Файл: Геополитика номер 19.pdf

66

Геополитика XIX

процессы и тенденции? На какие критические вопросы нужно ответить об этих 

геополитических дискурсах и практиках? Эти проблемы приводят в растерян-

ность, и данная статья предоставляет не более чем знакомство с тем, как можно 

их решить. Центральным аргументом является то, что современное геополитиче-

ское состояние характеризуется нарушающими границы процессами и тенденци-

ями, которые подрывают государствоцентричные предположения классической 

геополитики. Это вызывает развитие новых форм геополитического дискурса и 

практики, требующих критического исследования.

Риторика администрации президента Клинтона является свидетельством 

новых форм геополитического дискурса. Первое инаугурационное обращение 

Клинтона в 1993 году сигнализировало об изменяющемся признании форм го-

сударств, государственного управления и безопасности в мире после Холодной 

войны. Он объявил, что «коммуникации и коммерция глобальны; инвестиции 

мобильны; технологии почти волшебные; а стремление к лучшей жизни теперь 

универсально… Нет больше разделения между иностранным и отечественным — 

мировая экономика, мировая окружающая среда, мировая эпидемия СПИДа, 

мировая гонка вооружений — затрагивают нас всех» (Клинтон 1993). К этим 

темам глобализации, технологического изменения, отсутствия границ и распро-

страняющихся планетарных угроз Клинтон возвращался на протяжении пребы-

вания в своей должности. В обращении к Генеральной Ассамблее ООН в сентя-

бре 1997 г. президент ярко описал обещания и опасности, которые ставит мир, 

где национальные границы падают и увядают. «Мало-помалу,» заявлял Клинтон, 

«информационный век подрывает барьеры — экономические, политические, со-

циальные — которые когда-то сдерживали людей, но не идеи» (Клинтон 1997). 

Появление менее разграниченного мира, будучи в целом позитивным явлением, 

также содержит в себе множество опасностей. «Мы все», отмечает он, «уязви-

мы опрометчивыми действиями неконтролируемых государств и дьявольской 

осью террористов, наркоторговцев и международных преступников. Эти хищ-

ники двадцать первого века кормятся на очень свободном потоке информации, 

идей и людей, о которых мы заботимся. Они злоупотребляют широкой силой 

технологий, чтобы строить черные рынки для оружия, чтобы ставить под угрозу 

применение закона огромными взятками незаконных денежных средств, чтобы 

отмывать деньги нажатием клавиши компьютера». «Эти силы» — объявил он 

«являются нашими врагами» (Клинтон 1997). Несколько месяцев спустя, в фев-

рале 1998 г. Клинтон повторил этот отрывок в обращении к персоналу Пентагона 

в Ираке, представляя государство только как «хищника двадцать первого века», 

который не должен быть допущен к построению собственного ядерного, химиче-

ского или биологического арсенала вооружений (Клинтон 1998). В менее насы-

щенном границами мире территориальная власть и военная мощь Соединенных 

Герард О’Туатайл

67

Индия

Штатов все еще будет нуждаться в поддержании мирового порядка и обуздании 

«неконтролируемых государств и ядерных преступников» (Клэр 1995).

Клинтоновское видение мира детерриториализованных опасностей, лежащих 

в основании определенных территориальных «некотролируемых государств», 

представляет собой примечательную разновидность современного геополитиче-

ского представления. Эгнью (1998) утверждает, что современное геополитиче-

ское представление возникло с установлением системы национальных государств 

в XVI-XVII веках в Европе. Одной из самых отличительных черт этой системы он 

называет «государствоцентричную оценку спатиальности», характеризуемую 

тремя географическими предположениями: 1) государства имеют исключитель-

ную суверенную власть над своей территорией; 2) «внутренние» и «загранич-

ные» области являются отчетливыми раздельными областями; и 3) границы го-

сударств определяют границы «общества». Данные давнишние представления в 

качестве описания спатиальности мировой политики всегда были спорными, но 

они определяют границы ограниченного территориального представления, исто-

рически приправленного геополитическим дискурсом и практиками. В последние 

десятилетия, это территориальное представление поставлено под сомнение, так 

как материальные и технологические изменения трансформировали простран-

ственно-временной режим, обусловливающий мировую политику. Глобализация, 

информационализация и конец Холодной войны развязали спатиальные транс-

формации, которые серьезно разрушили государственный суверенитет, размы-

ли границы между «внутренним» и «внешним» государств, а также породили 

общее «глобальное общество», сталкивающееся с опасностями и угрозами, ко-

торые выделяются не из какого-либо одного государства, а из успехов и эксцессов 

развитого модерна. Доминируя столь длительное время благодаря соединению 

идеологического и территориального представлений, современный геополити-

ческий дискурс медленно движется к признанию более плавных, гибких и него-

сударствоцентричных оценок пространства и безопасности, территории и угроз.

