Файл: И. Т. Касавиндоктор филос наук, чл корр. Ран б. Г. Юдин.pdf

Российская Академия Наук
Институт философии
Государственный университет гуманитарных наук
И.П.Меркулов
Когнитивные способности
Москва
2005

УДК 100.3
ББК 15.11
М 52
Рецензенты доктор филос. наук, чл.-корр. РАН
И.Т. Касавин
доктор филос. наук, чл.-корр. РАН
Б.Г. Юдин
М 52
Меркулов И.П. Когнитивные способности. — М., 2005. —
182 с.
В книге с позиций эволюционно-информационной эписте- мологии исследуются общие характеристики человеческого по- знания и когнитивные способности — восприятие, мышление, сознание и память. Автор исходит из предпосылки, что для свое- го успешного развития эпистемология должна ориентироваться на синтез современных эволюционных и когнитивных представ- лений, доказавших свою эффективность в когнитивной науке, в информационных и биотехнологиях. Человеческое познание, с этой точки зрения, оказывается видоспецифичной формой информационного контроля окружающей среды и внутренних когнитивных состояний людей. Эффективность этого контроля обеспечивается когнитивными способностями, которые разви- ваются в ходе продолжающейся биологической (когнитивной) и социокультурной эволюции человеческих популяций.
Книга предназначена в первую очередь для аспирантов и студентов старших курсов философских факультетов универ- ситетов, а также для тех, кого интересуют новые концепции в современной эпистемологии. В ее основу положен цикл лекций, прочитанных автором на философском факультете ГУГН по курсу «Эволюционная эпистомология».
ISBN 5-9540-0021-2
© Меркулов И.П., 2005
© ИФ РАН, 2005

3
Предисловие
В последние десятилетия окружающий нас мир серьезно из- менился — сейчас даже трудно себе представить какую-то сферу практической деятельности людей, где бы вообще не применялись информационные технологии. Персональный компьютер, Интернет, электронная почта и другие глобальные средства коммуникации стали непременными атрибутами нашей повседневной жизни. Научный и технологический прогресс, быстрое развитие в последние десятилетия информационных технологий и создание на их основе все более слож- ных искусственных интеллектуальных устройств ставят современную эпистемологию перед весьма непростым выбором — либо она должна скорректировать свои представления с учетом теоретических достиже- ний и экспериментальных данных когнитивной науки, либо, ограни- чившись традиционными теоретико-познавательными парадигмами, оказаться на периферии когнитивных исследований. Вряд ли стоит и далее оставаться в плену иллюзий, что современный философ может сказать нечто глубокомысленное и интригующее о человеческом по- знании и наших когнитивных способностях — восприятии, мышлении, сознании, и т.д., — игнорируя теоретические основы новых технологий, доказавших свою бесспорную эффективность в различных областях когнитивной науки, в компьютерной науке, в психофизиологии и нейробиологии, в генетике и медицине и, наконец, в нашей повсед- невной жизненной практике.
Цель этой книги — познакомить читателя с основными идеями нового направления в современной эпистемологии —
эволюционно-
информационной эпистемологии, — стремящейся интегрировать ког- нитивные модели, модели переработки информации и современные эволюционные представления применительно к задаче философского исследования человеческого познания. Разделяя вместе с многими другими направлениями натуралистической эпистемологии позиции гипотетического реализма, эволюционно-информационная эписте- мология в то же время полагается на свои собственные предпосылки, рассматривая человеческое познание как видоспецифичную форму информационного контроля окружающей среды и внутренних ког- нитивных состояний людей, обеспечивающую их выживание. Эта форма информационного контроля возникает из процесса взаимо- действия эволюционирующих объекта и субъекта познания, которые в одинаковой степени реальны и принадлежат к одному и тому же типу реальности. В силу универсальности мировых эволюционных процессов, продолжающейся биологической (когнитивной) и куль-

турной эволюции человеческих популяций, а также идеальной при- роды понятий и концептуальных систем, математических и логических формализмов, создаваемых человеческим знаково-символическим
(логико-вербальным) мышлением (в кооперации с мышлением пространственно-образным), наши научные представления о струк- турах природы, общества и функционировании нашей когнитивной системы носят принципиально предположительный характер.
Я весьма признателен сотрудникам сектора эволюционной эпистемологии Института философии РАН, а также официальным рецензентам чл.-корр. РАН И.Т.Касавину и чл.-корр. РАН Б.Г.Юдину за подробный критический анализ первоначального варианта руко- писи книги. Я также хотел бы выразить свою глубокую благодарность
Российскому фонду фундаментальных исследований за финансовую поддержку моего исследовательского проекта «Эпистемологический анализ когнитивных способностей» (грант № 02-06-80083).

