ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 18.10.2020
Просмотров: 3114
Скачиваний: 7
45
Т.И. Дронова
ЭтнокуЛьтурная идентичность
староверов усть-ЦиЛьмы (на примере
праЗдника
горка XX – начаЛа XXI в.)
1
Усть-Цилемский район Республики Коми с полной уверенностью
можно отнести к числу самобытных, где в сравнении с другими рос-
сийскими регионами в большей степени сохранился традиционный
уклад, исконно русские обряды и обычаи
2
. Бесспорно, взору путеше-
ственников, исследователей уже на рубеже XIX – XX вв. Печорский
край открывался неким заповедным уголком России, где в полноте
сохранялся древнерусский жизненный уклад, с его религиозными и
обрядовыми традициями, и конфессиональный фактор как ядро этой
древнерусской старины привлекал большее внимание в сравнении с
архаическими обрядами. Одним из древнейших обрядов русского на-
родного земледельческого календаря является хороводный праздник
горка, справляемый ныне только в усть-цилемских селениях. Первые
краткие упоминания о печорских хороводах встречаются в работах
исследователей XIX – первой трети XX в. (
Истомин
1890: 434;
Ляцкий
1904: 715;
Ончуков
1905: 341; Песни 1963;
Колпакова
1975). Несмотря
на красочность, наполненность музыкальной поэзией и хореографи-
ей, горка не вызвала глубокого исследовательского интереса.
Это было следствием того, что в советский период, по извест-
ным причинам, полномасштабные исследования «староверия» не
проводились. Государственный интерес определялся следующими
направлениями: книжность и крюковое (
знаменное
) пение, ико-
нопись древнерусского письма и песенное наследие. До середины
1980-х годов изучение духовного наследия Усть-Цильмы прово-
дились в основном в двух направлениях: фольклористическое и
археографическое. Но и в этот период хороводный обряд не вызвал
у фольклористов должного внимания; их исследовательский инте-
рес сводился к сугубому фиксированию текстов песен. Вероятно,
этим можно объяснить отрывочность этнографических сведений о
46
Т.И. Дронова
горочном хороводе в общих описаниях, и в целом до 1980-х годов
общие сведения об обряде в работах представлены фрагментарно
(
Канева
2011: 294-300).
Начиная с 1980-х годов, благодаря общему повороту в религиоз-
но-христианской тематике, стало возможным изучение старообряд-
ческой культуры. К исследованию самобытного хороводного гулянья
обратились исследователи разных направлений: искусствоведы,
этнографы, фольклористы, в работах которых рассмотрены общие
представления об обряде, дана интерпретация глубинных истоков
народного мировоззрения, отраженного в элементах горочных фи-
гур, представлена характеристика горочной фольклорной традиции
(
Неклюдова
1984: 19-23;
Бабикова
1992;
Дронова
2007: 112-117;
Дронова
2011: 48-56;
Канева
2002: 46-53;
Канева
2007: 119-123).
Горка была признана уникальным явлением традиционной культуры
локальной группы севернорусских староверов, которая ныне при-
влекает к себе большее внимание среди исследователей, журнали-
стов, почитателей древнерусской старины. На рубеже XX-ХXI веков
именно хороводы с известным затуханием и стиранием религиозных
традиций названы визитной карточкой Усть-Цилемского района.
Исследователям русской культуры известно народное гулянье
горка (
Красная горка
), которое в средней полосе России в прошлом
совмещалось с пасхальными празднованиями, но определялось по-
разному: в некоторых местностях так именовалась Пасхальная и
следовавшая вся Фомина неделя; в иных краях, в зависимости от
локальных традиций, красной горкой называли две-три послепас-
хальные недели, в течение которых молодёжь водила хороводы,
устраивала игры, проводила досуг у качелей (
Тульцева
2001: 173;
Шаповалова, Лаврентьева
1998: 60). В Усть-Цилемских селениях от-
крытие
горочных
(хороводных) гуляний зависело от климатических
условий, вскрытия р. Печоры и готовности к земледельческим рабо-
там: «Раньше горку водили с Николина дня, если весна ранняя была.
А Печора не уйдет на Николу, дэк то и не водили» (ПМА-3); «Как
земля пахать поспеет – так и горку водили» (А в Усть-Цильме поют
1992: 16). Традиционно, первые хороводы разыгрывали в Николин
день (22 мая н.ст.), далее – по праздникам (за исключением Духова
дня) и воскресениям, динамика которых достигала кульминации к
Иванову дню (07 июля н.ст.), завершавшему весну, молодёжные
обрядовые игры и открывавшему лето с его трудовыми буднями и
обрядами, главные из которых связывались с сенокосной порой и
жатвой хлебов
3
.