Хотелось бы утверждать, что глобализация, информационализация, 

общество риска, вызвали условия геополитики постмодерна в мировой 

политике. Данные взаимосвязанные процессы прямо бросают вызов и 

разрушают границы современной межгосударственной системы, создавая новые 

режимы взаимосвязанности между пространствами по всему земному шару; 

трансформируя скалярные взаимоотношения между локальным, национальным и 

глобальным; вводя беспрецедентные скорости взаимодействия и коммуникации; 

создавая усиленную взаимозависимость и уязвимость от опасностей по всему 

миру. В условиях геополитики постмодерна границы, которые традиционно были 

разграничены геополитическим представлением, находятся в кризисе. Приставка 

«пост» относится к спатиальной логике по ту сторону геополитического 

представления — с его крепкими границами и простыми различиями между 

Геополитические условия постмодерна

68

Геополитика XIX

внутренним и внешним, отечественным и иностранным, Востоком и Западом, 

«нами» и «ними»  — скорее по ту сторону самого модерна. Тот факт, что эта логика 

все более и более очевидна и артикулирована в дискурсе, тем не менее, не означает, 

что представления современной геополитики были преодолены или оставлены 

позади. Условия геополитики постмодерна проблематизируют спатиальные 

рассуждения, связанные с современным геополитическим представлением, но 

не уничтожают его использование. Нет никакой необходимой несовместимости 

между условиями геополитики постмодерна и современным геополитическим 

представлением. В действительности, интенсификация условий геополитики 

постмодерна может спровоцировать увеличение притязаний на геополитические 

представления модерна и/или на порождение гибрида геополитических 

представлений, что смешает его с тенденциями детерриториализации развитого 

модерна в новые формы геополитического дискурса.

Корни современной геополитики постмодерна могут быть отслежены в «кар-

динальных изменениях в культурных и политико-экономических практиках при-

мерно с 1972», во времена, которые Харви (1989: vii) идентифицирует как «свя-

занные с появлением новых доминантных способов исследования пространства 

и времени». Датировка Харви условий постмодерна в ранних 1970-х гг. связана 

с некоторыми ключевыми геополитическими и геофинансовыми событиями — 

скачок цен на нефть ОПЕК и разрыв Ричарда Никсона с Бреттон-вудской систе-

мой искусственно поддерживаемого курса обмена валют — но его оценка имеет, 

в своей основе, переход к организации капитализма от фордистской модели ре-

гулирования к той, что он называет эластичным накоплением. Пока данные про-

цессы и тенденции, характеризующие постмодерн, в общем происходят из 1960-х 

и 1970-х гг., условия геополитики постмодерна лучше всего рассматриваются как 

феномен поздних 1980-х и ранних 1990-х гг., поскольку только тогда упомянутые 

три широких процесса соединились в единый уникальный путь создания отчет-

ливо новой геополитической окружающей среды.

Первым из этих процессов была усиленная глобализация корпораций и 

рынков в развитом капиталистическом мире с 1960-х гг. Многомерные процессы, 

стимулированные транснациональными корпорациями и изменяющимся 

экономическим разделением труда, эта качественная трансформация в 

международной экономике была отмечена усиливавшейся финансовой 

взаимосвязанностью крупнейших мировых экономик, расширяющимися 

торговыми связями (особенно внутрикорпоративная международная торговля), 

прибывающими иностранными прямыми инвестиционными потоками, а также 

развития глобального производства и маркетинговых стратегий (Кастельс 

1996). Вторым процессом было распространение новых информационных и 

коммуникационных технологий, усиливавших пространственно-временное 

дистанцирование и сжатие, исторически связанное с модерном (Харви 1989; 

Герард О’Туатайл

69

Индия

Гидденс 1990). Перестраивая социальные связи путем вытаскивания их из 

предыдущих социальных местоположений и масштабов взаимодействий, эта 

сходящаяся информационная и коммуникационная революция радикально 

сокращала географическую дистанцию, в то же время ускоряя социальные 

взаимодействия, запуская развитие постмодернистской культуры электронно 

опосредованным представлением и взаимодействием по всему миру. Развитие 

транснациональных медиа-организаций и сетей типа Ted Turner’s Cable Nerwork 

News помогло создать новое «глобальное медиа-пространство», в котором были 

представлены и сыграны спектакли мировой политики.

