ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 2974
Скачиваний: 1
Здесь снова проявляется характерный метод дипломатического искусства Петра — стратегия непрямых действий. Восстановление, существование и деятельность Северного союза в составе России, Саксонии и Дании вопреки противодействию держав Великого союза само по себе являлось чрезвычайно эффективным, даже необходимым для России дипломатическим фактором. Он служил препятствием различным попыткам изоляции России. Два европейских государства — члена союза, Дания и Саксония, официально признавали правомерность, обоснованность территориальных притязаний России к Швеции. Поскольку они участвовали одновременно в войне за испанское наследство в составе Великого союза, то его ведущие страны, Англия и Австрия, должны были считаться с их позицией. Тем самым ослаблялось противодействие утверждению России на Балтике. Привлечение в дальнейшем в Северный союз Ганновера и Пруссии создавало, хотя бы на время, еще более благоприятный дипломатический климат, необходимый Петру для заключения выгодного мира с Швецией. Уже одно это обстоятельство, независимо от конкретных военных результатов деятельности Северного союза, стоило того, чтобы временно держать русские войска в Германии. Оно играло особенно важную роль в тот момент, когда практически намечалось прекращение войны за испанское наследство. В октябре 1711 года состоялось предварительное англо-французское соглашение об условиях мира. В начале 1712 года предполагалось открытие мирного конгресса в Утрехте. Создавалась совершенно реальная перспектива того, что, освободившись от войны с Францией, Англия сможет активно вмешаться в балтийские дела. Англия уже проявляла лицемерную заботу о сохранении здесь «равновесия». И тогда этот тезис служил постоянным мотивом оправдания любой акции эгоистической английской политики. Английские представители открыто мешали России утвердиться на Балтике путем заключения приемлемого мира с Швецией. Поскольку Англия должна была вот-вот развязать себе руки, прекратив войну за испанское наследство, требовалось связать ей их вновь дальновидной дипломатией. В этом заключалась сущность русской балтийской политики.
Вторая половина 1711 года была периодом исключительно разносторонней активности нашей дипломатии. Много написано о том, в каком тяжелом состоянии моральной прострации находился Петр в июле, когда он вместе со своей армией оказался в турецком окружении. Если так и было в действительности, то тем поразительнее проявленная Петром сразу после этого целеустремленная внешнеполитическая энергия. Возможно, поэтому Европа как бы не заметила тягостного для Петра прутского поражения, и обретенное после Полтавы международное положение России осталось неколебимым. Правда, в сентябре Петр полмесяца проводит на лечении водами в Карлсбаде (Карловы Вары). Затем в октябре он участвует в церемонии бракосочетания своего сына царевича Алексея с принцессой Шарлоттой Вольфенбюттельской в Торгау, в Саксонии. Через неделю в Кроссене, в Пруссии, Петр ведет переговоры с представителями Дании и Саксонии о совместных военных действиях против Швеции в Померании. Одновременно сложнейшие дипломатические задания царя выполняют Шафиров (в Стамбуле, где дела идут снова к войне), Куракин (в Лондоне), Матвеев (в Гааге), два посла Долгоруких, Василий Лукич (в Дании) и Григорий Федорович (в Польше), отчаянно пытаются преодолеть разногласия между участниками Северного союза из-за совместной осады Штральзунда.
После взятия русскими войсками Нотебурга, Нарвы, Выборга, Риги и Ревеля это была последняя на континенте крупнейшая крепость, еще оставшаяся у шведов. Здесь после Полтавы поспешила укрыться, бросив Польшу, шведская армия генерала Крассау. Пополненная подкреплениями, она насчитывала около 20 тысяч человек. Восстановив Северный союз, его участники вскоре решили совместно овладеть этой крепостью и всей шведской Померанией с укрепленными городами Штеттин и Висмар. Всем было ясно, что это можно сделать только при условии решающего военного вклада России. Однако на пути русской армии в Померанию встала дипломатическая преграда — «акт о нейтралитете» 1710 года, по которому нельзя было вводить войска на территории германских государств. Русской дипломатии прежде всего необходимо было устранить препятствие. Умело воспользовавшись тем, что «акт о нейтралитете» отверг сам Карл XII, что его не выполняли Англия, Австрия и Голландия, так и не создав для поддержки «акта» совместную армию, Петр смог использовать заинтересованность Дании и Саксонии в войне с Швецией. В августе 1711 года в Гааге удалось заключить соглашение, по которому Англия и Голландия отказались от возражений против присутствия русских войск в Померании.