47
Этнокультурная идентичность староверов Усть-Цильмы
Определение Николина дня – устойчивой даты, открывавшей хоро-
водный сезон, связывалось с великим почитанием святого со времён
образования Усть-Цилемской слободы. В головном селении – Усть-
Цильме – все строившиеся/обновлявшиеся православные церкви,
единоверческая церквь и старообрядческий молитвенный дом были
освящены во имя свт. Николы, архиепископа Мир Ликийских, Чудот-
ворца
4
. Как и повсюду на Руси Никола/Микола считался заступником
странствующих, выступал покровителем скота, земледелия (
Успен
-
ский
1982: 44-54). Усть-цилемские крестьяне брали икону с образом
Николы, когда отправлялись на угодья и в дальнюю дорогу, а, садясь
в лодку или телегу, обращались к святому: «Святитель Христов Нико-
ла, скорый помошник, теплый заступник, на воды и на земли, храни,
меня грешного/грешную». «Сулили обеты» по случаю выгона скота
на летние пастбища. Вместе с тем, Николин день считался весенним
праздником, к которому крестьяне-скотоводы ожидали первую траву
(прочика), загадывая: «Егорий с водой, Никола с травой»
5
. Именно
этот день был отправным в крестьянских делах.
Первые весенние горочные хороводы девушки и молодые женщи-
ны водили в Николин день на высоких берегах у реки, называемых
горки, других возвышенных местах (угорышках), где появлялись пер-
вые проталины и земля быстрее просыхала от влаги; возле овинов
6
.
Фигуры хоровода следовало «расписать» на земле, а не на снегу
с тем, чтобы год был урожайным и прибыльным
7
. Это важнейшее
требование придает хороводам сакральный смысл и свидетельствует,
что горка – это не забава, а сакральный обряд, освящавший скрытие
рек, первую траву и знаменовал пробуждение природы. Повсемест-
но приуроченность начала игры к весне «отражала идею космо-
социального единства возрастных процессов – природы и людей:
рождение (возрождение) – рост (достижение зрелости / спелости)
– плодоношение (вступление в брак). Замечается тесная связь ран-
него этапа весеннего цикла с женским началом (ведущая обрядовая
роль женщин в стимуляции удачной весны – призывы, кормления,
очищение и т.д.), вследствие чего «разыгрывание» пробуждения и
расцвета растительности происходило в д е в и ч ь е м (разрядка
в тексте –
Т.Д.
) хороводе, в котором участие парней увеличивалось
постепенно (на протяжении весны)» (
Бернштам
1991: 236).
Е. Ляцкий, посетивший край в начале XX в., так передает свои
впечатления о хороводном гулянии: «Я видел здешних девушек на
хороводе. Вырядившись, словно павы, в свои шитые золотом и се-
ребром кокошники и парчевыя “коротèньки” и сарафаны, они чинно
48
Т.И. Дронова
сходились стена с стеной под красивую по сочетанию голосов, но
заунывную хороводную песню, расходились парами, образовывая
круг, снова разбивали его – и всю игру вели без малейшего ожив-
ления, без веселого смеха, будто выполняли какой-нибудь с у р о
в ы й, ч и н н ы й о б р я д (разрядка моя –
Т.Д.
). <…> Нигде не
видно было молодецкого размаха, не чувствовалось неподдельного,
безграничного веселья» (
Ляцкий
1904: 714-715). Сосредоточенность
и серьезность участниц хоровода автор связал с «неласковой при-
родой и трудовой долей» девушек, вероятно, не разглядев в обряде
исконного его предназначения. Между тем, это краткое упоминание
о горочном гулянье передает психологическую атмосферу обряда
как жизненно-важного события в жизни усть-цилемских крестьян.