В то время как оба этих процесса, можно сказать, представляли измененные 

международные отношения как коммуникации к 1980-м гг., третий набор со-

бытий явил собой коллапс коммунистических диктатур в Восточной Европе и 

позднее распад Советского Союза, который расчистил свежее пространство для 

возникновения отчетливых условий геополитического постмодерна в 1990-х гг. 

Озабоченные в течение десятилетий территориальной угрозой, политики на-

циональной безопасности теперь столкнулись с другого рода заданием, чем тем, 

над которым работал милитаризм Холодной войны, а именно с технологиями 

массового уничтожения, угрожающими распространением власти и контроля 

со стороны создающих их государств в руки малых государств и даже негосудар-

ственных акторов. С окончанием Холодной войны, политики медленно пришли 

к условиям глобального «общества риска», порожденным военно-индустриаль-

ными комплексами Холодной войны (Бек 1998).

Понятие «геополитических условий постмодерна» не представляют собой 

«глобального» описания мировой политики в новом тысячелетии; объектива-

ция тенденций и суммирование требований данной инициативы по своему су-

ществу проблематична. Скорее, это понятие упрощено и помещено в определен-

ные условия, в том смысле, что любое различие модерна/постмодерна является, 

в конечном счете, грубым, и находится в критическом анализе геополитических 

дилемм, с которыми сталкивается внешняя политика США [1]. Я использую это 

понятие здесь как эвристическое: для описания некоторых структурных транс-

формаций и технологических условий, которые реструктуризируют геополитику 

в конце двадцатого века; для характеристики некоторых современных геополи-

тических дискурсов и практик в США, связанных с этими изменениями; а также 

для идентификации критических геополитических вопросов, которые нуждают-

ся в том, чтобы быть заданными, об этих геополитических дискурсах и практиках. 

Следующие три параграфа рассматривают как эти три процесса — глобализация, 

информационализация и общество риска — воздействовали на государства и ми-

ровой порядок, практику государственного управления и осмысление безопас-

ности в конце двадцатого века.

Геополитические условия постмодерна

70

Геополитика XIX

Государства: двойственность глобализации  

и кризис государственного управления

Пока марксисты действительно правы в своем утверждении, что капитализм 

всегда был глобален, доминантная организационная структура капитализма в 

первой половине ХХ века находилась преимущественно в статике. Каждая из 

великих держав имела свои отграниченные и относительно автономные госу-

дарственные экономики, характеризуемые отличительными накопительными 

режимами (режимы регулирования, капитал-трудовые сделки, технологические 

и юридические парадигмы), и были доминируемы привилегированными «на-

циональными чемпионами». Ранние геополитики, такие как Макиндер, скло-

нялись к экономическому национализму, недвусмысленно предпочитая, чтобы 

британские фирмы нанимали британских рабочих строить британские военные 

корабли (хотя в этом случае обозначение «британский» являлось имперским, а 

не относящимся только к британским островам). Сегодня глобализация оконча-

тельно утверждена на роль определяющего процесса в конце ХХ века, на роль, 

по-видимому, неизбежной трансформации от эры государств структурного ка-

питализма к эре глобального капитализма.

Проблема с риторикой «глобализации», тем не менее, в том, что она часто 

широко используется и плохо осмыслена. Глобализация лучше всего осмысля-

ется как превосходство территориальности государственного капитализма, его 

границ, режимов и горизонтов, но не территориальности самой по себе. Пере-

мещения и замещения пространств государственного капитализма представляют 

собой последовательность надгосударственной территориальности капитализ-

ма, сетей институтов на стадии становления и акторов, соединенных технологи-

ческими системами и связанными потоками. Наиболее известной является вза-

имосвязанная область «глобального финансового пространства», имеющая 

представительства в глобальных городах и соединенная с главными мировыми 

рынками и важнейшими оффшорами, находящимися вне международных финан-

совых регулирований (Лейшон 1996). Также хорошо известно более новое спа-

тиальное разделение труда, с его международными наукоградами, разделением на 

административные и операционные отделы, контрактами с субподрядчиками и 

гибкими производственными сетями, кэйрэцу и сетями отраслевых рынков, экс-

портно-промышленными зонами, а также продукцией «точно в срок» и система-

ми распределения (Кокс 1997; Дэниэлс и Левер 1996). Часто описываемые как 

глобальные, эти экономические и технотерриториальные комплексы находятся 

на самом деле в высоко сконцентрированных и определенных местоположениях, 

обходя и игнорируя огромные части земного шара.

Развитие новых технотерриториальных комплексов, связанных с финансами 

и производством, глубоко изменило условия геополитической власти в конце 

Герард О’Туатайл