аффекта, вполне
правильно  осуждаются. Главная  цель  воспитания  культурного  ребенка  заключается  в
обуздании  аффектов. В  состояние  гнева, отчаяния, любви, мы  совершаем  много
глупостей, которых не  сделали бы  в  нормальном  состоянии. Отрицательные  аффекты
—  испуг,  страх  —  часто  делают  нас  безоружными  и  неспособными  противостоять
опасности. Но  это — исключения, которые  встречаются  сравнительно  редко. Правда,
иногда и эти максимальные аффекты, даже если они выходят за пределы цели, могут
быть  полезны (сила  отчаяния  и т. д.); но  к  условиям  нашей  жизни  приспособлены  в
первую очередь аффекты небольшой и средней силы, которые возникают ежедневно и
ежечасно и которых мы в обычных условиях в большинстве случаев не замечаем. Как
часто  небольшая  доза  нетерпения  помогает  нам  преодолеть  препятствие; часто  даже
неприятный  звук  голоса  достаточен, чтобы  заставить  нас  отделаться  от  неприятного
человека; дети, не знающие в большинстве случаев опасности, погибли бы, как только
они  были  бы  оставлены  без  тщательного  присмотра,  если  бы  их  не  удерживал  от
большинства  поступков  страх, порожденный  неизвестными  и  неопределенными
восприятиями.

И  в  более  важных  вопросах  эффективность  является  тем  фактором, который

преодолевает  препятствия. Мы  стоим  перед  трудной  задачей. До  тех  пор, пока  мы  ее
рассматриваем  равнодушно,  мы  не  можем  думать  о  том,  чтобы  приблизиться  к  ее
разрешению. Препятствия  кажутся  нам  слишком  большими; нам  кажется, что  мы
должны нарушить слишком много интересов, как своих собственных, так и чужих. Но
вот  мы  начинаем  увлекаться  этой  задачей, и  она  внезапно  кажется  нам  единственно