Файл: 2006_Триодина_ОсновыСКД.doc

В последние десятилетия с невероятной быстротой создавались грандиозные предприятия. Возникали, как из воздуха, миллионные состояния. Из хрусталя и цемента строились банки, мюзик-холлы, скетинги, великолепные кабаки, где люди оглушались музыкой, отражением зеркал, полуобнаженными женщинами, светом, шампанским. Спешно открывались игорные клубы, дома свиданий, театры, кинематографы, лунные парки. Инженеры и капиталисты работали над проектом постройки новой, не виданной еще роскоши столицы, неподалеку от Петербурга, на необитаемом острове.

В Петербурге была эпидемия самоубийств. Залы суда наполнялись толпами истерических женщин, жадно внимающих кровавым и возбуждающим процессам. Все было доступно – роскошь и женщины. Разврат проникал всюду, им был, как заразой поражен дворец.

И во дворец, до императорского трона, дошел и, глумясь и издеваясь, стал шельмовать над Россией неграмотный мужик с сумасшедшими глазами и могучей мужской силой.

Петербург, как всякий город, жил единой жизнью, напряженной и озабоченной. Центральная сила руководила этим движением, но она не была слита с тем, что можно было назвать духом города: центральная сила стремилась создать порядок, спокойствие и целесообразность, дух города стремился разрушить эту силу. Дух разрушения был во всем, пропитывал смертельным ядом и грандиозные биржевые махинации знаменитого Сашки Сакельмана, и мрачную злобу рабочего на сталелитейном заводе, и вывихнутые мечты модной поэтессы, сидящей в пятом часу утра в артистическом подвале «Красные бубенцы», – и даже те, кому нужно было бороться с этим разрушением, сами того не понимая, делали все, чтобы усилить его и обострить.

Таков был Петербург в 1914 году. Замученный бессонными ночами, оглушающий тоску вином, золотом, безлюбой любовью, надрывающимися и бессильно-чувственными звуками танго – предсмертного гимна, – он жил словно в ожидании рокового и страшного дня. И тому были предвозвестники, – новое и непонятное лезло из всех щелей».

6.2. Религиозно-философские собрания.

В канун мировой войны духовенство перестало смотреть на государство как на надежного покровителя. Наоборот. Конфликт между церковью и государством перед первой мировой войной привел к обострению их взаимоотношений. Такое же обострение обозначилось и в отношениях между государством и обществом.

Народ, власть и церковь находились в том состоянии, когда действие центробежных сил было определяющим. Эти силы относили их друг от друга как раз тогда, когда более всего требовалось согласие и единение.

Поскольку официальная церковь не была способна к прогрессу, наиболее образованные умы начинали для себя искать всякие религиозные ниши. Искания эти, к сожалению, в еще большей степени способствовали разъединению в обществе и в конечном итоге утрате веры вообще.

Вокруг Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус сгруппировались те люди, которые с понятием Бога соединяли понятие свободы, жаждали веры, но не могли мириться с закрепощением церкви государством и во имя духовной правды хотели преобразовать российское политическое бытие.

В кружок, из которого потом выросли религиозно-философские собрания, входил Д.В. Философов  человек по натуре религиозный и общественный, из мирискуссников  Л. Бакст, склонный к религиозным исканиям и психологическим заострениям. Постоянным посетителем кружка Мережковских был и Александр Бенуа. Глубоко заинтересовался идеей Мережковских П.П. Перцов, почитатель и друг Владимира Соловьева. Особое оживление вносил в кружок В.В. Розанов – писатель и философ. Розанов привел к Мережковским священников и учеников Духовной академии и просто людей, близких к церкви. Соединительным звеном между представителями церкви и не церковными слушателями стал Валентин Александрович Тарнавцев.

Идею выхода на общественную арену горячо отстаивала З. Гиппиус. Она первая решила, что сближение церкви и религиозно настроенной интеллигенции  главный русский вопрос, что он всегда был главным для России, что различным отношением к нему в разные эпохи под напором тех или иных исторических причин определялась судьба русской истории.

Гиппиус в книге о Мережковском, написанной ею незадолго до смерти, так говорит о возникновении религиозно-философских собраний: «… мысль наша приняла такую форму: создать открытое по возможности официальное, общество людей религии и философии для свободного обсуждения вопросов церкви и культуры»¹.

Религиозно-философские собрания родились в 1901 году. Кроме литераторов на них приглашались и церковные деятели. Председателем религиозно-философских собраний был ректор Духовной академии епископ Сергий, вице-президентом  архиепископ Сергий. Главным принципом проведения собраний стали условия «совершенной терпимости»: «все высказываемые взгляды, независимо от их религиозного и философского содержания пользуются одинаковыми правилами обсуждения». На собраниях обсуждали вопросы взаимоотношения церкви и культуры, церкви и государства, христианства и пола, проблемы обновления русского православия.