Теперь можно было начинать здесь войну, но разногласия между самими странами Северного союза привели к тому, что гораздо больше времени и усилий приходилось тратить на их урегулирование, чем на прямые действия против шведов. Вместо того чтобы совместно овладеть главной опорой шведов — Штральзундом, Август II требовал перенести военные действия на остров Рюген, а датчане хотели сначала взять город Висмар. Осень и зима 1711 года прошли в напрасных усилиях двух русских послов — Г. Ф. и В. Л. Долгоруких добиться согласия между союзниками. Стоять зря всю зиму под стенами Штральзунда было невозможно, но даже о расположении войск на зимние квартиры в Померании договориться не удалось. Король Дании, опасаясь похода шведов по льду через пролив Зунд, хотел увести все свои войска. Кое-как его уговорили оставить здесь хотя бы часть этих войск. К тому же король Фредерик IV начал тайные переговоры с шведами...
В 1712 году решили продолжать военные действия на основе плана Петра, по которому наметили в апреле начать штурмовать Штральзунд или по крайней мере остров Рюген. Одновременно договорились привлечь к поддержке Северного союза Ганновер в обмен на обещание передать ему Бремен и Верден. Эта идея оказалась особенно своевременной в связи с намерением Англии заключить мир с Францией даже без своих главных союзников. Чтобы воспользоваться разногласиями в Великом союзе, в конце 1711 года А. А. Матвеев предлагает Австрии и Голландии в случае продолжения ими войны против Франции помочь им, выделив для этого 10—15 тысяч русских войск в обмен за невмешательство в Померании и гарантию сохранения за Россией ее завоеваний на востоке. Хотя достичь соглашения по этому предложению не удалось, все же демонстрация готовности оказать поддержку Голландии и Австрии сама по себе могла быть полезной.
Опыт совместных с союзниками действий (вернее, бездействий) в 1711 году убедил Петра, что добиться успеха в Померании можно только собственными силами. Весной 1712 года он направляет туда дополнительные войска и самого энергичного из своих помощников — фельдмаршала А. Д. Меншикова. А улаживать дипломатические дрязги между союзниками поручил многотерпеливому князю В. Л. Долгорукому. Ему предстояла крайне неблагодарная задача. Саксония и, особенно, Дания заигрывали с шведами. Дания не хочет воевать в Померании, предпочитая более соблазнительный и близкий Бремен. Она отказывается выполнить обещание о посылке флота против Швеции. Датский двор раздирается интригами враждебных фракций, решение вопроса о войне и мире зависело, как доносил Долгорукий, от того, оставит ли король себе старую любовницу или заведет новую «метрессу»...
Летом союзники намеревались высадить десант на острове Рюген, а затем и взять Штральзунд. Однако из-за неудачных действий датского флота операция провалилась, и осаду Штральзунда пришлось снять. В июне 1712 года Петр, раздраженный бездействием союзников, сам приезжает в Померанию. Он застает Меншикова с войском, беспомощно стоящим у стен Штеттина. Он не может взять город из-за того, что датский король снова обманул и не присылает обещанной артиллерии. Петр направляет гневное письмо Фредерику IV, в котором напоминает, что русские не только выполнили все свои обязательства, но даже перевыполнили их, выделив, например, в три раза больше войск, чем обещали. Он указывает датскому королю, что от успешных военных действий в Померании больше всего выиграет сама Дания, а не Россия, но именно Дания срывает их. В случае дальнейшего бездействия, предупреждает Петр, «людей своих принужден буду вы весть в свою землю». Но все тщетно: датский король увлечен мелкими успехами в Бременской области. Даже у Петра, не падавшего духом в опаснейших обстоятельствах, опускаются руки. Вот что он писал Меншикову в августе 1712 года: «Письмо ваше я получил, на которое ответствовать кроме сокрушения своего не могу, ибо как я к тебе в другом письме писал.., если б ветер не переменился, одним днем все было бы исполнено, и что делать, когда таких союзников имеем... я себя зело бесчестным ставлю, что я сюда приехал; бог видит мое доброе намерение, а их и иных лукавство, я не могу ночи спать от сего».