5
ГЛАВА I
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ:
СНОВНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ
Хотя отдельные направления современной эпистемологии — на- пример, вычислительную (компьютерную) эпистемологию — обычно включают в когнитивную науку, эпистемология была и до настоящего времени остается областью философского знания. Традиционно в ее компетенцию входит рассмотрение таких вопросов, как, например, что такое знание, почему возникает познание и какова его приро- да, закономерности эволюции человеческого познания (включая научное познание), как соотносится знание с действительностью, виды человеческого познания, когнитивные способности людей и их эволюция и т.д. Эпистемология, как и другие области философ- ского знания, конечно же зависит от достижений других наук. Своим возникновением она обязана таким древнегреческим мыслителям, как Парменид, Сократ, Платон и Аристотель, которым, опираясь на достижения только еще формирующейся новой науки — логики, — удалось разработать первые «пропозициональные» модели человече- ского познания. В отличие от античной эпистемологии классическая эпистемология XVII — XVIII вв. ориентировалась главным образом на ньютоновскую механику и ее приложения, позволившие создать механистическую модель ощущений и восприятий. Отталкиваясь от этой модели, Декарт, Локк, Юм и Лейбниц стремились рассматривать восприятие в качестве универсальной парадигмы человеческого по- знания. Эпистемология первой половины XX в. в основном пыталась осмыслить революционные изменения в математике и естествознании, она ориентировалась преимущественно на исследование особенностей научного познания и языка науки, используя в качестве инструментов анализа новые методы логики и метаматематики. Для эпистемологии

6
конца XX в. все большее значение стали приобретать достижения эво- люционной биологии, генетики человека и когнитивной науки, полу- чившие широкое применение в информационных и биотехнологиях.
1.1. Эмпирическая природа эпистемологических знаний
Есть весьма серьезные исторические основания полагать, что до- стижения научного познания всегда служили стимулом к развитию эпистемологии. В этой связи закономерно возникает вопрос, какова природа современных эпистемологических знаний? Можно ли, несмо- тря на всю сложность взаимоотношений философии и конкретных наук, говорить об эмпирическом характере эпистемологических гипотез? Эм- пирическая проверяемость (т.е. подтверждаемость и опровергаемость) гипотез, теорий, концепций и т.п., как известно, является важнейшим критерием научности человеческих знаний. Этот критерий имеет силу для эмпирических наук и даже для наук формальных (математика и логика), коль скоро мы уже научились создавать искусственные ин- теллектуальные устройства. Но, по-видимому, он также применим и в любой области философского знания — эпистемологии, философской антропологии, социальной философии и т.д. Разумеется, необходимо учитывать, что граница философии с конкретно-научными знаниями всегда носила и, видимо, будет носить относительный, исторически условный характер. Однако, если допустить, что философское знание в принципе эмпирически не проверяемо, то отсюда следует, что в его лице мы имеем дело не с научным знанием и даже не с обыденным, повседневным знанием, а с иным видом культурной информации, вы- полняющим главным образом функцию информационного контроля
«внутренней» среды, защитную функцию стабилизации человеческой психики, которая (наряду с функцией информационного контроля окру- жающей среды), конечно, также исключительно важна для выживания людей. В силу эволюционно-когнитивных различий (иногда весьма значительных) между отдельными индивидуумами, этническими общ- ностями и человеческими популяциями защитные психосоциальные функции выполняли и продолжают выполнять самые разнообразные, сменяющие друг друга культурно-информационные, мировоззренческие структуры — от архаических религиозно-мистических верований и ми- фов до современной фантастики, компьютерных моделей виртуальных миров, политических, социальных и бытовых мифов, мифологизиро- ванной идеологии, спекулятивно-философских концепций и т.д.

7
Эмпирическая проверяемость философского знания, разумеет- ся, не означает, что философские концепции, идеи, принципы и т.п. всегда и при любых условиях могут быть непосредственно сопостав- лены с эмпирическими данными или результатами экспериментов.
Эпистемологические исследования особенностей научного познания показывают, что в развитых научных дисциплинах эмпирические проверки абстрактных гипотез и фундаментальных теорий носят, как правило, косвенный характер. Они проводятся при участии многих посредствующих звеньев в виде вспомогательных гипотез, теорий и теоретических моделей различной степени общности. По-видимому, философское знание также может быть эмпирически проверено толь- ко
косвенным образом, т.е. через эмпирически проверяемые научные теории конкретных наук. Эмпирическая проверяемость философского знания (если оно вообще стремится претендовать на статус научного знания), естественно, предполагает, что его содержание должно быть соответствующим образом согласовано с основополагающими прин- ципами и допущениями научных теорий, с полученными с помощью этих теорий экспериментальными и эмпирическими данными. Это означает также, что философское знание подлежит теоретическим опровержениям, т.е. может быть опровергнуто и заменено новыми философскими знаниями, что есть реальные эмпирические основания для выбора между конкурирующими философскими концепциями.
В противном случае получалось бы, что у нас нет никаких критериев эволюции философских знаний. Дуализм Декарта, трансценденталь- ный априоризм Канта, разграничение на «первичные» и «вторичные» качества и пр. и до настоящего времени оказались бы в той же степени научно обоснованными, как и идеи эволюционной эпистемологии
К.Лоренца или методологического фальсификационизма К.Поппера.
Конечно, философские, в том числе эпистемологические гипотезы
(например, относительно когнитивной и социокультурной эволюции субъекта познания, информационной природы сознания и других высших когнитивных функций и т.д.) носят более абстрактный и более обобщенный характер, чем гипотезы конкретных наук, они требуют синтеза знаний из многих областей научного познания. Но их связь с эмпирической наукой остается непреходящей.
Необходимо учитывать, что в условиях мировоззренческого плюрализма, характерного для современных постиндустриальных обществ, а также культурного многообразия живущих на нашей планете человеческих популяций, этнических групп, социальных общностей и т.д., различающихся (во многих случаях весьма существенно) по уровню когнитивного, социального и культурного развития, пре-