Собрания просуществовали два сезона. Подводя итоги, Д.С. Мережковский писал: «никакое религиозное учение не оставляло своих последователей в таком огненно-мучительном недоумении, как христианская церковь наших дней… Вот уже два года как длится поразительное недоразумение в этих Собраниях. Нас все время будто обращают в христианскую веру. Мы говорим, что верим, а нам отвечают; неправда, и вы настолько погибшие, что всякий безбожник нам ближе».¹

Собрания по приказу П.К.Победоносцева закрыли 5 апреля 1903 года. Всего состоялось 22 заседания. К консенсусу церковники и деятели культуры не пришли. Церковь была не способна воспрянуть к новой жизни, а новое поколение культурной элиты, несмотря на ум и талант вождей, недостаточно созрело еще, чтобы предпринять что-то вроде реформы для углубления православия. Было слишком рано…

И все же от Собраний осталось главное  понятие поэзии стало мыслиться в ореоле высшего света, что отвечало глубочайшей потребности русского сердца: чувствовать святым прекрасное.

Религиозно-философские кружки и собрания появляются и в Москве. Несмотря на то, что общая направленность и петербургских и московских собраний  поиски истины в религиозной сфере, самый дух собраний в Москве был отличен от петербургского.

«Кружок ищущих христианского просвещения» собирался в особняке доктора Корнилова на Нижней Кисловке. Участниками его были ученый и мыслитель В.А. Кожевников, философы Е.Н. Трубецкой и С.Н. Булгаков, Ф.Д. Самарин (председатель кружка), П.Б. Мансуров (директор Московского архива Министерства иностранных дел, знаток христианского Востока), Д.А. Олсуфьев и Г.А. Гачинский  знаток Канта и японского искусства, архимандрит Феодор (в последствии епископ и ректор Московской духовной академии), священник Фудель, наконец сам доктор Корнилов  Божий человек; благотворитель и бессребреник.

Это был круг лиц, тесно объединенных своей христианской верой и вместе с тем живших научными, богословскими и религиозно-философскими интересами.

Как и в петербургских религиозно-философских собраниях, в московском кружке был идейный вдохновитель  Владимир Александрович Кожевников. Он был серьезным специалистом в самых различных областях, например, в области истории религий, выдающимся специалистом по истории итальянского Возрождения. Он был также большим знатоком идейных и философских течений XVIII века, в особенности тех, которые шли в разрез с господствующим в этом веке рационализмом.

Личность В.А. Кожевникова делала атмосферу собраний в доме Корнилова особенно привлекательной. Здесь проходили дискуссии о Ветхом Завете, о рассказах книги Бытия, обсуждались проблемы материалистического миросозерцания и многое другое. Весь тон, атмосфера этих вечеров были наполнены духовного горения и трезвения, будили и оплодотворяли духовно.

Как видим, религиозно-философские собрания были неотъемлемой частью культурной жизни двух столиц на рубеже XIX-XX веков, и те же вопросы взаимоотношений религии и культуры, религии и государства, религии и философии, вопросы смысла жизни актуальны по сей день и требуют обсуждения.

А.Н. Толстой. «Хождение по мукам»

Сбоку, за длинным столом, освященным двумя пятисвечными канделябрами, сидели члены общества «Философские вечера». Здесь были и председатель общества профессор богословия Антоновский, и … историк Вельяминов, и философ Борский, и лукавый писатель Сакунин.

Общество «Философские вечера» в эту зиму выдерживало сильный натиск со стороны мало кому известных, но зубастых молодых людей. Они нападали на маститых писателей и почтенных философов с такой яростью, что старый особняк на Фонтанке, где помещалось общество, по субботам, в дни открытых заседаний, бывал переполнен…

Во время перерыва девушка пошла в буфетную и стояла у дверей, нахмуренная и независимая. Несколько присяжных поверенных с женами пили чай и громче, чем все люди, разговаривали. У печки знаменитый писатель ел рыбу с брусникой и поминутно оглядывался злыми пьяными глазами на проходящих. Две средних лет, литературные дамы, с грязными шеями и большим бантами в волосах, жевали бутерброды у буфетного прилавка. В стороне, не смешиваясь со светскими, благообразно стояли батюшки. Под люстрой, заложив руки сзади под длинный сюртук, покачивался на каблуках полуседой человек с подчеркнуто растрепанными волосами …– критик, ждал, когда к нему кто-нибудь подойдет».

6.3. Салоны Серебряного века.

Центром притяжения литературного мира Петербурга, наиболее известным салоном столицы в 1900-е годы была «башня Иванова» (квартира находилась на Таврической, 25, в выступе последнего этажа  отсюда название). Хозяином салона был поэт-символист Вячеслав Иванов. Практическое воплощение идеи Вячеслава Иванова и близких ему по духу современников нашли в знаменитых «средах» в башне на Таврической. Их посещали Блок, Брюсов, Мережковский, Гиппиус, Городецкий, Розанов, Бердяев, Мейерхольд, Сомов, Луначарский.

Первая «среда» состоялась 7 сентября 1905 года после возвращения Вячеслава Иванова и его супруги  писательницы Лидии Зиновьевой-Аннибал из-за границы.