Теперь, когда России приходится вступать в сложнейшие отношения с многими германскими государствами-княжествами с их запутанными связями, Петр попадает в лабиринт хитроумных дипломатических интриг, сущностью которых были бесчисленные вариации разнообразных форм обмана, лжи, лицемерия. Чем слабее было то или иное из германских княжеств, тем больше его министры изощрялись в махинациях, прикрывавших всегда беспредельную циничную алчность этих европейских дипломатических торгашей и мелких хищников. Характерной особенностью сохранившихся документов разного рода служат постоянные напоминания Петра своим жульничающим партнерам об элементарных нормах приличия в международных отношениях. Так, в переговорах с голштинским министром Бассевичем, пытавшимся втянуть Петра в липкую паутину мелкого обмана и предлагавшего ему коварные, но с виду заманчивые затеи, царь заявляет: «Государям надобно вести себя добросовестно». Бассевич соблазняет Петра выгодной изменой обязательствам перед Данией, но в ответ он слышит: «Обязательства надлежит хранить, понеже кто кредит потеряет, все потеряет». Петр высказывает твердую убежденность в необходимости превыше всего хранить честь данного слова: «Лучше можем видеть, что мы от союзников отставлены будем, неже мы их оставим, ибо гонор пароля дражее всего есть». Бассевич пытается убедить наивного «московского варвара», как легко ему теперь приобретать для себя территории, города, крепости в Германии, но слышит в ответ: «Сего учинить невозможно, понеже мы обязались все прогрессы в немецкой земле чинить с воли своих союзников».
Царь отнюдь не тешил себя иллюзиями, что его «воспитательная работа» может повлиять на немецких дипломатов; он был просто убежден, что честная внешняя политика в конечном счете окажется эффективнее дипломатического мошенничества. И все же приходилось идти на всякие компромиссы, заключать и перезаключать сделки разного рода, играть на противоречиях, использовать противоположные притязания союзников. Они непрерывно вынуждали идти на это. К примеру, на Бремен и Верден, принадлежавшие Швеции, претендовали Голштиния, Дания, Ганновер. И все спешили заручиться поддержкой русского царя, которому приходилось терять уйму времени на распутывание этих клубков претензий и контрпретензий.
Измучившись от передряг с союзниками, Петр в октябре 1712 года отправился в Карлсбад полечиться и отдохнуть. Здесь происходит его вторая встреча с Готфридом Лейбницем. Знаменитый ученый еще во времена Великого посольства домогался встречи с Петром, но впервые она состоялась в 1711 году в Торгау. Ученый-философ и математик, он настойчиво предлагал свои услуги в качестве законодателя. «Я должен стать русским Солоном»,— писал Лейбниц, намереваясь составить для России законы столь же авторитетные, «как 10 заповедей Евангелия или 12 таблиц Древнего Рима.., что вряд ли займет у меня много времени». Хотя Петр назначил Лейбница юстиц-советником, по русским Солоном ему стать не довелось. Великий ученый вел себя несколько несерьезно и придавал главное значение количеству дукатов, которые он рассчитывал получить от Петра. Не удалось ему также и занять должность русского посла в Вене, которой он очень домогался. Как бы то ни было, находясь за границей, Петр остро ощущал отсталость России и жадно стремился использовать любую возможность, чтобы поднять ее до уровня передовой европейской цивилизации. Это постоянное страстное стремление проявляется и в эти годы чудовищно напряженных и сложных дипломатических дел. Когда Петр, выпутавшись из прутской западни, отправился в Европу, то но пути он остановился в Дрездене. И первую же ночь, всю, до самого утра, он провел в знаменитом музее, где при свете фонарей изучал собранные там научные экспонаты. В 1712 году он направляет инструкцию Меншикову, подробно указывая ему главные военные и политические задачи русских в немецких княжествах. Среди важнейших распоряжений вдруг оказалось такое задание: «Ежели даст бог доброе окончание с неприятелем, то библиотеку выпросить, конечно всю из Шлезвига, также и иных вещей, осмотря самому с Врюсом, а особливо глобус». В то время когда союзники Петра яростно спорили из-за дележа земель и богатств, Петр мечтал о библиотеке и «особливо» — о глобусе! Так среди тяжких военных и дипломатических забот Петра прорывается самое заветное его желание: поднять Россию к передовой тогдашней культуре. Именно в таких фактах — главное предназначение германской политики Петра в те годы, о которой в современной французской «Дипломатической истории» Ж. Дроза говорится как о «первых проявлениях русского империализма»!