Приуроченная к датам православного календаря, горка явно
восходила к древним обрядам в честь Ярилы – божества плодо-
родия, о чём свидетельствуют материалы современных полевых
исследований. Ярило – так по-прежнему называют усть-цилемские
старожилы летнее солнце, выражая этим надежду на добрый урожай,
ныне уже исключительно сенокосных заготовительных работ. Такое
величание солнца можно услышать исключительно весной-летом в
период длительных пасмурных дней, в ожидании солнечной погоды,
как долгожданной радости, которую крестьяне называли
вёдро
, ве-
дрие: «Зимнее солнце никто ярилом не называт, я не слышал, а вот
летом мамаша часто говорила: “Ярило вышло”, потому что ведрие
ждали, надо было сенокосить, хлеб ростили. Зимой сенокоса нету
вот и не называли» (ПМА-8, И.А. Бабиков); «Весной солнце станет
высоко ходить, пахать зачнут и приговаривают: “Кормилечё Ярило
пригреват”. Тепло беда ждали» (ПМА-8, И.М. Лазаренко). В устьци-
лемском говоре по-прежнему широко бытуют слова с корнем «яр»
8
,
с которым связываются представления о плодородии, о животных
(
Ботвинник
1988: 686-587).
Массовое гулянье совпадало и с традиционной ярмаркой по слу-
чаю прибытия в Усть-Цилемский край первого весеннего каравана
чердынских каюков с хлебом и различными товарами. Истомин пи-
шет: «Почти все население волости было здесь (в Усть-Цильме –
Т.Д.
)
в сборе, оставались по домам лишь старый да малый. Молодежь в
лучших праздничных нарядах толпами разгуливала по бесконечно
длинной Усть-Цильме и водила гигантские хороводы» (
Истомин
1890: 434). После Иванова дня каюки с товарами отправлялись в
другие селения по течению р. Печоры, поскольку для усть-цилемских
крестьян начиналась сенокосная пора, и они вместе со скотом
49
Этнокультурная идентичность староверов Усть-Цильмы
переправлялись на противоположный берег Печоры. По рассказам
очевидцев, селения словно «вымирали» на период уборочных работ.
До конца 1930-х гг. горку водили в крупных и малых селениях, но
главные завершающие хороводы – в Иванов день – проводили в го-
ловных селениях/центрах и праздник обретал статус съезжих празд-
ников: «На Пижме на Иван день горку всегда водили в Замежье. Все
тут собируться, и с Загривочной, и со Степановской, со Скитской. Но
пока боровяне не приедут, горку не начинали. Они главны запевалы
были. А на Петров день, когда проводили, ездили в Загривочную»
(ПМА-6). Жители печорских деревень собирались в головном центре
с. Усть-Цильма: «На Иван день все ехали на горку в Усть-Цильму.
Гаревски, Карпушовски все на лодках плыли. <…> В Гарево тоже
свою горку водили, пошти в каждой деревни. А на Иван день, то уш
в Усть-Цильмы водили» (ПМА-5); «Ране чердынцы ездили с товаром,
дэк в Устильму приезжали из деревень, пижемцы, цилемци все тутока
были, и горку водили. Мамка сказывала: пижемци певуны были, они
у рыбзавода горку водили, а наши (устьцилёма –
Т.Д.
) пониже. Дэк
потом все перейдут на пижемску гороку, говорили опеть пижемци
нашу горку увели. Ходили на их смотрели и слушали, беда баско они
преш пели, проголосно» (ПМА-3). «В Сергеево-Щелье горку водили,
а на Иван день в Усть-Цильму ездили хоровод водить» (ПМА-4, Во-
куева); «В Уегу горку водили по воскресеньям, когда было свободное
время, по старинным праздникам. Устьцилёма приезжали на вёршной:
парень с девкой, потом на лодки из перевезут; с Поделичной при-
езжали по огнишшам» (ПМА-4, Чипсанова). В этот период горочные
хороводы в Николин, Троицу и Иван дни были многолюдными; со-
бирались не только участники (как это бывало в воскресные дни),
но и зрители – крестьяне разных возрастов от детей до стариков.
Примечательной особенностью этих дней были семейные гощения с
обильными трапезами: «Ране родников было много, семьи больши
были и роднились со своима. К празднику станут заказывать гостей,
к такому-то дню, такому-то часу быть в гостях. Хто не мог притти,
тот обязательно отвечал, болею, ле како дело, но тако редко было.
Праздники ждали. Не столько из-за питья собирались, сколько из-за
песен. Здесь певуны жили, песни людей держали» (ПМА-1).
До середины XX в. в праздники во время гощения сохранялось
обособление по полу: происходили раздельные застолья для мужчин
и женщин в разных комнатах. К месту проведения горки участники
также собирались раздельными группами по три-пять человек или
шеренгами: с песнями первыми шли девушки/женщины, за ними –