Файл: Литература. Часть первая.pdf

нам хорошо известны слова благоразумного разбойника, которые он произнес на кресте:
«Помяни меня, Господи, когда приид ешь в Царствие Твое (Лк. 23, 42). Эти слова у нас,
наверное, никогда не ассоциировались с бого словием.
Но вот святой Модест Иерусалимский (VII век) эти слова благоразумного разбойника прямо называет богословием, теологией. Подлинное богословие всегда тесно связано с молитвой, прославлением Бога, желанием человека самому стать гимном во Славу Божию.
Поэтому свт. Григорий Нисский считает, что богословие соединяет нас с ангелами,
назначение которых есть по преимуществу славословие, а святой Диад ох говорит, что богословие делает душу соучастницей ангельской Литургии [1, Еще две цитаты по этой же теме. Прп. Исаак Сирин (й аскетический трактат):
«Никогд а не приближайся к содержащимся в Писании словам таинства без того, чтобы помолиться и попросить помощи у Бога, но говори Господи, дай мне ощутить могущество
Писания. Считай молитву ключом, открывающим его подлинный смысл (Цит. по [4, 99]).
Ориген, Письмо к святителю Григорию Чудотворцу Итак, вложи все твое усердие в чтение Писания с верой и с искренним прилежанием, угодным Богу. Недостаточно стучать и искать, но чтобы стяжать понимание Божественных вещей прежде всего потребна молитва»
(Цит. по [4, Очевидно, что язык святых отцов весьма отличен от языка современного христианина.
Неред ко можно услышать, как человек, обнаруживший свое невежество в вопросах богословия, после сделанного ему замечания едва лине с гордостью заявляет Я, знаете лине богослов. Но богослов есть тот, кто молится. Эта мысль Евагрия должна предостерегать христиан от подобного рода высказываний, ибо в действительности они говорят тем самым:
«Я не молюсь и не стремлюсь к этому. Hesychia. Святые отцы говорят, что не может быть подлинного богословия без внутреннего безмолвия и сердечной тишины. В Пс. 45, 11, о котором мы говорили, слову
«о становитесь в греческом тексте соответствует глагол «σχολάσατε». Это слово употреблялось в древности в различных смыслах, среди прочего оно могло иметь следующее значение проводить время в беседах сучеными и философами, быть слушателем и учеником, 3, col. Действительно, подлинное богословие это не только разговор о Боге, но и слушание
Бога, которое предполагает безмолвие. Святитель Григорий Богослов задается вопро сом:
«Когд а же можно. Имеется ввиду возможность заниматься богословием. И отвечает на него Когда мы бываем свободны от внешней тины и мятежа Ибо действительно нужно упразд ниться, чтобы разуметь Бога (Пс. 45, 11) [8, Подобного рода мысли могут показаться искусительными. Мы привыкли считать, что богословие это именно некоторое теоретическое занятие, нечто сродни философии, а исихазм ассоциируется у нас с христианской мистикой, с высочайшими вершинами ее. Нов действительности в традиции Восточной Церкви противопоставления богословия и мистики никогда не существовало.
«Бого словие и мистика отнюдь не противополагаются; напротив, они поддерживают и дополняют друг друга. Первое невозможно без второй если мистический опыт есть личностное проявление общей веры, то богословие есть общее выражение того, что может быть опытно познано каждым. Вне истины, хранимой всей Церковью, личный опыт был бы лишен всякой достоверности, всякой объективности это было бы смесью истинного и ложного, реального и иллюзорного, это был бы мистицизм в дурном смысле этого слова. С
д ругой стороны, учение Церкви не имело бы никакого воздействия надушу человека, если бы оно как-то не выражало внутреннего опыта истины, данного в различной мере каждому верующему. Итак, нет христианской мистики без богословия и, что существеннее, нет богословия без мистики [9, Если все, что было сказано выше о богословии, соответствует действительности, можно задаться вопросом Кто из нас имеет смелость заниматься богословием или называть себя богословом Можно поставить вопрос и под ругому: Может ли в таком случае богословие быть учебной дисциплиной, преподаваемой в академии ив богословском институте и можно ли вообще устраивать экзамены по богословию, оценивать знания учащихся, выставляя им пятерки, четверки и даже иногда двойки Действительно, вопрос не праздный, потому что занятия богословием требует от человека большой ответственности. Особенно это касается тех, кто не только изучает богословие, но кому предстоит богословие препод авать.
Святитель Григорий Богослов так предостерегает тех, кто вступает на этот небезопасный путь:
«Любомуд рствовать о Боге можно не всякому, — да не всякому. — Это приобретается недешево и не пресмыкающимися по земле Присовокуплю еще можно любомуд рствовать не всегда, не перед всякими не всего касаясь, но должно знать когда, перед кем, и сколько.
Любомуд рствовать о Боге можно не всем, потому что способны к сему люди испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Дня нечистого же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу [8, Поскольку я, например, не соответствую ни одному из вышеназванных требований, то единственным утешением для меня может быть следующая схема, представленная другим святителем Григорием — Григорием Паламой. Схема эта следующая всех желающих быть богословами святитель Григорий разделяет натри категории. Первая — это святые, то есть те, кто достиг полноты личного опыта богообщения, это богословы в подлинном смысле слова. Ко второй относятся те, кто не имеют такой полноты, но доверяют опыту святых.
Такие люди также могут быть хорошими богословами, так сказать, богословами второго уровня. Наконец, к третьей святитель Григорий относит тех, кто и опыта не имеют, и опыту святых нед оверяют. Они являются плохими богословами или, попросту говоря, не богословами вообще.
И хотя большинство из нас далеки от святости, ничто не мешает нам к святости стремиться и быть богословами во втором значении этого слова. Мы можем доверять святыми свидетельствовать о том, как они жили и как они говорили. Вот именно такое богословие, на втором уровне, возможно ив Богословском институте.
В чем же цель существования такого богословия в общепринятом смысле слова Святые отцы, которых мы считаем своими учителями в богословии, часто начинали бого словствовать не под оброй воле, а под влиянием внешних обстоятельств. Практически все святые отцы Православной Церкви — это аскеты, подвижники, которые ставили перед собой практические жизненные цели, в планы которых обычно не входило написание учебников и систематических научных трудов. У святых отцов встречается мнение о том, что бого словствовать, находясь на высотах духа, невозможно. Заниматься собственно богословием можно только тогда, когда человеку присуща средняя мера в возбуждении духовном (Св. Диад ох) [3, Иеромонах, впоследствии архимандрит, Софроний Сахаров так передает нам слова прп.
Силуана Афонского, своего учителя:
«Можно суверенностью сказать, что никто из святых не стал бы искать словесного выражения своего духовного опыта и навсегда пребыл бы в молчании, если бы не стояла