Между тем к 1718 году в Померании складывается такое соотношение сил, что при согласованных действиях союзников и благодаря присутствию русских войск легко и быстро можно было бы нанести решающее поражение шведам, изгнать их с континента, а затем перенести войну на Скандинавский полуостров и победоносно закончить Северную войну. Все это полностью оправдывало правильность первоначального стратегического замысла Петра, в надежде на реализацию которого русские войска зашли так далеко, в Германию. Победа, а значит, и долгожданный мир казались близкими, достижимыми. Но как будто какой-то злой рок противостоит Петру...
Находясь в Карлсбаде, Петр получил известие, что шведский генерал Стенбок во главе 18-тысячной армии вышел из Померании в Мекленбург. Царь мгновенно понял, что открылась прекрасная возможность разбить шведов, лишенных защиты крепостных стен. К датскому королю мчится царский курьер с предложением о совместных действиях. Петр предупреждает, чтобы не вступали в бой до прихода русских, ибо враг силен и опасен. «Паки дружески и братски вас о сем прошу»,- пишет Петр. Но король Фредерик IV и саксонский фельдмаршал Флемминг, предвкушая победу и не желая делиться славой, не хотят ждать русские войска и под Гадебушем вступают в сражение. В результате Стенбок громит их, они теряют четыре тысячи убитыми и всю артиллерию. Датский король бежит к Петру и просит о помощи. Русские немедленно устремляются на шведов в Голштинию и 31 января 1713 года разбивают их под Фридрихштадтом. Но главным силам удается уйти и укрыться в крепости Тенинген. Ментиков блокирует крепость и вынуждает Стенбока капитулировать. Около 12 тысяч шведов сдаются в плен. Это меняет обстановку на всем театре военных действий, и вскоре союзные войска занимают остров Рюген, расположенный вблизи Штральзунда. Теперь легко можно взять эту главную крепость шведов, и русские требуют немедленно начать осаду, но союзники не соглашаются: они по уши завязли в дипломатических интригах.
Из-за этого главнокомандующему русскими войсками князю А. Д. Меншикову пришлось действовать не столько в роли полководца, сколько в новом для него качестве — дипломата. По совету Петра ему предстояло осаждать город и крепость Штеттин. Снова требовалась артиллерия, которой в Померании у русских не было. Ее обещал прислать датский король, но заставить его выполнить обещание оказалось для Меншикова непосильной задачей, бесконечные отговорки и проволочки Фредерика IV приводили князя в отчаяние, и он понял, насколько сложным занятием является дипломатия. Меншиков писал царю: «Как родился, то еще никогда таких многотрудных дел не видел». В конце концом ему удалось получить сотню пушек от Августа II, и в сентябре 1713 года Штеттин был взят русскими войсками. Но теперь возникла головоломная задача: кому же отдать взятый город? На него претендовали Дания, Саксония. Пруссия, Голштиния. Петр, зная неопытность Мешникова в дипломатии, подробно инструктировал его, как поступать с союзниками. Особенно он подчеркивал важность союзнических отношений с Данией, с королем которой Меншикову не удалось найти общего языка, и он жаловался Петру на нечестность, неблагодарность и двуличие Дании. Петр разъяснял, что дипломатия требует терпения и осторожности: «Поступки датчан неладны, да что ж делать? а раздражать их не надобно для шведов, а наипаче на море: ежели б мы имели довольство на море, то б иное дело».