Обыкновенно в «Башне» читались самые свежие, еще не напечатанные стихи и, разумеется, читались, как тогда было принято, торжественно и нараспев. Часто читались доклады на одну из животрепещущих символистских тем, и тогда возникали нередко весьма горячие прения.

В. Мейерхольд и С.Судейкин затеяли в «Башне» экспромтный спектакль «Поклонение Кресту» Кальдерона. Пьеса была поставлена в ширмах, очень изысканно и поэтично. О постановке на «Башне» пьесы Кальдерона в переводе Бальмонта подробно писал в своих мемуарах В. Пяст: «Башня» была центральным местом для всего художественного Петербурга, как с Эйфелевой, и с нее распространялись радиолучи по городу. Кажется Мейерхольд и Судейкин пришли сами, пришли и остались, совсем «погрузившись в идею». И спектакль, без преувеличения говоря, вышел историческим именно в плане истории театра»¹.

Как вспоминает М. Добужинский, Вячеслав Иванов «как собеседник … обладал совершенно особенным обаянием, он был внимателен, весело-умны были его реплики, и так заманчиво и интересно он заводил разные тонкие споры. Льстило и то, что он показывал особенное уважение к художнику как обладателю какой-то своей тайны, суждения которого ценны и значительны»².

Несмотря на то, что личность хозяина салона Вячеслава Иванова  весьма значительна, душой «сред» была Лидия Дмитриевна, не менее, а, может быть более талантливая, чем ее супруг. Н. Бердяев, не пропустивший ни одной из «ивановских сред» писал о ее страстной натуре: «Она была совсем иной натурой, чем Вячеслав Иванов, более дионисической, бурной, порывистой, революционной по темпераменту, стихийной, вечно толкающей вперед и ввысь. Такая женская стихия в соединении с утонченным академизмом Вячеслава Иванова, слишком многое принимающего и совмещающего в себе, образовывала талантливую поэтически претворенную атмосферу общения, никого и ничего из себя не извергавшую и не отталкивающую».³

Фактографический уровень описания любого явления малопродуктивен. Всегда важно понять не только то, что делает отдельный человек или группа людей, но и зачем. Для Вяч.Иванова интеллектуальные разминки гостей, их игры, маскарады, переодевания не были самоцелью. Он вынашивал идею превратить свою «Башню» в институт выращивания новой общности. Волошина-Сабашникова вспоминала, что у Ивановых шел поиск новых живых связей между людьми. Они надеялись, что из новых гармоничных отношений возникнет новая духовность, которая станет плотью и кровью новой общности. Именно поэтому на «Башне» то собирали гостей всех вместе, то разделяли мужчин и женщин, то объединяли их в какие-то группы (общество «друзей Газифа» (Хафиза).

В один день новый тип личности не формируется. Эта работа требует длительного времени и огромных усилий. Но некоторые результаты деятельности «Башни» отметили и современники. Так, М.Горький (об этом свидетельствуют письмо Вяч.Иванова М.М.Замятиной и записи Мейерхольда) говорил, что «Башню» представляют самые интересные люди в России, достойные войти в ее правительство, что опыт их должен быть осуществлен в громадных масштабах – в Москве, Петербурге, везде одновременно.

«Среды» продолжались три года. В начале это были журфиксы  скромные собрания друзей и близких знакомых из литературного мира. Обладая особым даром общения В.И. Иванов и Л.Д. Зиновьева-Аннибал, притягивали и соединяли вокруг себя людей самых разных душевных складов и направлений. Они умели незаметно вводить каждого в атмосферу своих интересов, своих тем, своих поэтических или мистических переживаний через путь, которым каждый идет в жизни. Все эти качества способствовали превращению «Башни» в духовную лабораторию, в которой сталкивались и формировались разные идейные и литературные течения.

На третий год своего существования «среды» потеряли интимность, стали слишком многолюдными. Скоро ушла и душа их. В 1907 году Л.Д. Зиновьева-Аннибал умерла от скарлатины.

О «средах» много говорили в Петербурге и не только в Петербурге, о них слагались легенды, они оставили глубочайший след в отечественной культуре.¹

Журфиксы (собрания – приемы) устраивал у себя в доме Федор Сологуб. До 1907 года это были только литературные вечера, на которых хозяин дома обязательно читал свои стихи. Салон посещали А.Блок, А. Ремизов, М. Добужинский, Л. Андреев, Б. Зайцев и многие другие.

О вечерах у Сологуба осталось немало мемуарных зарисовок. Рассказывал о них в своей книге «Годы странствий» и Б.Чулков  частый гость Сологуба: «В кабинете хозяина, где стояла темная, несколько холодная кожаная мебель, сидели чинно поэты, читали покорно по желанию хозяина свои стихи и послушно выслушивали суждения мэтра, точные и строгие, почти всегда, впрочем, благожелательные, но иногда острые и беспощадные, если стихотворец рискнул выступить со стихами легкомысленными и несовершенными. Это был ареопаг петербургских поэтов»¹.