8
тензии философии на создание универсальных мировоззренческих моделей, на разработку неких универсальных «общечеловеческих» культурных ценностей лишены каких-либо реальных оснований и по сути дела представляют собой атавизм европоцентристской социально- философской мифологии эпохи Просвещения. Достижения генетики
XX в. убедительно свидетельствуют, что какого-то всеобщего носителя таких универсальных ценностей — абстрактного «общечеловека», су- щества сугубо социального, внеприродного — никогда не существовало и в принципе не могло существовать, хотя это, конечно, не означает, что отдельные лица или группы единомышленников не могли в про- шлом или даже продолжают придерживаться соответствующих миро- воззренческих убеждений. Люди были и остаются биологическими существами, подлежащими биологической (когнитивной) и культур- ной эволюции, которые всегда вели социальный образ жизни. Правда, человеческое общество за 250 тыс. лет биологической и культурной эволюции многих (хотя и не всех) популяций Homo sapiens sapiens радикально изменилось — оно прошло путь от коллективов охотников и собирателей в 60–150 человек до многомиллионных аграрных и со- временных постиндустриальных обществ.
Социальный образ жизни вовсе не являлся каким-то изобрете- нием популяций вида Homo sapiens, его видовым know how — он уна- следовал его от своих гоминидных и весьма далеких негоминидных предков. Выдающимся эволюционным достижением исключительно этого вида гоминид было изобретение духовной культуры и осно- ванного на культах мировоззрения, источником которого выступала естественным образом сформировавшаяся адаптивная форма пси- хологической защиты — вера в сверхъестественное. Социальный образ жизни популяций нашего подвида Homo sapiens sapiens был связан с небольшими по численности сообществами охотников и собирателей, постоянно менявших свое местообитание. Такой образ жизни был характерен для этого подвида на протяжении огромного периода (95%) его эволюционной истории. В этот период отдель- ными человеческими популяциями был достигнут грандиозный культурный прогресс, несопоставимый с достижениями всех пред- шествующих видов гоминид. Но этот прогресс, естественно, нельзя объяснить действием каких-то сугубо социальных факторов (на- пример, «классовой» борьбой и т.п.). Только около 8 тыс. лет назад
(а это всего лишь менее 5% эволюционной истории Homo sapiens sapiens) некоторым популяциям этого подвида удалось открыть для себя секрет сельскохозяйственного производства, которое в даль- нейшем позволило обеспечить огромный рост численности челове-

9
ческих сообществ, обусловило появление более развитых естествен- ных языков, возникновение торговли, городов, государств и т.д.
Постепенно созданные людьми социокультурные условия стали выступать все более значимыми факторами окружающей среды, уча- ствующими в естественном отборе, а следовательно, и в дальнейшей биологической (когнитивной) эволюции человеческих популяций.
Поэтому культурные и мировоззренческие различия (а эти различия в ряде случаев огромны по меркам эволюционной истории) между многочисленными современными человеческими популяциями и этническими группами, их исключительно богатое культурное много- образие имеют куда более глубинную, биологическую и когнитив- ную, основу, чем это представлялось просветителям и социальным реформаторам XVIII–XIX вв.
Хотя философское знание выполняло и до настоящего времени продолжает успешно выполнять мировоззренческие функции, необхо- димо признать, что интерес к философии никогда не носил массового характера (если, конечно, философию не отождествлять с насильно насаждаемой диктаторскими режимами псевдонаучной социально- политической мифологией), а философские исследования оставались уделом сравнительно узкого круга лиц. Потребность в философских знаниях со стороны более широких социальных слоев, как правило, значительно возрастала в эпохи мировоззренческих кризисов, перио- дически возникавших в «смежных» областях духовной культуры — в теоретической науке, в религиозном мировосприятии, в социально- политической идеологии и т.д. Свою защитную, мировоззренческую функцию философия могла более или менее успешно выполнять на протяжении всей европейской истории, по-видимому, только благо- даря достаточно тесным взаимосвязям практически со всеми видами духовной культуры, оставаясь при этом инструментом познания чело- века и внешнего мира, специфическим средством информационного контроля окружающей среды и внутренних состояний людей. Харак- терно, что за пределами христианского мира философия, как правило, не брала на себя специфические познавательные функции и по сути дела синкретично сливалась с религиозным мировоззрением, как это имело место в период европейского раннего средневековья. Бурный рост естественных и социальных наук, постепенно, на протяжении последних пяти веков, обособившихся от европейской философии, не отменил мировоззренческую потребность в синтезе знаний, в философских обобщениях. Интерес к философским обобщениям, конечно, диктуется не только запросами индивидуальной психики —